Литературно-исторический альманах Скайград

Скайград

 

 



Предисловие автора

«Вятская республика» была написана примерно два года назад. С той поры вследствие проведенных разысканий в распоряжении автора появились новые исторические факты и гипотезы, вызвавшие новые мысли и догадки, результатом которых стала эта работа. Основные выводы остались прежние, но некоторые уточнения и дополнения дают возможность более подробно разглядеть события многовековой давности и, как мне кажется, приблизиться к истине. Так как автор не является профессионалом в данной области, все сделанные им выводы должны рассматриваться как предварительные, а потому требующими дальнейшего изучения, поиска доказательств или опровержений. Для заинтересованного читателя это будет информация к размышлению.

 

ДРЕВНИМИ ПУТЯМИ


«Вслед за первой открыто плывущей по реке лодкой,
крадучись под защитой невысокого берега, шли боевые ушкуи.
На переднем струге, приподнятая как знамя, сияла окладом
из Югорского серебра икона с ликом святого Николы Чудотворца».

Отрывок из повести «Верхняя Слобода».


1. Топонимы 14 – 15 веков

Перед нами карта-схема средней Вятки, – ареала расселения новгородских и других русских людей начиная с 14 века. Реки были основными путями древности: летом – водными, а зимой – санными. Поэтому, прежде всего, обратим внимание на крупные притоки Вятки. Это Молома, Великая, Быстрица, Чепца и Белая Холуница. Названия характерны для русского севера. Два первых имеют аналоги в Новгородском регионе: река Великая течет через Псков, там же есть река с похожим названием – Молога. Кроме того, небольшим речкам (и поселениям) в ареалах начального расселения русских от Новгорода по Днепру и верхней Волге, было принято давать гидронимы с женским окончанием ЦА. Смысл их названия легко понятен, поясню только, холуй – песчаная коса, пляж на реке. Гидроним Сандаловка как и распространенная у нас фамилия Санталов образован от древнерусского (скандинавского) имени Сантал, что опять же косвенно говорит о связи Вятского региона с Русским Севером. Несколько сложнее объяснить происхождение гидронима «Чепца». Это или производное от слова «цепь» или видоизмененное «речица».

Щелкните, чтобы увеличить

Синие квадраты – топонимы с окончанием щина, светло-зеленые – инцы, темно-зеленые – ята, красные – татарские топонимы, оранжевые – удмуртские. Черный треугольник – древние городища. Зеленым цветом показаны малопригодные для заселения территории: болотистые леса и поймы рек. Пунктиром – старые дороги.

Некоторые речки ранее имели другие окончания в названиях. Хлыновка – Хлыновица, Медянка – Медяница, вероятно, и Никулинка – Никулица.

Окончание ИХА костромское, распространенное у нас и в других соседних областях. Окончание КА распространено ныне повсеместно, его можно связать с расселением великороссов в 16 – 18 веках.

Знаком «синий квадрат» на схеме нанесены ныне существующие деревни и урочища с окончанием в названии ЩИНА. Например, Поповщина, Булатовщина, Фоковщина, Топоровщина, Монастырщина, Рыловщина и т. п. Такие названия характерны для территорий начального расселения славяно-русов. Ныне это Псковская и Новгородская области, отчасти Беларусь и поднепровская Украина. В значительном количестве более нигде кроме Вятки они не встречаются. По ним можно судить о районах первоначального поселения выходцев из Новгородской земли и дальнейшего расселения их потомков в 14-15 веках. Это, как видно из схемы, западный берег Моломы, бассейны реки Великой южнее Юрьи, Хвощевицы, Полоя и отчасти Быстрицы, Просницы и Холуницы. Единичные случаи попадаются к северу от Совья и Нагорска. Данные топонимы образованы в основном от вятских фамилий, но есть исключения.

В некоторых случаях удается проследить видоизменение топонимов (утрату окончания) в окрестностях села Совье: село Рязань когда-то называлось Рязановщина, Буслаево – Буслаевщина. Вполне вероятно, что и Казань (на севере Слободского р-на) называлась Казанщина.

Наличие таких окончаний само по себе не означает, что данные деревни были основаны 5–6 веков назад. Можно лишь говорить о традиции имянаречения, сохранении преемственности поколений, языка и обычаев в данных местностях. Причем к местам редкого распространения таких окончаний нужно относится осторожно, так как названия могли появиться здесь в более поздние века от переселенцев, склонных давать новым деревням знакомые названия.

Знаком «светло-зеленый квадрат» указаны деревни с характерным окончанием в названии ИНЦЫ: Лукинцы, Тиминцы, Ивакинцы. Как видно эта другая волна заселения почти не соприкасалась с первой и занимала свободные земли на востоке рассматриваемой территории и лишь в небольшом количестве в западной ее части.

Символом «темно-зеленый квадрат» отмечены костромские названия с окончанием ЯТА, которые дополняют эту вторую волну миграции (вероятно из устюжских и двинских земель).

Подавляющее большинство остальных топонимов соответствует северорусским и среднерусским традициям. Однако есть исключения.

Как известно, вятские удмурты и татары ныне компактно проживают в Слободском районе вблизи татарского села Карино. (Это возможно русское название, татары называют село Нухрат, – от удмуртского названия реки Вятка.) Его части по распространенным татарским фамилиям имеют собственные названия Арасланово и Касимово (татарские топонимы обозначены «красным цветом»). Также здесь имеются татарские селения Деветьявово, Шемордановы, Ильясовы, Митюковы, Кокор (Кокирь) и удмуртские села (удмуртские топонимы обозначены «оранжевым цветом») Красногорье (Чола), Бурино (Щура), Омсино (Чабья), Паскино (Поска), Сизево (Бигра), Круглово и др.

Замечание. Фамилия Деветьяров является несколько русифицированным вариантом татарской фамилии Давлетяров, которая в свою очередь произошла от имен Давлет-Ярык.

Но схожие нерусские названия встречаются и по другую сторону Вятки в речной петле между Никуличем и Шестаковым. Кроме того, тут же мы сталкиваемся со странным фактом полного отсутствия на современных картах топонимов деревень с окончанием ЩИНА. Если бы не данные археологии по Никуличу и летописные упоминания периода начального расселения русских на Вятке, то можно было бы сделать вывод, что новгородцы здесь не селились. Да и вторая волна поселенцев (зеленый цвет, ориентировочно конца 15 –16 веков) встречается здесь только в северной части. Если судить по топонимам, русское население, давшее все-таки большинство нынешних названий, появилось здесь в более позднее время. Кто проживал здесь до того?

Приглядимся внимательней к названиям в данной местности. В настоящее время здесь имеются следующие необычные топонимы:

Кассины, (Касинская на карте 19 века, современная фамилия Кассины произошла, вероятно, от удмуртской Кайсины), Самсины, Булдаки, – все это следы проживания здесь удмуртов. Помимо это здесь есть русская деревня с названием Вотское – (на схеме подобные топонимы обозначены символом «В»). Расположенная к северо-западу от Вотское деревня Помзино вероятно находится в языковой связи с удмуртским Омсино, что увеличивает число характерных топонимов.

Деветьярово, Абдалы (или Обдалы, по переписи 1926 года было две таких деревни, вторая – под Шестаково), Калининская (ниже Слободского, по переписи 1926 г. в ней кроме русских жили удмурты и татары, фамилия Калинин встречается у татар), Барамзы, Кокори (сравните с Кокор на Чепце, где жило много татар),

Добавлю, что на карте 19 века есть деревня Урусовская (как известно татары так звали русских) – (символ «Р»), и еще одно Деветьярово, – к западу от устья Чепцы.

Кроме того, в окрестностях Шестаково по переписи 1926 года было 7 деревень с топоосновой «устюжанин» (от города Устюг) и две с названием Вотская (их вторые названия Вотские Фаришонки и Вотский Погост, однако удмуртов здесь уже не числилось). Нужно заметить, что и теперь во всех этих селениях живут в основном русские.

Рассмотрим окрестности Хлынова. Новгородские названия сохранились здесь только вдоль речек Полой – 6, Хлыновки – 3 и компактно вдоль современной дороги Орлов - Киров, – 3. Возможно, некоторые были поглощены при расширении города Кирова. Например, Вересники – Вересниковщина. Здесь же поблизости от них встречаются топонимы второй волны заселения, с окончанием ИНЦЫ, – всего 8.

Вдоль старой дороги Орлов – Хлынов (появившейся, скорее всего, в 16 веке) сосредоточены нерусские топонимы: Зенгино, Салмаки, Табары, Лянгасы. Вторые Лянгасы – на берегу Вятки южнее устья Хлыновки. Здесь же поблизости Булдаковы, Кырмыж, Бахта, Бусоргино, Садаки. (Помимо Булдаковы есть еще Булдаки возле Никульчино и Булдачиха к югу от Зенгино. Фамилия это ныне русская, но татарского происхождения. Аналогично Бусоргино.)

Топоним Бахта и сопутствующий гидроним Бахтинка перекликаются с Тохтино (Тохта) на речки Вочка (приток Моломы). Здесь можно видеть группу из пяти явно татарских топонимов: Тохтино, Мургазеево, Бизяево, Шабуры, Забайдуг.

Наличие вблизи от Хлынова топонима Кырмыж примечательно. Кырмыж – южный приток Быстрицы, вблизи его устья есть деревня с таким же названием (кстати, рядом еще одно Карино). Перенос названия мог быть сделан оттуда поздними переселенцами. Однако нужно заметить, военный городок со схожим названием Курмыш (означает: «маленькая крепость») был поставлен в 1372 году на Суре москвичами для оказания давления на Волжских болгар. Такой вариант происхождения названия очень интересен.

Есть под Кировым (Хлыновым) деревня Татары – «Т», а также две с названием Русская – «Р». (Единичные Цыгане, Лезгины, Поляки и Латыши, – не рассматриваются, как очевидно более позднего периода появления.)

Интересен топоним Ямнино вблизи Кирова. Еще одно Ямное, вероятно от ямской станции, есть в верховьях Быстрицы, на схеме они обозначены символом «Я». Как известно, со времен Орды и до 19 века в России существовала ямская служба, – система дорог и станций (ям) с обслугой для передвижения чиновников и других важных особ в пределах империи. Данные топонимы указывают на пункты данной сети в пределах схемы. Пунктиром показана реконструкция автора дорог того времени. Они прокладывались по возвышенным (сухим) местам водоразделов и вдоль высоких берегов рек.

Татарских названий на остальной части карты-схемы относительно немного. В частности: Сарбай и Нагай за рекой Белой Холуницей. Очень любопытно, второе название деревни Сарбай – Кремлевская! Названия эти перекликаются с Сарбои – на речке Шиям, притоке Быстрицы

Смотрим дальше: два Башарово, – вблизи села Совье и на реке Быстрице не вдалеке от Сарбои, Ашлань (на Снегиревке), рядом Ишимовы, Ваулины, Кунгуровы и др. – в южной части карты, Азлань (Ужеговица).

Добавлю к этому несколько «курьезные» названия на ЩИНА – Татарщина, Мамаевщина и Казанщина – «черный квадрат». Находятся они на краях предполагаемого региона начального расселения русских. Неясно, получены они от русских фамилий татарского происхождения (Мамаев, Татаринов), или от прозвищ (Мамай, Татарин), или, все-таки, по принадлежности данных выходцев, – например, из Казани.

Под Котельничем есть деревни Черемисская и Пармаж. Еще одни Черемисы были между Вахрушами и Слободским. Эти марийские названия обозначены символом «Ч».

Вблизи Орлова есть Башкерь. Между Великой и Совой – удмуртский топоним Кильмезь. Здесь же (ближе к селу Совье) компактная группа Шабары, Дидино, Башарово неясной принадлежности (как, кстати, и Бобино и Мурыгино южнее).

Вблизи Орлова есть Башкерь. Здесь же и в верховьях речки Полой (полый) – Исуповы.


Все перечисленное выше свидетельствует о соседстве проживания разных народностей в прошлые времена. То же можно сказать и о ранее указанных назывных топонимах типа «Р», «Ч», «Т» и «В».

Но вернемся к местности вокруг Никулича. Поищем здесь следы пребывания первых русских поселенцев. Прежде всего, это село Волково, – по преданиям древнейшее.

Село Макарье хотя и имеет тезку на Моломе, нельзя отнести ко временам республики. Расположение на переправе через Вятку свидетельствует о более позднем его основании, когда появилась дорога из Хлынова в Слободской. Кроме того, Макарий – московский святой.

Слобода Демьянка (ныне район города Слободского) после некоторых сомнений может быть причислена к нашему списку. Ничего неизвестно о существовании здесь древнего храма, нет следов каких бы то ни было земляных сооружений, название местных речек – Пятериха и Подрезовка.

Другое дело – северная часть города Слободского – Светлицы, о которой уже шел разговор.

На северной окраине Слободского есть деревни Ерусалим, и Пестовы. Первое говорит о связи с монастырем, а значит, вряд ли относится к временам Вятской республики, а второе хотя и является распространенной новгородской и вятской фамилией, не может быть надежным маркером.

Итак, часть древних русских топонимов 14-15 веков сохранилась: Никульчино, Волково, Слобода (Слободской), речки Никулинка, Сандаловка, Рубежница, и возможно части города Слободского – Светлица и Демьянка (см. примечание).

Кроме того, можно предположить, что некоторые старые названия утратили окончания: Волково – Волковщина, Зониха – Зоновщина, Боровые – Боровщина, Рыловы – Рыловщина, Боярское – Боярщина. В правой части приведены топонимы, встречающиеся в других местах на Вятке.

Еще раз замечу, что в древности в устах новгородских русичей эти названия звучали несколько иначе. Во-первых, они предпочитали окончания ЦА, кроме того, произносились они как ЧА, то есть в нашем случае: Котельнича, Никулича (слобода и речка), Светлича, Сандаловича. Еще лет 20 назад старики в северных районах области произносили именно так. Кстати, переселенные в Москву в 1478 году жители Новгорода называли свое поселение слобода Лубянича (ныне это мрачноватая Лубянка). Как уже писалось, аналогичное явление произошло и с жителями бывшего Никулича.

Итак, татарские топонимы помимо современного района расселения татар и удмуртов (вокруг Карино) обнаруживаются в следующих местах: к северо-западу от Никульчино (здесь же удмуртские), в окрестностях Кирова (Хлынова), вдоль реки Вочка (или Вотька?), вдоль Быстрицы и в целом южнее Котельнича и Чепцы.

Таким образом, в названиях деревень к северу от Никульчино сохранились следы проживания здесь в прошлом татар и удмуртов. О мирном соседстве русских и вотяков после первоначального периода враждебных действий говорят вятские хроники.

В окрестностях Хлынова, по-видимому, нет удмуртских названий, что согласуется с преданиями об уходе вотяков из этой местности после погрома ушкуйников примерно в 1399 году.

Татарские топонимы кое-где соприкасаются с русскими топонимами первой и второй волны расселения, но обычно находятся по краям их основных группировок, часто образуя цепочки вдоль древних сухопутных дорог. Тогда как русские обычно тяготеют к рекам и их притокам.

За пределами карты обнаруживаются скопления топонимов с окончанием ЩИНА в следующих местностях:

западнее Моломы (Свеча, верховья Ветлуги, – притока Волги) – 14 названий,

нижняя Вятка в районе Нолинска – отдельная группа из 9 названий.

Рассмотрим также регион верховий Вятки и ее притока Кобра севернее Шестаково и Нагорска. (Это восточная Кобра, не путать с притоком Моломы такого же названия, – извилистая.)

Здесь имеются следующие интересные для нас топонимы: три с окончанием ЩИНА, много с окончаниями ИНЦЫ и ЯТА, большая деревня Слобода на притоке Кобры Большая Мышья. При этом притоки Вятки по мере их удаления на север имеют такие названия: Озерница, Орловица, Вобловица, Выдрица, Федоровка, Войчиха, Сименовка, Песковка, Холуная, Большая и Малая Светлица, Мытецовка и Мытец. Севернее начинаются коми-названия.

Напомню, гидроним Кобра используется для притока Моломы. Топонимы с окончанием ЕЦ типа Крутец, Крутцы, Конец, Вострец, (всего более десятка) характерные для русского севера в заметном числе есть на нашей карте. Названия деревень типа «Слобода» и «Слободка» в настоящее время встречаются в районах новгородских поселений на Вятке 8 раз (не считая пригородных слобод Демьянка, Филейка, Дымково и т. п.)

Характерно, что между гидронимами с окончанием ЦА есть четкий пробел из других. Все перечисленные маркеры говорят о компактном присутствии здесь в прошлом новгородских русских поселенцев. То есть местность к северу от Нагорска являлась в период проживания в ней потомков новгородцев и близких к ним других русских обособленным «анклавом».

На схеме указаны древние городища: черемисское Кокшара (Кок-Сарай, – «синий город»), знаменитая Болванка (см. ниже), Кривоборское на Чепце, Вятское (вблизи Хлыновского кремля), Чурша, а также древние поселения на месте Никулича и Слободского кремля. Самое древнее из них (ананьевской культуры, начало первого тысячелетия н. эры) Чурша в п. Первомайский. Его сохранившееся название говорит о славянском присутствии. Чур, или Щур (пращур) – почитаемый культовый предок, хранитель племени. Высеченной из дерева фигуре Чура поклонялись во время обрядов. У приокских вятичей это был легендарный Вятко. Подчуршинское (Спасское) село могло быть основано русскими одним из первых в округе наравне с Волково. За это говорит расположение его в месте древнего берегового городища язычников, – первые христиане появившиеся здесь не могли не поставить на нем часовню, а значит и поселение рядом. В связи со сказанным интересно другое название удмуртского села Бурино – Щура. Видимо вятские удмурты испытали влияние славянской мифологии (см. ниже).

Примечание. Автор уже высказывал предположение об ином прежде названии речки Спировка, протекающей по северной окраине Слободского. Перемена названия, возможно, объясняется тем, что речка происходит от слияния двух примерно равных притоков. Кроме того, это могло быть сделано для удобства разделения схожих названий рек и поселений на них. То есть поселение (слобода, часть города) вдоль берега речки Светлица по распространенной схеме получило свое название от нее: «У Светлицы», позже сокращенное до просто Светлицы, а сама речка утратила старое название, получив вместо него имя своего притока. На моей памяти, на окраине города появилась фабрика игрушек, и вскоре новые жилые кварталы поблизости от нее стали называть «У Игрушки». Со временем появилась разговорная форма «живет на Игрушке». То есть слово Игрушка – стало обозначать определенный район города, хотя сама фабрика уже перестала существовать и скоро может получить другое наименование. Замечу, что некоторым покажется более правдоподобным появление местного топонима Светлицы от названия для светлых изб с большими стеклянными окнами (Светлица, Светелка). Однако селится здесь, как известно, стали уже в 16 веке, когда такие жилища еще не были распространены.

При составлении схемы использовались различные топографические карты и результаты переписи 1926 года по Слободскому уезду.


2. Слободской «Аркаим»

Деревня Верхние Кропачи (или Верховская) расположена на высоком береговом холме вблизи северной окраины города Слободского. Старая ее часть занимает территорию примерно 200 на 300 метров. Средняя высота поверхности земли в этом месте 160 – 165 метров над уровнем моря. Высота материкового берега примерно 45 метров. В настоящее время река Вятка протекает на километровом удалении от него.


На схеме показана реконструкция ландшафта 500-летней давности. Горизонтали проведены через 5 метров по высоте, уровень воды в Вятке принят за 115 метров, ближайшая к реке горизонталь – 120-я, пропущены 125 и 145-я. Речка Спировка обозначена буквой «С», южный край деревни Верхние Кропачи (предполагаемое местонахождение Верхней Слободы) обозначен буквой «В», деревня Денисовы – «Д», современные дороги (без указания сопутствующих им выемок грунта и насыпей) – черным пунктиром.

Красным цветом показан вал-уступ высотой 12 – 15 метров и длиной примерно полтора километра. Верхняя кромка Уступа почти точно следует вдоль горизонтали «150». Восточная его часть около ста метров длиной (между дорогой и берегом реки) прекрасно сохранилась. Это довольно крутой, поросший хвойным лесом, правильной формы откос. Несмотря на хозяйственную деятельность (на уступе в средней его части еще недавно добывали красную глину для производства керамзита и кирпичей) и прокладку дорог, остальная часть Уступа достаточно хорошо просматривается на местности и на старых картах между 140-ой и 150-ой горизонталями. В настоящее время он заканчивается у деревни Пестовы («П»), стоящей на верхней его кромке, где соприкасается с развилкой современных автодорог. Данная особенность рельефа не может быть объяснена какими-то естественными причинами (водной эрозией, выветриванием), и, несомненно, имеет искусственное происхождение.

Местность, прилегающая к западному краю Уступа, за последние десятилетия значительно изменилась: был устроен песчаный карьер, а севернее его – городская свалка. Автор полагает, что ранее здесь существовал искусственный ров (показан красным пунктиром), соединявшийся своими концами с оврагами ручьев. Этот ров использовался под свалку городских отходов и ныне почти не просматривается.

На расстоянии примерно 250 метров к северу от Уступа в непосредственной близости от окраины деревни Верхние Кропачи обнаруживается еще один уступ гораздо меньшей длины и хуже сохранившийся. С северной (напольной) стороны деревни при желании можно усмотреть ныне уже почти сравненный с землей и засыпанный отходами ров выходящий на крутой берег реки.

Таким образом, поселение, существовавшее на месте Верхних Кропачей (судя по объему выполненных земляных работ, это был средневековый городок), имело со всех сторон хорошие естественные и искусственные укрепления. С востока – 40-метровый берег Вятки; в северной части имеется протяженный и глубокий овраг. Южное направление было защищено Уступом, западное – вероятно, рвом. Вдобавок к этому с северо-запада от деревни Денисовы его прикрывали труднопроходимые даже в настоящее время болотистые леса. Вероятно, в комплекс оборонительной полосы входило и естественное продолжение Уступа в западном направлении вдоль берега Спировки вокруг урочища Крутец («К»).

Если учесть, что описанные земляные преграды могли быть дополнены деревянными ограждениями и лесными завалами, то окрестности Верхних Кропачей представляют собой даже с современной военной точки зрения хорошо защищенный от нападения район общей площадью примерно один кв. км. Ничего подобного на Вятке (за исключением может быть только района вокруг села Юрьево) больше нет. По многим признакам это была упоминаемая в летописных текстах и до сих пор не идентифицированная на местности Верхняя Слобода, – предтеча города Слободского. Замечу, такое мнение высказывалось краеведами и ранее.

Место, примыкающее к городской свалке с востока площадью около гектара, покрыто лесом, то есть, вероятно, никогда не использовалось для сельскохозяйственных работ. Здесь могло находиться кладбище 15 – 16 веков.

Замечание. Значительность сооружения ставит естественный вопрос: могли ли жители Слободы более 500 лет назад без применения техники осуществить подобный объем земляных работ? Проведем простой расчет. Для придания пологому склону на отрезке 1000 метров крутизны необходимо срезать и переместить на расстояние 100 – 200 метров примерно 600 000 кубометров земли (1000 метров умножить на 100 метров и умножить на половину высоты Уступа, – 6 метров). Если взять норму выемки грунта для землекопа равную 10-ти кубам в день, то 300 человек выполнят весь объем работ за 200 дней, то есть за один летний (или зимний) сезон. Конечно, еще необходимо какое-то количество лошадей и возниц для транспортировки, но их число на порядок ниже. На практике Уступ копали (кое-где вероятно используя удобные особенности рельефа) не один год, а потому число работников могло быть значительно меньше.

В подтверждение этих слов один пример. В окрестностях Слободского на речке Спировке (вблизи урочища Крутец) сохранилась плотина мельницы Кузьминка, которая до сих пор производит впечатление своими размерами. Если какой-то мельник Кузьма, скорее всего разжившийся мужик, мог позволить себе нанять бригаду землекопов и соорудить подобное, то, что могли сделать сотни, а то и тысячи людей обеспокоенные своей безопасностью?!

Что касается численности населения Верхней Слободы, то можно произвести еще один оценочный расчет. Как известно в 1489 году на Вятку прислали 64-тысячное московское войско. Даже если учесть многократный перевес сил, в трех оставшихся вятских городках (Никулич, Хлыновка и Слобода) и окрестных селах должно проживать не менее 9 тысяч боеспособных мужчин. Таким образом, мужское население Слободы и трудно учитываемых мобилизованных окрестных селян составляло примерно 3 тысячи человек. Можно положить, что и все население Верхней Слободы составляло примерно столько же. Очевидно, расселение их не ограничивалось только территорией нынешней деревни Верхние Кропачи. Протяженный вал обеспечивал безопасное проживание на значительной прилегающей к нему местности. Скорее всего, здесь располагалась группа поселений разной величины, в частности на месте деревни Пестовы.


В месте, обозначенном на схеме символом «А», находится любопытнейший Артефакт, наверняка связанный с деятельностью людей живших здесь в древности.

Впервые автор побывал в этом месте более 20 лет назад. И уже при первом случайном созерцании ощутил соприкосновение с чем-то неизвестным из другой реальности.

Это почти прямолинейный спуск, прорытый в крутом берегу, очевидно, для уменьшения уклона при подъеме и опускании по нему людей и грузов. Ширина спуска постоянна, – около четырех метров. Склон берега и стенки спуска покрыты хвойным лесом, толщина стволов 18 – 45 см., – некоторым деревьям может быть более 120 лет. Дно спуска ровное, с постоянным уклоном, заросло дерном и низкорослыми кустами. Деревьев и следов пней на нем не обнаружено. 15 – 20 лет назад спуск непродолжительное время использовался как объездной путь автомашинами, идущими за песком, добываемым у реки в районе Александровской Дачи. При этом следов интенсивной деятельности (колея от машин, остатки свежих земляных работ) нет. Не похоже, что спуск был отрыт именно тогда. Скорее всего, его только восстановили, – убрали мешающие деревья и кусты. Об этом свидетельствует опил, кое-где встречающийся на поверхности спуска среди травы.

Но главное возражение против его недавнего происхождения, – двухступенчатые террасы, веером уходящие по краям от его начала в верхней части. Правые террасы (вверху шириной три метра) используются людьми в качестве дорожек, удобно огибающих береговой склон. Было ли их применение так задумано изначально, – не ясно. А вот левые (они также не строго горизонтальны, имеют заметный уклон в сторону спуска и берега), длиной 50 метров, более широкие (до 5-ти метров), – никакого видимого применения не имеют. Сделаны они очень аккуратно, покрыты дерном. Со стороны берега на террасах и их довольно крутых склонах (высотой 2–3 метра) растут деревья того же возраста и вида, что и вокруг на береговом склоне и примыкающем к нему Уступе.

По словам местной жительницы (примерно 70-летнего возраста), убиравшей здесь сено, на ее памяти данное земляное сооружение было всегда и никак не использовалось. В настоящее время в качестве спуска и подъема применяется уезженный машинами в две колеи береговой склон ближе к деревне.

Автор считает, что данное сооружение вместе с оборонительными Уступами входило в комплекс Верхней Слободы. О его назначении можно сделать такое предположение: спуск использовали для перетаскивания к реке и обратно небольших судов и лодок. В верхней части на террасах они, вероятно, строились, ремонтировались и хранились в зимний период. Одним словом, – это была судоверфь.

В трехстах метрах к югу имеется еще один спуск к несуществующему ныне руслу Вятки (на схеме выделено изгибами горизонталей). Напомню, река сейчас протекает примерно в километре к востоку. Материковый берег в этом месте значительно ниже, потому данный спуск более пологий и короткий. Примечательных деталей здесь нет, но и он при правильной форме не имеет следов активного водотока и современной деятельности людей. Искусственность его происхождения и приличный возраст не вызывают сомнений.

Описанные особенности безотносительно ко времени их сооружения являются уникальными историко-географическими памятниками в окрестностях города и нуждаются в изучении и охране, особенно в связи с появлением в последние годы поблизости от них частных владений и возобновления добычи песка в районе Александровской Дачи.

Примечание. В разделе «фото» будут размещены фотоснимки указанных земляных сооружений.

 

3. Крестные ходы на Вятке

До наших времен сохранилась память о трех древних крестных ходах. Названия их: Борисоглебский, Георгиевский и Великорецкий. Последний – самый известный. История его по церковным преданиям вкратце такова.

В 1383 году крестьянин деревни Крутицы Агалаков нашел на берегу реки Великой икону св. Николая Чудотворца. Она была помещена в местную церковь.

После 1400 года ее впервые по настойчивой просьбе принесли в Хлынов, но лишь через какое-то время она окончательно там осталась, с обещанием каждый год приносить на место счастливого обретения.

В 1554 году в Никольской церкви Хлынова, где на тот момент находилась икона, случился пожар, но икона уцелела. На следующий год ее отправили в Москву ко двору Ивана Грозного, где поновили, а в 1556 она вернулась обратно.
В 1614 – 15 годах икона снова была в Москве.

В 1668 году на Вятку прибыл первый Вятский архиерей – епископ Александр. По его указу начинается ежегодно (6 июня по современному стилю) отмечаться праздник этой признанной чудотворной иконы с совершением крестного хода на реку Великую. До этой поры крестные хода совершались не регулярно, возможно, даже неофициально. То есть можно говорить о возрождении забытой или не поощряемой до того традиции.

В 30-х годах прошлого века в ходе гонений большевиков на церковь икона Николая Чудотворца бесследно пропала, а храм, где она находилась, – взорван. Ныне традиция Великорецкого крестного хода возобновлена.

Здесь и во всех остальных работах автора по Вятской истории даты приведены в соответствие с наиболее распространенной среди краеведов хронологией. Дело в том, что в Вятских летописных памятниках составленных много позже указанных событий, первое появление новгородцев на Вятской земле отнесено к 1174 году. Однако большинство историков сомневаются в этом и сопоставляют описываемые события с известным из других русских летописей сообщением о погроме, учиненном на Вятке новгородскими ушкуйниками в 1374 году. То есть (на радость Фоменко) получается временной сдвиг ровно на 200 лет. Соответственно передвигаются многие последующие даты. Пока не ясно, случайно произошла эта ошибка или налицо намеренная фальсификация Вятской истории.

Николай Чудотворец считался покровителем путешественников и торговцев, как раз то, что было нужно ушкуйникам. Ранее автором (и не только им) высказывалась мысль, что память об удачных военных и торговых экспедициях под водительством этой иконы сохранилась в традиции крестного хода. С этих позиций и будем рассматривать летописные факты.

С конца 18 века Великорецкий крестный ход стал пешим, причем православные греческого обряда совершают его навстречу Солнцу по замкнутой петле с посещением села Великорецкого, начиная и заканчивая в современном городе Кирове. Старообрядцы двигаются в противоположном направлении – по ходу Солнца. Однако до 1778 года крестный ход шел по рекам: из Хлынова вниз по Вятке до устья ее притока реки Великой (примерно 30 км), и далее вверх по притоку до села Великорецкого еще столько же. Ясно, что при таком передвижении соблюсти каноны затруднительно. Приходится признать, что наши предки мало заботились об этом.

Название «река Великая» для относительно небольшого притока Вятки звучит несколько странно. На основании некоторых замечаний летописцев («внидошася в великую реку вятку») можно сделать вывод, что, по-видимому, новгородские переселенцы «Великой рекой» звали саму реку Вятку! Таким образом, название Великорецкого крестного хода связано с названием главной реки в регионе, а не ее относительно незначительного притока. После смены власти в 1489 году реке вернули прежнее название, а гидроним «Великая» перешел на ее приток. Произошло это благодаря тому, что по этому притоку проходила часть известного Великорецкого крестного хода.

Упоминаемой деревни Крутицы ныне нет (зато есть деревня Агалаченки). Скорее всего, она стояла когда-то на крутом месте, – где нынешнее село Великорецкое.

Борисоглебский крестный ход считается самым ранним у нас. Он связывается с основанием нового хлыновского поселения, вблизи разгромленного в 1399 году в ходе успешной военной акции древневятского (чудского или удмуртского) городка. Шел он из Никулича (очевидно по реке) с иконой св. кн. Бориса и Глеба в Хлынов с хождением вокруг этого града. Были и другие попытки поставить церкви (а значит и поселения) в этом районе. Успех пришел не сразу: «от Никулицина вниз за Вяткою рекой хотеша поставить церкви, но от набегов же чуди, отяков и черемисов те церкви не даша поставить». «Христиане же те святые церкви (Богоявления и Воскресения) построиша во граде Хлынове во времени, егда наипаки умножася благочестие». Первым же храмом в Хлынове был Крестовоздвиженский. Замечу, что подобные наименования храмов и чтимых икон не характерны для ушкуйников, тяготевших к «сильным» и «воинственным» святым с личными именами. Например: Георгий Победоносец, Илья Пророк (и Громовержец – эквивалент Перуна!), а также св. князья.

Георгиевский крестный ход возник как память об успешном сражении за Волковский погост. Проходил он дважды за лето из села Волково через Никульчино в Хлынов, с торжественным возвращением ночью при свете огней. Причем помимо икон св. Георгия Победоносца и св. Илии Пророка первоначально носили железные наконечники стрел, обладающие якобы также чудодейственной силой. По преданию эти стрелы прикладывали к ранам для их скорейшего заживления. Такое применение легко объяснимо. Известно, что нагретым до красна металлом в походных условиях прижигали раны. Подобный метод врачевания, очевидно, произвел когда-то впечатление на мирных обывателей, после чего они придали этим кусочкам металла особый смысл.

Волковская церковь раньше называлась Георгиевской. Почти все известные церкви времен республики позже были переименованы.

По прошествии веков Георгиевский и Борисоглебский ходы были объединены. По замечаниям исследователей 19 века они уже не пользовались популярностью, а соответствующие иконы не почитались должным образом. Налицо явный провал в традиции, вызванный сменой духовных ориентиров у части местного населения.

Проанализируем изложенные факты. Инициатива всех трех крестных ходов исходила не от Хлынова. Начинаются они от церкви, где находится почитаемая икона, с которой идут (плывут вниз по Вятке!) к какой-то цели, а затем после совершения религиозных обрядов, возвращаются назад. К этому нужно добавить, что в связи с переносом иконы из Крутиц в Хлынов, Великорецкий ход изменил направление на обратное, кроме того, все ходы ныне по православному канону совершаются по кругу.

Великорецкий ход явно отличается от других. Он более известен, более протяжен, и, видимо, более официален. Его церковная история также отлична, и вроде бы не связана с военными действиями. Странно, что хотя причина возникновения его напрямую связывается с иконой св. Николая, в отличие от двух других вятских ходов в его названии она не фигурирует! Зато в народе до сих пор бытуют выражения типа: «Николай на Великую ушел».

С датами проведения крестных ходов ясности нет. Можно только заметить интересный факт. Празднования святых Георгия, Бориса и Глеба, Николая Чудотворца (Николы Вешнего) приходятся на май месяц: 6, 15 и 22 числа по современному календарю. Нужно отметить малоизвестный факт: современная разница между Юлианским и Григорианским календарями в 13 дней не является постоянной. В прошлом она была иная, – 6 веков назад примерно на 5 дней меньше. То есть указанные выше даты, если разговор идет о временах Вятской республики, нужно сдвинуть на 5 дней назад: 1, 10 и 17 мая по современному календарю соответственно. Что как раз приходится на период завершения ледохода на Вятке и установление теплого сезона, когда становится возможным передвижение по реке.

Учитывая все сказанное, а также то, что традиция иногда на длительное время пресекалась, можно сделать вывод, что многое дошло до нас в измененном виде. В частности, время проведения ходов могло быть сдвинуто и приурочено к определенным православным праздникам, маршрут следования видоизменялся, происходили совмещения проводимых мероприятий и раздвоение одного на старое и новое. Кроме того, тяготение ходов к Хлынову явно вызвано церковными и светскими властями этого города, ставшего в последствии (в конце 16 века) старшим на Вятке. Великорецкий ход первоначально явно шел по другому пути, лишь, когда хлыновцы прибрали икону себе, он обрел нынешний вид.

Первоначально логика возникновения крестных ходов могла быть примерно такова. Организованные военные походы в разных направлениях проходили под знаменем борьбы за веру Христову. С собой для воодушевления брали иконы. Когда после битвы с язычниками на завоеванном месте ставили новое поселение, то победоносную икону оставляли во вновь построенной часовне или церкви. Таких икон изначально было несколько. Борисоглебский и Георгиевский крестные ходы напрямую связываются с военными победами.

Однако в этих рассуждениях есть некоторые противоречия. Первую слободу по преданию назвали Никулицей, очевидно в честь св. Николая, особо почитаемая икона которого, фигурирует в нашей истории. Однако церковь в Никульчино в соответствии с храмовой иконой св. князей Бориса и Глеба называлась Борисоглебской. Церковники это расхождение объясняют тем, что взятие Болванки случилось на праздник этих святых, – 24 июля по ст. стилю. Кокшаров был взят, якобы, по молитве этим же святым, но дата уже не фигурирует. Кроме того, из других источников известно, что Болванка и Кокшаров были взяты независимо двумя отрядами ушкуйников. Что-то здесь не сходится. Можно только предположить, что вскоре после основания Никулича икона св. Николая действительно была утеряна или перенесена в другое место. Разбор фактов продолжим в следующей главе, а пока подведем итог.

Практически ежегодные ближние и дальние походы ушкуйников на Каму и Волгу не обходились без торжественных церемоний. Иконы выносили из церквей, совершались службы. Проводы и встречи их выливались в красочные религиозные шествия и моления. Поэтому когда военные походы по рекам прекратились, память о былых кампаниях, начинавшихся ежегодно как раз в начале летнего сезона, сохранилась у части населения в традиции ежегодных крестных ходов.

Итак, крестные ходы являются отголосками происходивших когда-то военных баталий, – «крестовых походов» на язычников, в которые брали с собой почитаемые и приносящие удачу (чудотворные) иконы.


4. Города и веси

Очень кратко рассмотрим ситуацию с городами и другими более или менее крупными поселениями тех времен. Характерно, что почти все они расположены на правом берегу Вятки.

Никулич считается первоначальной столицей Вятской республики, здесь раскопаны остатки русского города 14 – 15 веков. Однако находится он явно в глубине, вдали от основного нашего пути «из варяг в греки» – от Великого Устюга на нижнюю Каму и Волгу. Кроме того, особо мощных земляных оборонительных сооружений вокруг него нет. Запомним это.

Село Волково (Волковский погост) по всей видимости, было основано вскоре после Никулича. По своему расположению (вдали от реки и современных дорог, на относительно ровном месте) оно ничем не примечательно и вряд ли могло иметь какое-то значение помимо пограничного пункта на ближних подступах к Никуличу, а позже церковного и административного центра местных поселян (переселенцев с Двины). Действительно, так как часть удмуртов после появления Никулича продолжала жить в лесах к северу от него (об этом говорят упомянутые выше топонимы), стычки с ними какое-то время случались. Место для Волково выбрано, исходя из того, что при движении с севера здесь удобнее всего обойти три прикрывающие город Никулич речки. В связи с этим интересно, что верховья речки Никулинки (выше Волково, где, судя по названиям деревень, сохранялось русское население второй волны) до сих пор зовут Рубежницей. Такое название имеет логичное объяснение, так как речка являлась, естественным рубежом обороны Никулича и территории к востоку от него. (Рубеж – пограничная полоса, где рубились, то есть, сражались мечами или топорами.) Очевидно, что новое население (после 1489 года) расселившееся по берегам этой речки ниже Волково уже не знало этого гидронима, а потому присвоило ей свое название – «Никулинка, – по названию села вблизи от одноименного городища.

Котельнич является древнейшим из сохранившихся вятских городов. С 1143 до 1374 года он известен как марийский городок Кокшаров (его городище находится поблизости от предполагаемого местоположения новгородской слободы). Северные «лесные» черемисы славились своим буйным нравом и, в отличие от «луговых», подчинявшихся Казани, долго сохраняли свою независимость. Благодаря удачному расположению этот город, оставаясь западными воротами Вятской земли, существует в данном статусе поныне. Изначальная его территория – береговой холм площадью до одного квадратного километра, естественно защищенный с трех сторон рекой и ее притоком.

Город Орлов стоит на месте переправы через Вятку на пути в направлении Хлынова. Сам этот путь появился не ранее конца 15 века. Дата его основания не ясна, есть туманное упоминание в летописи во время описания событий 1391 года. Более правдоподобно следующее. Впервые Орлов как крепость упоминается под 1459 годом, когда был заключен первый «кабальный» договор Вятки с Москвой. Вполне вероятно, что для контроля над Вятским регионом в его географическом центре и был тогда построен небольшой город (кремль), – опорный пункт Москвы. В последствии власть переместилась в новую столицу, и Орлов потерял свое первоначальное значение.

Археология старой части Кирова (Вятки) не дает оснований предполагать здесь значительного поселения во времена республики. Остатков, каких бы то ни было земляных сооружений той поры, здесь не обнаружено, да и само местоположение Хлыновской слободы точно не установлено.

В предании говорится, что ушкуйники теснимые вотяками и черемисами решили «устроить един град и замок крепкий во утверждение имети от нашествия супостат» на поле Балясковом, но заготовленный материал сам собой чудесным образом за ночь перенесся ниже по реке на соседнюю гору под названием Кикиморка. (Кикимора – божество женского рода у славян.) Для утверждения победы над язычеством именно здесь (считается, что это место в районе Кировского телецентра) был поставлен Крестовоздвиженский храм.

По другой версии первая часовня с образом Спасителя была поставлена на другом берегу речки Хлыновицы, где в последствии находилось село Хлыновское, затем район города «Слобода Хлыновка», а ныне Хлыновская улица и ул. Блюхера (Б. Хлыновская). С учетом рельефа многовековой давности (это возвышенное место тогда, по-видимому, было с трех сторон окружено водами Вятки и ее притока), данный вариант предпочтительнее.

Таким образом, Слобода Хлыновка была относительно небольшим поселением ушкуйников в устье левого притока Вятки речки Хлыновицы, защищенным лишь береговыми склонами. Из сказанного можно сделать важный вывод: в летописных сказаниях относящихся к 15 веку под названием «Хлынов» нужно (по крайней мере, иногда) понимать какой-то другой город.

Построенная где-то в начале 16 века к северу от слободы на высоком берегу Вятки вблизи от древнего языческого поселения (Кикиморки!), московская крепость (Хлыновский кремль), стала центром нового города. В последствии он стал главным городом на Вятке, и в его историю задним числом вписали все более-менее значительные события, происходившие в других (исчезнувших) городах Вятской земли.

О происхождении названия «Хлынов» существуют разные мнения. Самое простое – от гидронима Хлыновка (Хлыновица), происхождение которого очень заманчиво связать с распространенным у нас топонимом «Холуница». Это приток Вятки выше Котельнича и еще два ее притока (с прилагательными «Белая» и «Черная») в верховьях реки. Почти напротив Кирова есть озеро Холуново, а на реке Летке (приток Вятки выше Шестаково) есть село с таким же названием. На речке Ивкина (приток Быстрицы) есть небольшая деревня с названием Холуй. Стоит она на низинном песчаном берегу, что дополнительно проясняет смысл самого слова «холуй» – песчаная коса, пляж. То есть Холуница – это речка с широкими песчаными береговыми наносами. Замечу, что на такие берега удобно высаживаться с лодок и небольших речных судов. Можно далее найти некоторые аналогии с глаголом «хлынуть», который имеет явную связь с неожиданной водой: хлынул дождь, нахлынула волна. Если к этому добавить, что слово «холуй» имеет также второе значение (прислужник врага), то окончательно проясняется происхождение отрицательного смысла слова «хлын», – речной разбойник и бродяга. Так называли людей неожиданно нападавших на прибрежные поселения, – ушкуйников. С другой стороны, удмурты называли Хлынов несколько по-своему, – Кылно. По преданиям в Кирове на месте Александровского сада когда-то находилось главное их святилище Бадзым-Куала. После сожжения его ушкуйниками, часть язычников укрылась в лесах, часть ушла на восток, основав поселение Чола (село Красногорье Слободского района), некоторые ушли еще дальше, в сторону нынешнего города Глазова в Удмуртии. Куала – обрядовая постройка удмуртов, их верховный бог – Кылчин-Инмар. Кыл по удмуртски значит «язык». Совпадение звучания «к-л-н» любопытное, но недостаточное для того, чтобы делать из этого далеко идущие выводы.

Как и Хлыновка Верхняя Слобода, очевидно, появилась вскоре после основания Никулича, как его пригород. По некоторым признакам находилась она к северу от города Слободского, на возвышении, где ныне деревня Верхние Кропачи. Постепенно ввиду более отдаленного и потому безопасного положения в нее шел отток населения, и в последний период существования Вятской республики Верхняя Слобода могла играть существенную роль. Об этом свидетельствует описанный выше протяженный оборонительный вал-уступ и другие детали.

Никулич и Верхняя Слобода после 1489 года пришли в запустение. На месте Никулича остался лишь храм, а вблизи него сохранилось небольшое село Никульчино. На месте Верхней Слободы – ныне деревня Верхние Кропачи. Появившийся рядом город Слободской обязан ей своим названием. По всей видимости, находившийся в Слободе храм св. Николая был перенесен в Слободской кремль. Слободской Кремль – центр власти и место нахождение наместника – появился спустя какое-то время после 1489 года, но, скорее всего, еще в 1489 году был наскоро возведен Слободской Острог, использовавшийся как военный городок и тюрьма-концлагерь.

Можно допустить, что какое-то время «поселение городского типа» на месте Верхней Слободы продолжало существовать под названием «Слободской городок верхний». Из данного названия следует, что это был город выше по реке (да и по высоте) от известного Слободского кремля. Вот что пишет по этому поводу историк Н. Хан.

«Верхний Слободской городок впервые упоминается под 7048 (1532) годом в грамоте Ивана Васильевича Шуйского. Причем по предположению Хохрякова он представлял собой группу поселений. «Грамота Великого князя Шуйского на Вятку в Слободской городок верхний о расправе с татями и разбойниками» казалось бы, подтверждает некоторые сведения С. Герберштейна на 1526 год об уровне общественной безопасности на Вятке. Вместе с тем, согласно грамоте, проблемы с безопасностью были только у жителей Верхнего Слободского городка, и правительство Москвы предлагало самому населению бороться с преступностью, предлагая в то же время помощь в поимке преступников в других городах страны. Рассматриваемая грамота выделяет Верхний Слободской городок в качестве опорного пункта, как представляется по отношению к средневятским городам… Проводя текстологический анализ «Жалованной грамоты Ивана Васильевича шестаковцам» 1546 года В. Низов показал, что шестаковский городок «новый» был поставлен в 1542 году, очевидно, на месте «старого» окрестными крестьянами, надо полагать, Верхнего Слободского городка». Здесь можно согласиться со всем, кроме последней фразы, в которой не уверен и сам автор: «очевидно, на месте старого…».

Как видно, укрепления Верхней Слободы после 1489 года уцелели и использовались в качестве пограничного форпоста на северных подступах к городу Слободскому. В 1542 году этот рубеж, очевидно, в связи с изменением ситуации, передвинули выше по реке, где построили новый небольшой город-крепость, получивший название Шестаков. Вместе с прогнившими стенами (деревянные заглубленные в землю укрепления в нашем климате сохраняют свои функции не более 100 лет) окончательно завершилась 150-летняя история Верхней Слободы, ставшей в наши дни пригородной деревней слободских дачников. Как пограничная крепость Шестаков имел значение до конца 17 века. В то время на верхней Вятке было не спокойно: бежавшие на север, но не смирившиеся свободолюбивые потомки новгородцев «разбойничали».

Шестаково подносит некоторые сюрпризы: на карте 19 века оно обозначено как «Шестаковское (Китаевцы)», а в переписи 1926 года указаны его концы (районы): Верхний Посад, Елькинцы, Катаевцы, Шмели. Если не произошло ошибки в написании на карте, то местную фамилию Катаев нужно читать как Китаев, а это большая разница, если вспомнить о московском Китай-городе. Шестаковские Катаевы могут являться потомками присланных сюда в 16 веке московских ордынцев.

На карте 17 века город Слободской обозначен как Слободск. Окончание СК – типично для «россифицированных» топонимов городов 17 – 19 веков. Местные самоназвания отличались от них. Например, древнейший славянский город Смоленск изначально звали Смоленец, а в северных новгородских говорах – Смоленич. Но вряд ли наш город когда-то называли Слободец или Слободеч. По известным законам образования топонимов, существующая сейчас архаичная форма «Слободской» подразумевает наличие утраченного со временем существительного. Например, «Слободской городок», «Слободской кремль» или «Слободской острог». Логически это означает, что рядом с существующей (или существовавшей ранее) слободой был построен некий новый объект. То есть прилагательное «Слободской» первоначально служило для пояснения местоположения этого города, кремля или острога.

Ситуация со слободой Демьянка в какой-то мере напоминает описанную выше с Хлыновкой. Она также расположена в устье небольшого притока Вятки (речка Пятериха) на некотором расстоянии от старой части города Слободского. Существовала ли эта слобода во времена республики – вопрос. Можно только заметить, что появившийся вблизи ее город (Слободской) не перенял ее имени, – «Демьянск» (кстати, характерного для новгородской земли). Так же в отличие от Хлыновки здесь (по крайней мере, ныне) иное название речки. Косвенно подобные нюансы могут говорить о произошедшей замене части населения, а также о том, что вблизи появившегося Слободского города до того существовало две слободы, – Демьянка и Верхняя. Поэтому у нового города закрепилось нейтральное название «Слободской». Хотя какое-то время по началу его все-таки именовали «Слободской городок верхний». Замечу, что Демьян был чтимым святым (Козьма и Домиан). Слобода Демианица могла быть названа по часовне в его честь.

В устье Моломы видимо когда-то стоял немаловажный город. Об этом свидетельствует, прежде всего, хорошо сохранившийся доныне двухкилометровый ров, вероятно, наполняемый водой из реки. Город находился на важном схождении трех водных и сухопутных дорог: на север – к Великому Устюгу, на юг – мимо Котельнича на Каму, и на восток, – в глубь Вятской республики.

В настоящее время на этом месте село Юрьево. Поселение потеряло свое значение по многим причинам, одна из них – изменение русла Вятки. Ныне река протекает в десятке километров от села Юрьево. Очень любопытно, что невдалеке от него у подножия высокого холма есть деревня с говорящим названием «Болванская», которое более нигде у нас не встречается. В начале 15 века город Юрьев (название условное) мог играть значительную роль. Возможно, именно в это время он обзавелся протяженным рвом. В частности знаменитое ночное сражение 1418 года с устюжанами могло произойти именно здесь. (Из летописей нельзя точно определить место, где оно произошло, Устюжская часовня на краю Раздерихинского оврага в Кирове (Хлынове-Вятке) была поставлена много позже события, когда в Хлынове в основном жили устюжские выходцы.) Да и кровопролитная битва Рассохина с Никитиным случившаяся где-то в окрестностях Котельнича. Очевидно, шла борьба за прямой путь из Великого Устюга на нижнюю Каму и Поволжье. Путь через Пермь заметно длиннее, хотя именно им пользовались русские князья до конца 14 века.

В конце этой главы сделаю еще одно, почти курьезное, замечание. Некоторые радикально настроенные слободские краеведы высказывают смутно угадываемую и почти ничем не обоснованную, но приятную для местных патриотов легенду, по которой главный город ушкуйников – «невидимый град Хлынов» – представлял собой группу поселений-слобод, расположенных на территории нынешнего города Слободского. Автор не разделяет подобного мнения, но оставляет заинтересованному читателю право самому рисовать общие контуры этой уже почти фантастической версии.


5. Догадки и разгадки

По реке Сухоне до впадения в нее притока Юг (отсюда и название города Устюг) и далее вверх по этому притоку, а затем волоком до верховий Моломы и вниз по ней, – такой путь обычно проделывали новгородцы. Через волок в большом походе 1374 года перетащили только часть судов, недостающие плавсредства изготовили в верховьях Моломы. Это были наскоро сделанные насады, – однодеревки с дополнительно наращенными бортами. Их бросили в последствии где-то в устье Камы, и половина воинов вернулась на Вятку сухим путем на захваченных у татарских данников конях.

Как известно на своем пути через Молому и Вятку ушкуйники погромили два туземных поселения, Болвановку и Кокшаров, поставив здесь по возвращении из дальнейшего похода на Волгу свои городки. По преданию произошло это через 7 лет, – это время новгородцы якобы провели где-то на Каме, что маловероятно ввиду соседства с татарами. Скорее всего, поскитавшись по рекам какое-то время, они двумя ватагами вернулись на Вятку и обосновались в двух ранее погромленных ими городках. Одним из них был Котельнич, а вот вторым, скорее всего, – Юрьев. Отсюда началось распространение их влияния на Вятке выше устья Моломы, там, где находились основные поселения аборигенов, – удмуртов и вероятно славян-язычников. Вытеснение их с этих территорий (с частичным замирением) было проведено постепенно в течение следующих 20 лет. Скоре всего в 1381 году (через 7 лет) ушкуйникам удалось захватить один из городков вятичей, переименовав его в Никулич. Именно тогда для неожиданности они, возвращаясь из похода на Волгу, прибыли сюда в обход через Каму и Чепцу. Началась многолетняя борьба за место под солнцем. Примерно тогда же состоялся поход на берега реки Великой. Во всяком случае, в 1383 году там уже проживали русские поселенцы, и была найдена утерянная ранее походная икона ушкуйников с образом св. Николая, в честь которого ранее и был назван город. Так в Никульчино оказалась церковь с другим названием и с другой почитаемой иконой (Бориса и Глеба).

В свете таких предположений находят объяснение некоторые непонятные прежде моменты. В частности, по преданию жители двух первых городков какое-то время не догадывались о своем близком соседстве. Лишь случайная встреча лесорубов внесла ясность. Трудно поверить, что отправленные в лес из Котельнича и Никулича могли встретиться. А вот село Юрьево находится от Котельнича всего в 20 км.

При такой трактовке странное (ошибочное) замечание Герберштейна «Котельнич находится в 8 милях от Хлынова» находит некоторое объяснение. Напомню, Хлыновым москвичи и другие звали главный город ушкуйников. Очевидно, первоначально это было поселение (слобода) в Юрьево, затем Никулич, а в последствии, в связи с тем, что какие-то потомки ушкуйников как видно остались только на левом берегу реки Вятки, название Хлыновка сохранилось только за этим поселением.

В предыдущей работе автора была выдвинута гипотеза о том, что двойной набег татар на Вятку в 1391 году объясняется прохождением войска московского правителя Василия Дмитриевича Задонского (возможно родственника хана Тохтамыша) через Вятские земли к месту битвы хана с Тимуром на реке Кундурче (18 июня) и обратно. Северный путь в обход полноводной средней Волги, был выбран также ввиду планов предполагаемого (и произошедшего тогда) присоединения к Москве Устюжских владений Великого Новгорода. С Вяткой этого не произошло, так как к тому времени здесь уже существовал новый центр, – труднодоступный для сухопутного войска Никулич.

Как известно, войска в походе кормились за счет населения. Татары – основа московского войска, – проходя и по своей земле, не гнушались грабежами и насилием, а уж погромить вятские селения для московских ордынцев было святое дело. Так появились летописные упоминания о двойном набеге татар. Досталось, прежде всего, Котельничу, Юрьеву и поселениям вдоль западного берега Моломы. Вполне вероятно, что именно тогда появились первые татарские поселения на реке Вочке, – Тохтино и другие. Важный речной путь по Моломе и сухопутный вдоль ее берега стали неспокойными, а потому с этого времени присутствие новгородцев на средней Вятке расширяется. В связи с этим вновь обострились отношения с проживающими в этом регионе удмуртами и чудью.

Предположим, в 1399 году (дата довольно условная) из Никулича была организована военная экспедиция, и в районе древневятских (удмуртских) поселений (городищ) была основана слобода Хлыновка. Для нового хлыновского храма была выпрошена икона св. Николая найденная на реке Великой. Примерно в это же время состоялось и сражение у Волково. Память об этих трех событиях (сражения на Вятском городище, на Волковском погосте и на реке Великой, плюс, перенос чудесной иконы) сохранялась в трех ежегодных крестных ходах. Таким образом, произошло невразумительное с обывательской точки зрения явление: в селе Никульчино стоит церковь в честь св. князей Бориса и Глеба, в Хлыновке оказалась икона св. Николая, а в Волково – св. Георгия! По-видимому, поход (примерно 1381-83 года) на реку Великую был организован из Никулича с его главной святыней иконой св. Николая, под знаменем которой началось когда-то завоевание Вятки. Она в ходе сражения была утеряна, но в последствии найдена и привезена в Хлынов. Таким образом, была отвоевана новая территория для заселения.

Так как завоевательные планы ушкуйников идеологически прикрывались борьбой с язычеством, то на Волковском погосте построили церковь в честь св. Георгия Победоносца (Юрия). В окрестностях Юрьево (в 10 км, – ровно столько же, как от Волково до Никульчино) на высоком месте вблизи берега Моломы есть деревня Волковщина. Можно также видеть некое соответствие между городом Юрьево и Георгиевским (Гюргиевским) храмом в Волково. Косвенно эти факты еще раз свидетельствуют о переселение сюда части ушкуйников с Юрьева на Моломе.

Подобные попытки обезопасить себя предпринимались и к западу от Никулича, – об этом есть глухие упоминания о постройке церквей, разрушенных неверными. В этом же ряду фактов стоит и основание примерно в 1396 году Верхней Слободы, – крайнего на тот момент северного форпоста.

Судя по характерным топонимам, берега Моломы, Хвощевицы и Великой, а чуть позже и окрестности слободы Хлыновка, заселялись выходцами из-под Новгорода и Пскова. Сложнее вопрос о начальных поселениях вблизи Никулича. По схеме видно, что топонимы второй волны поселенцев (зеленые символы) находятся вблизи от Волково, но все-таки на некотором удалении от него. Похоже, что «пустые» места южнее села в направлении Никульчино когда-то занимали переселенцы из-под Новгорода. Опасный первоначально для заселения ввиду нападений вотяков район к северо-востоку от Волково заселила уже вторая волна, как видно сохранившаяся здесь после перипетий 1489 года.

Под Хлыновым встречаются те и другие, причем в соседстве, но не смешиваясь. Это говорит о том, что вторая волна заселения и здесь началась еще во времена республики.

О времени появления второй волны русских поселенцев можно сказать следующее. В 1391 году Москва отхватила у Новгорода Устюжские земли и видимо начала наводить там свои порядки. В 1397 году беглый новгородец Анфал Никитин, обосновавшийся на Вятке, при одобрении Москвы напал на Северную Двину, а через 4 года повторил поход. В результате всего этого отношения с Новгородом испортились и Вятская территория на рубеже 14 – 15 веков стала независимой. (Об этом есть сообщение иностранной хроники за 1412 год.) Кроме того, примерно в это же время на Вятке после столкновений с аборигенами появляются две новые слободы, – Верхняя (1396) и Хлыновица (1399).

Так как к 1400 году путь из Новгородской земли через Устюг оказался перекрыт, левый берег Вятки заселяли мигранты с правого берега, – оттуда шли дети первых поселенцев.

Примерно с этого же времени или немного погодя на Вятке стали появляться переселенцы второй волны, – покидающие зону военных действий на Двине беженцы или, по обычаю той поры, принудительно переселяемые на освобожденные от аборигенов земли. Попадали они сюда из Устюга через Лузу (приток Северной Двины, к северу от Волково есть деревня Луза) и Летку, а потому заселили в основном восточную часть территории Вятской республики. Этими же русскими людьми после 1489 года были заселены посады вновь отстроенных городов, – Хлынова и Слободского.

Таким образом, вырисовывается следующая картина начального расселения русских на Вятке. После первого погрома аборигенов (1374) и построения двух слобод (Котельницы и Юрьицы) новгородскими выходцами заселяется западный берег Моломы. Спустя несколько лет после построения опорных пунктов в Орловице и Никулице (1381?) началось дальнейшее заселение правобережной Вятки, а после окончательного разгрома «ватки» (1399?) – и левого берега реки. При этом в районе Никулича наверняка было сельское население новгородского происхождения. Так как приток его к 1400 году, вероятно, прекратился, то после замирения с вотяками территорию севернее Волково заселяли уже двинцы. В 1489 году было выселено не только население Никулича, но и окружающее его сельское население из числа потомков новгородцев. В окрестностях Слободского следов сельских поселенцев первой волны не выявляется.


К 1459 году Вятка потеряла своего основного союзника Дмитрия Шемяку, а вместе с ним и часть своих воинов. Это привело к подписанию первого унизительного мира с Москвой, которая спустя 10 лет взяла под контроль Котельнич и Орлов. Видимо к этой поре перестал играть всякую роль город Юрьев. Тогда же Никулич подвергся длительной осаде и, в конце концов, подписал новый договор, где были пункты о не вступлении в сношения с врагами Москвы – Новгородом и Казанью. Где была граница республики в то время, и каков был характер осады, – не ясно. Предположительно граница шла по естественному рубежу, – реке Великой, а осада более походила на блокаду торговых путей, так как войско тогда пришло на Вятку не столь значительное.

Никулич, отрезанный от основного торгового и военного пути оказался в частичной изоляции. (Оставалась только дорога от Хлыновки на юг, – ее контролировали казанцы; нелегкий путь по еще необжитым местам на север по Летке; и почти такой же, – по Чепце на среднюю Каму.) Его экономика, основанная на продаже мехов, сильно пострадала. Вместе с тем возросла привлекательность Верхней Слободы, – как более защищенного места.

Примечание. В завоевании Вятки ушкуйниками и в их дальнейшей деятельности просматриваются черты явного сходства с варяго-русами 8 – 10 веков. Вообще история Вятки в важнейших моментах повторяет историю Руси и России. Только произошло все у нас в более сжатые сроки и в близкие к современности века. Оттого намеренная фальсификация исторических фактов в угоду сложившимся псевдоисторическим концепциям выглядит более грубо и наглядно, – шито белыми нитками.

Так же как древние русы, ушкуйники захватывали городки аборигенов (славян и угро-финнов) на берегах рек, насаждали христианство, создавая тем самым условия для заселения земель новым лояльным к их режиму русским населением. Одновременно с этим точно так же как и их вероятные предки – русские викинги, – они совершали дальние торгово-грабительские походы.

О внутреннем устройстве Вятской республики можно высказать следующие предположения. В городах (слободах), по крайней мере, вначале, жила в основном «лихая вольница» – воины-купцы. За предоставляемое ими покровительство и защиту сельское население, в том числе и замиренные вотяки, платили определенный налог продуктами и мехами. Часть горожан занималась ремеслами (производство предметов из металла, и т. п.) для меновой торговли. Ушкуйники постоянно участвовали в местных и дальних военно-торговых экспедициях и войнах. Часто возвращались из них с большой добычей и прибылью. Все взрослое мужское население городов (в отсутствие мужа его заменяла жена) по новгородской традиции участвовало в ежегодных (иногда досрочных) выборах главных лиц местной власти (тысяцкого, воеводы, писаря, церковного старосты и др.), обсуждало важнейшие спорные вопросы текущей жизни. Небольшие поселения (такие как Волковский погост), хотя и имели свое управление, административно подчинялись своему городу, но его жители могли участвовать в общих дебатах на вечевом собрании. Кстати, при этом в качестве активного наблюдателя мог присутствовать любой иной житель города и его окрестностей и выражать свое недовольство или одобрение. Конечно, реальной властью и авторитетом часто пользовались более состоятельные и удачливые в военном отношении матерые личности вроде Никитина и Рассохина (не всегда даже выходцы из Новгородской земли), обладающие силовой поддержкой, в том числе в лице далеких друзей и покровителей. Именно они часто втягивали вятчан в различные авантюры.


6. Татарские поселения

Когда и при каких обстоятельствах появились татарские поселения на средней Вятке? От ответа на этот вопрос зависит вся историческая картина региона в 14-16 веках. Появление татар обычно связывают с набегами времен Тохтамыша, а также подчинением Вятки Казанскому ханству. Однако как объяснить существование давно заброшенного татарского кладбища в черте города Слободского?

Попробуем разобраться в этом, привлекая идеи и предположения, ранее высказанные в «ТРИ» и «ВР». Исходя из них, можно с большой уверенностью заявить, что поселение Тохтино и соседние с ним на реке Вочке действительно могли появиться после 1391 года. Тохтинские татары были оставлены московским правителем для обеспечения контроля важного пути вдоль Моломы.

Татарские поселения в районе Карино по письменным свидетельствам появляются с 1489 года. Часть земель перешла к Московскому царству ранее этой даты, но расселять на них татар (помимо уже существовавших поселений на реке Вочке) не решились, дабы не спровоцировать ответное сопротивление. Орлов и Котельнич держали под контролем устюжского воеводы (вероятно Тохтинские татары находились под его началом). И лишь после окончательного покорения Вятки, часть Касимовских и Арских татар пришедших с московским войском осталась здесь в качестве военизированных поселений.

Таким образом, общеизвестная версия о появлении после погрома 1391 года татарских поселений на средней Вятке и уплаты дани Орде, – преувеличение и позднейшая выдумка для объяснения появления каринских татар, а также для завуалирования союзнических отношений Вятки и Казани в 15 веке.

Если продолжить размышления над картой Вятской республики, то приоткроются и другие подробности.

Из письменных источников известны имена трех воевод, находившихся в Никуличе во время его осады в 1489 году, позже казненных в Москве. Так как на тот момент у Вятской республики оставалось три города, то естественно считать, что кроме Никуличского воеводы здесь были воеводы из Хлыновки и Слободы со своими отрядами воинов-ополченцев.

Наступление московского войска шло, по-видимому, от Орлова по суше и по реке. Причем в устье одного из притоков Вятки (например, Никулинки–Рубежницы) напротив Хлыновки, по-видимому, был высажен отвлекающий речной десант, с которым, скорее всего, произошли стычки. Таким образом, слобода Хлыновка оказалась отрезана от основного театра военных действий и потому не пострадала столь сильно.

В 1489 году в виду значительного перевеса сил Москвы большого сражения не произошло. Основная часть московского войска прошла через леса к северу от Вотского. Обходной путь через Шестаково долог и труден, к тому же единственный проход вдоль берега Вятки на юг к Никуличу закрыт Верхней Слободой. По всей вероятности после стычек на берегу в месте высадки десанта и с передовыми полками к северу от Волково, отряды вятчан спешно отступили и затворились в Никуличе. При этом часть воинов и населения могли уйти в сторону Верхней Слободы под защиту ее укреплений.

Ход дальнейших событий покрыт почти полной неизвестностью и лукавым летописным сказанием, в котором сообщается лишь о трех казненных в Москве на Красной площади хлыновских воеводах. Вероятно, это были воеводы от трех оставшихся к тому времени независимых вятских городов: Никулича, Хлыновки и Слободы. В очень любопытном эпосе местных удмуртов говорится более откровенно: Белый царь пришел и покарал ушкуйников – разбойников-хлынов, – кого саблей посек, кого повесил, кого в плен угнал, а вместо них прислал на Вятку хороших русских людей…

Можно видеть, что в результате произошедшего окрестности Никулича полностью очистились от прежнего населения новгородского происхождения, а сам город (вероятная столица республиканцев) перестал существовать, – его территория превратилась в кладбище. (При раскопках и возведении новой церкви здесь были обнаружены братские захоронения.) К северо-востоку от Волково сохранились русские второй волны заселения, а к западу от этого района – удмурты, вблизи которых, по всей видимости, после событий 1489 года расселились и татары.

На месте языческого городища появляется Слободской городок, – небольшая деревянная крепость, его посад населили устюжанами. Здесь же видим Слободской острог, – военный городок и тюрьма-концлагерь. Аналогично появляется новый город Хлынов. Его посад и слобода Дымково на противоположном берегу также заселяются в основном устюжанами.

Примечание. Вероятно, часть потомков новгородцев из Верхней Слободы ушла вверх по реке и обосновалась к северу от Нагорска (возможное название – Нагорица). Еще одним местом их убежища могло стать следующее. В окрестностях села Ильинское есть расположенные поблизости деревни Слободка и Минчаки. Деревня с названием Старые Минчаки соседствует с Верхними Кропачами.

Итак, можно подвести итог: часть населения из окрестностей Никулича и Слободы была выведена отсюда в Московию, часть бежала вверх по Вятке на север, а часть, вероятно, погибла в сражениях, глухо упоминаемых в летописях. Опустевший район заселили другими людьми. Традиция давать названия с окончанием ЩИНА была утрачена, но память о некоторых достопримечательностях сохранилась в их названиях: Никульчино и Никулинка, Слободской, Волково, Рубежница, а возможно и Демьянка, Светлица. Эту память как видно сохранили поселенцы второй волны, – выходцы с Устюга и Северной Двины, территорий когда-то входивших в Новгородскую республику.

Теперь становится понятным, что для объяснения исчезновения Никулича после событий 1489 года реальное перенесение столицы ушкуйников – хлынов с устья Моломы на среднюю Вятку (после 1391 года или даже позже) вымышленный перенос «столицы» из Никулича в Хлынов привязали к карательному походу на поселения язычников (удмуртов – ватка). Правда, надо заметить, что городки ушкуйников были, очевидно, в значительной мере самостоятельны, и официальной «столицы» скорее всего не существовало. Ее роль выполнял город, наиболее неприступный и безопасный на данный момент. Сначала это был Юрьев, затем – Никулич.

По-видимому, часть потомков ушкуйников все-таки сохранилась на Вятке и при московском режиме. Известно об участии вятчан в последующие годы в военных речных походах в составе московского войска. Если, конечно, это не те, кто был расселен под Москвой. Во всяком случае, в новые города на Вятке постепенно могли попадать потомки новгородцев живших в сельской местности.

Новые городки на Вятке начали строить, очевидно, уже в 1489 году, – здесь размещались наместники с гарнизонами. По большому счету это был режим «оккупационного правления» характерный для многих территорий России того периода. Татары, пришедшие с московским войском, первоначально (помимо основного поселения в Карино) были размещены в стратегических местах, – в окрестностях Хлынова и Никулича. Из них, скорее всего в основном состоял и гарнизон Слободского острога, – татарское кладбище находилось всего в 250 метрах от него.

Примечание. В связи с этим можно вспомнить о вертикально захороненных (в сидячем положении) телах, обнаруженных при строительстве фундамента дома № 50 по улице Володарского в городе Слободском. Без всякого обследования их зарыли обратно. Как известно подобным образом еще недавно хоронили татары, а также некоторые финно-угорские народы в древности.

Так как женщин-татарок не хватало, то часть татар брала в жены местных удмурток. Об этом говорят списки древних татарских родословий в Карино. Этим же можно объяснить соседство проживания тех и других до сих пор.

Постоянное размещение массы татарского войска среди мирного населения привело в течение 16 века к постепенному снижению его боеготовности, это отмечает историк Соловьев. Со временем татарские поселения превратились в обычные сельские. Поэтому их жителей переселили из окрестностей Никулича и Хлынова на более просторные земли за Вяткой, где уже давно жили удмурты.

Можно несколько прояснить обстоятельства этого окончательного переселения. Произошло это видимо в течение 17 века, и было вызвано политическими переменами в жизни всей России. Период Смутного времени, постепенно начавшийся после смерти Ивана Грозного (1584 – 1614), привел к смене «протатарской» московской династии царей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Именно тогда (1597 году, – по некоторым предположениям, возможно и ранее) на северной окраине города Слободского появился большой мужской монастырь, взявший на себя основные охранные функции. Желание слобожан уйти под монастырское крыло было вызвано в какой-то мере и налоговыми послаблениями (тарханами) для монастырей и их владений. Бесконечная Ливонская война к концу правления Грозного истощила казну, и власть неимоверно усилила налоговый пресс.

К тому времени старый Слободской городок (кремль), где до 1540 (или 1556) года жили московские наместники татарского происхождения, стал не нужен, пришел в негодность, его территория превратилась в прицерковное кладбище. Острог, ранее вероятно населенный военными татарами, стал использоваться исключительно в качестве тюрьмы.


7. Разговор о датах

О дате основания того или иного города среди краеведов и историков часто идут споры, вопрос этот обычно приобретает политическую окраску и решается соответствующим образом. Попробуем разобраться в данном вопросе с максимально возможной объективностью.

Прежде всего, необходимо помнить, что почти всегда города основываются на месте уже существовавших ранее поселений, которые до того не имели статуса города. Часто эти первоначальные городки принадлежали другим народам и потому носили иные названия. Поэтому встает вопрос, что считать за дату основания данного города?

По общей практике отсчет ведут от строительства укрепленного поселения, при условии, что по определенным соображениям (часто политического свойства) допустимо считать их жителей своими предками. На ученом языке это называется смена или преемственность этнокультурной традиции. Рассмотрим несколько примеров.

Советский, а ныне российский, город Калининград является продолжением древнего немецкого Кенигсберга. Однако в советское время он вел отсчет своего основания с 1945 года.

Санкт-Петербург недавно отпраздновал 300-летие, но шведский город-крепость на этом месте в устье Невы существовал задолго до того.

Казань более-менее надежно упоминается в летописях с 1401 года, – недавно праздновалось ее 600-летие. Однако этого показалось недостаточно, и политики подняли на щит более круглую дату. Местные любители древностей недавно откапали остатки городовых сооружений примерно начала 11 века, и нашли среди них керамику и монету (чешскую) конца 10 века. Хотя в ту пору городок этот вряд ли имел нынешнее название, да и вообще о нем ничего не известно, а жители его, скорее всего, были черными булгарами (некоторые, но далеко не все, казанцы считают их своими предками), – это не остановило желание властей и казанских патриотов отпраздновать с помпой 1000-летие Казани. Данный пример весьма примечателен.

Шведов и немцев у нас своими не считают, да и Калининград и Питер не похожи на города существовавшие, на их месте ранее. Поэтому отсчет основания от «русского» поселения, казалось бы, оправдан. Но вот последние годы жители Калининграда, в связи с открытием границ и некоторым отдалением от российской «Большой земли», ощутили себя в центре Европы, и стали вести отсчет основания своего города от времен немецкого «Города королей».

В общем, волюнтаризм в этом вопросе налицо. Таким образом, в основе ощущения преемственности лежит политическая современность.

И все-таки, в основе научного подхода к отысканию даты основания городов должен лежать принцип этнокультурной традиции. Проще говоря, кого из прежних жителей данного поселения мы готовы считать своими предками.

В нашем случае можно видеть три заметных рубежа: приход на Вятку славян в 12 веке, завоевание ушкуйников в конце 14, и завоевание Москвой в конце 15 века. Если древний период вятской истории можно отбросить как явно чужеродный для большинства нынешнего (русского) населения региона, то вопрос сузится до такого: когда произошла коренная смена культур на Вятке, в 1374 или в 1489 годах? То есть, кого нужно считать нашими предками: славян-вятичей, новгородских ушкуйников, или москвичей с устюжанами. Если стоять на позициях официальной истории, то различия между ними были минимальны или даже вообще отсутствовали. Но так ли это на самом деле?

Вернемся к нашим баранам. Так как славяне были язычниками и к тому же, по всей видимости, при жизни на Вятке они заметно обудмуртились (см. ниже примечание 1), это сразу отдаляет их от нынешних русских людей, которые без веры христовой немыслимы. Таким образом, считать племя «ватка» своими предками по располагаемым сведениям (вернее их отсутствием) мы пока не можем (см. примечание 2).

Смена политической и этнокультурной обстановки с точки зрения археологии сопровождается изменениями в характере поселений (прежде всего городов): часто они меняют местоположение и названия, приобретают новые укрепления и другие строения, старые поселения становятся второстепенными или превращаются в заброшенные городища. На Вятке после 1489 года так и случилось: Верхняя Слобода стала деревней вблизи нового Слободского города, слобода Никулица превратилась в соседнее село Никульчино, а поблизости от Хлыновицы вырос город Хлынов. С одной стороны наблюдается преемственность названий, но с другой – местоположение изменилось.

Например, деревня Верхние Кропачи (предположительно на их месте была Верхняя Слобода) не входит в черту города Слободского. (Зато в нее недавно вошло Чуршинское городище с его 2000-летней историей!)

Но вместе с тем при случайных раскопках вблизи Слободского кремля находили (правда не многочисленные) предметы быта характерные для новгородцев, что может говорить о преемственности этого поселения. Характерно и то, что на Вятке сохранялись построенные ушкуйниками храмы.

Таким образом, хотя после 1489 года на Вятке в значительной степени сменилось население городов, и вероятно отчасти видоизменилась (по московскому образцу), обрядность (см. примечание 3), смены этнокультурной традиции не произошло. Действительно, русское население в массе своей в соседних регионах отличалось не существенно, христианская вера сохранилась (хотя некоторые церкви и переименовали, отчасти видоизменился пантеон святых). Пришедшие на Вятку татары жили отдельно. В этом плане 1917 год более глобально изменил жизнь. Помимо ликвидации российской элиты и отчасти прежней культуры, произошла смена государственной идеологии, началась масштабная метисация и формирование новой общности «советских людей» и советского «новояза». В календарях начался даже новый отсчет лет – от «великой октябрьской» и т. д.

В 1489 году произошла смена власти, но не смена основной массы населения и культуры, а потому отсчет основания современных городов нужно начинать со времен второй вятской республики (с 1374 года). Итак, учитывая преемственность названия, культурной традиции и частично населения и местоположения, город Слободской можно считать продолжением Верхней Слободы и вести отсчет его основания от первого ее упоминания – 1396 года.

Вопрос с Кировым в виду наслоившихся вокруг его официозной истории заморочек и фальсификаций, подогреваемых амбициями чиновников областного центра, несколько запутаннее. Кроме того, интерес к этому последнее время заметно поостыл, – памятные даты одна за другой ускользают от кировчан.

Начнем с того, что «1199-ый год» упоминаемый в «Повести» по высказанным выше соображениям (о 200-летнем сдвиге) явно сомнителен. 1374-ый, от которого до сей поры втихаря от общественности идет официальный отсчет лет, также безоснователен. Выше мы уже обсуждали, что летописные упоминания 14 – 15 веков о Хлынове, по-видимому, не относятся к городу, существовавшему под этим именем в 16 – 18 веках. Очень показательно, что о нем нет достоверных упоминаний и начала 16 века! Таких как, например, грамота 1505 года о присылке в Слободской нового наместника. Разумеется, остается дата, упоминаемая в «Повести о Вятской земле» – 1399 год, когда было нанесено окончательное поражение удмуртам племени «ватка» и где-то в устье речки Хлыновки построена слобода. Правда, и она довольно сомнительна, – в летописи события отнесены, конечно, к 1199 году. В устном предании сами удмурты называют иное число: за 52 года до прихода на Вятку Белого царя, что передвигает дату основания Хлыновской слободы на 1437 год. Впрочем, в любом случае, широко праздновать эту дату в виду тягостных воспоминаний о ней аборигенов (вятских удмуртов) некорректно, но и отодвигать ее на 200 лет в прошлое, – грешить против истины. Найти нейтральную, пусть и более позднюю дату, не удается из-за отсутствия оной подтвержденной документально. Остается только, всячески замалчивая нашу трагическую историю, не тревожа скелеты в родном шкафу, ограничиться туманными сказаниями о «поле Балясковом» и поверхностно истолкованными археологическими находками до новгородского периода в кировском музее.

Примечание 1. На Оке вятичи-язычники хоронили умерших так: тело сжигали на поверхности земли или на небольшой насыпи (10 – 20 см), обкладывали камнями и присыпали землей до небольшого продолговатого холмика. Вятичи-христиане (с начала 12 века) поступали аналогично, только тело не сжигали, а головой на запад клали на пепел ритуального костра. Вятские удмурты хоронили умерших (головой на восток) в продолговатых могильных ямах небольшой глубины, обложенных берестой или деревом. У вятичей на Оке после их христианизации также известны подобные захоронения в дощатых или долбленых гробовищах, прикрытых иногда сверху берестой. Таким образом, главным отличием является ориентация тела и отчасти наличие золы. Замечу, что крестики у простых людей были из дерева, а потому они не сохраняются в земле. Все это затрудняет идентификацию останков. Известные погребения 11-14 веков на средней Вятке (особенно с учетом недавних находок амулетов) говорят об их синтетическом характере. То есть подтверждается высказанная в работе автора «ВР» версия о метисация переселившихся с Оки вятичей с местными удмуртами. Известно также, что вятичи и радимичи на Оке ассимилировали (вбирали в себя) жившие здесь до их прихода племена, голядь и другие. Подобный процесс шел и у нас. В сказании вятских удмуртов о событиях тех лет, помимо чисто удмуртского божества, упоминается дружественное божество Сварог, характерное для славян-язычников, а также враждебный им обоим бог ушкуйников Никола. Хотя значительная часть племени «ватка» была, очевидно, перебита новгородцами в ходе боевых столкновений, часть «ватских» генов растворилась среди аборигенного населения. Не случайно вятских (северных) удмуртов выделяют в особую ветвь. Разумеется, они, испытывали влияние со стороны соседнего русского населения и в более поздние века. Да и само русское население Вятки (особенно в восточных и южных районах Кировской области) доныне в заметной степени несет в себе черты живших здесь ранее народов. Но это отдельная тема.

Примечание 2. Впрочем, если когда-нибудь Российская империя даже в ее нынешнем усеченном виде перестанет существовать, и русский суперэтнос распадется на части (как это произошло на наших глазах с советским суперэтносом), то наши потомки могут поискать свои славянские корни и повести отсчет культурной традиции от них. Попытки подобного исторического «припоминания» уже наблюдаются, но пока в качестве курьезных маскарадов с псевдо языческими радениями: славянская культура хотя и глубоко сидит в русских, но с трудом отделяется от позднейших христианских и прочих влияний. В этом отношении проще удмуртам и марийцам. Они не подверглись столь глубокой русификации, более или менее сохранили язык, племенные предания, национальный костюм, культовую обрядность и обычаи.

Примечание 3. И новгородские и вятские церковнослужители в 15 веке не подчинялись московскому митрополиту. Что за этим стоит? Религиозные различия или чисто политические противоречия? И то и другое. Вообще можно заметить, что с 13 века Русский север все более расходился с «Низовской землей». Различия видимо коснулись не только политического устройства, но и культурных обычаев и языка. Вятчане одинаково жестоко грабили и Казань, и Сарай, и Кострому, московские земли, в том числе даже соседний Устюг. Как известно Великому Новгороду в последние годы его независимого существования было предъявлено обвинение в отступничестве от веры. Разумеется, это надо понимать как расхождение с Московской митрополией, вероучение которой того времени само страдало вопиющими отступлениями от греческого канона. Вероятно, на русском севере сохранялись традиции какого-то западноевропейского христианского верования принесенного еще в Киевскую Русь 9 века (по Кузьмину) ирландскими проповедниками. Обо всем этом могут свидетельствовать некоторые непонятные пока артефакты обнаруживаемые, в том числе и у нас в Слободском. За недостатком имеющихся данных автор пока не готов обсуждать этот темный вопрос.


8. Последняя реликвия

Нынешняя икона св. Николая является копией. Икона св. князей Бориса и Глеба написана заново на старой доске. Обе они примерно одного размера и представляют собой центральную часть с образами названных святых, окруженную по периметру большими (примерно такого же размера) клеймами, – иллюстрациями из их жизни. Создается впечатление, что к изначальной небольшого размера иконе (в походы неудобно брать громоздкие вещи), в последствии для внушительности приделали дополнительные деревянные поля с клеймами. Об иконе Волковской церкви (св. Георгия, или Егория, или Гюргия, или Юрия) мне ничего не известно.

История иконы св. Николая Чудотворца напоминает детективный сюжет. Много в ней кажется надуманным. Попробуем отделить достоверность от вымысла.

В протяжении всего 15 и половины 16 веков об иконе ничего определенного не говорится. По всей видимости, такая значимая для ушкуйников и их потомков реликвия без дела не пылилась. Ее использовали по основному назначению, – ходили с ней в походы. Ближние и дальние военные экспедиции и кровавые сражения происходили почти ежегодно. Именно от таких подвигов прибывала ее народная слава и мистическая ценность.

Вряд ли постоянным местом ее нахождения в ту пору было село Великорецкое. Начнем с того, что Никольский храм есть, и всегда был в городе Слободском. По описанию 1629 года в Слободском городе (кремле) «церковь Вознесения Господне деревянная, другая – церковь мученицы Екатерины, да в городе ж церковь Николы Чудотворца деревянная стоит без пения (без службы), ветха». Кроме того, в примыкающем с юга к старому городу Остроге было еще 6 церквей, среди которых названа Никольская (новая). По-видимому, иконы и церковную утварь перенесли из старой церкви в кремле в новое строение. Таким образом, всего на тот момент было 8 действующих храмов, причем, судя по ветхости, церковь св. Николая была в Слободском кремле поставлена первой, то есть, одновременно с его строительством.

Как известно, у Слободского кремля было двое ворот. Южные (Глазовские) выходили в Острог, и, очевидно минуя его, далее дорога шла вдоль берега реки, – через Каринский перевоз в Глазов. Западные (Хлыновские) выходили на не огражденный Посад, где жили податные простолюдины. В описи 1629 года в числе храмов расположенных на территории Острога названа Афанасьевская церковь. Известно, что в 1715 году она сгорела и на ее месте была построена каменная (снесена в прошлом веке). Стояла она на месте нынешнего дома по ул. Володарской 52. Маловероятно, что это место находилось внутри Острога, скорее всего Афанасьевская церковь была перенесена сюда, на посадскую территорию, когда необходимость в ограждениях уже отпала. Произошло это вскоре после 1629 года, – старый городской кремль, пришедший к тому времени в негодность (как и первый Никольский храм) с той поры не подновляли, что говорит об отсутствии серьезной угрозы с чьей-либо стороны. Да и власть уже давно переместилась в новый Хлынов, – именно там вели строительство укреплений.

Никольская церковь была построена также и в незадолго до того основанном (1597-ом или ранее) Слободском мужском монастыре.

«Да в Хлыновском пригороде в Слободском над рекою Спировкою монастырь, а в нем церковь Богоявления Господа нашего Иисуса Христа деревянная, да церковь теплая с трапезою введения Пресвятой Богородицы, да церковь на воротах собор архистратига Михаила деревянная, да церковь теплая с трапезою Николы Чудотворца, а в церквах Божие милосердие – образы, книги и колокола и всякое строение мирское» (1615).

Обратим внимание, город Слободской здесь назван «хлыновским пригородом». Одно время (в 13 – 14 веках) Псков называли новгородским пригородом, подразумевая его подчинение. Затем он выскользнул из-под власти Новгорода и перестал так именоваться.

Добавлю, что до революции в Слободском существовал свой (правда, очень короткий) речной крестный ход от города к часовне на другом берегу реки. Не являлся ли он рудиментом чего-то более значительного? За это в частности говорит глубокая историческая память слобожан о традиции Великорецкого крестного хода.

Когда икона оказалась в Хлынове? До пожара 1554 года икона находилась в хлыновском Никольском храме, тогда, как известно, первым в Хлынове был построен Крестовоздвиженский храм, да и два следующих храма в нем не были посвящены св. Николаю. Вряд ли новгородцы-ушкуйники были уж столь набожны, чтобы строить в своих относительно небольших слободах по нескольку церквей. Отсюда можно сделать вывод, что в Хлынов икона попала уже при новой (московской) власти построившей город (Хлыновский кремль) на другом месте и потому озабоченной его духовным благоустройством. Кроме того, случилось это далеко не сразу, – продолжительное время икона, по-видимому, находилась где-то в другом месте, возможно в слободской церкви…

История с пожаром 1554 года и последовавшее сразу за ним двойное путешествие в Москву явно надумана для оправдания отсутствия Никулицкой церкви в Хлынове, и хоть какого-то объяснения причины отправки иконы к Ивану Грозному. Более правдоподобно следующее. В 1555 году наместник сидел в Хлынове последний год, – в следующем году царь отменил этот институт власти, и на Вятке началось земское управление. Каким-то путем наместник заполучил ценную вещь и прихватил с собой в Москву в качестве подарка обожаемому тирану. Известна патологическая набожность Грозного и его пристрастие ко всякого рода святыням. В спальных покоях у него был целый иконостас раритетов, собранных со всех концов Руси. Скорее всего, икона в течение 60 лет находилась в столице. Вернули ее только после смены династии, когда новая власть нуждалась в поддержке и укреплении авторитета «на местах». Можно даже предположить, что икона в 1615 году оказалась в Слободском (в одном из Никольских храмов) и лишь в связи с церковной реорганизацией в 1668 году попала в Хлынов. Сделать это была не просто, так как по преданию владельцы иконы явно не хотели отдавать свое сокровище. По осторожному замечанию церковной летописи икону с первого раза не смогли поднять, и лишь после обещания ежегодно приносить на прежнее место, она, якобы, поддалась…

Надо заметить, в городе Слободском существует мнение, что первый вятский монастырь (без помощи преподобного Трифона) был устроен именно у нас. На подобные предположения наводят туманные летописные легенды. Общеизвестно предание о перенесении построенной в Слободском монастырской церкви в Хлынов, и начала в связи с этим тамошней монастырской жизни. Якобы церковь стояла пуста, – некому освятить. Подвижника монастырского строительства Трифона в округе не было, – ничего не ведая о намерениях слобожан, находился он в это время в Кай-городке. Узнав об этом в 1580 году, он прибыл в Слободской и якобы выпросил эту новую церковь для монастыря, который он пожелал основать в Хлынове. Скорее всего, монастырь в Слободском был основан до хлопот Трифона, только по каким-то причинам не официальный, «заштатный», как его и числили первые десятилетия (до 1775 года). Но все это несколько далеко от предмета наших разбирательств. Обратим только внимание на тот факт, что деревянные церкви сделанные одним топором и без гвоздя легко разбирались и переносились на значительные расстояния.

После всего сказанного очень привлекательно и внутренне убедительно допустить, что икона Николая Чудотворца хранилась в глубине Вятской республики, в Никольской церкви Верхней Слободы. Отсюда в начале каждого лета затевался очередной поход вниз по реке Великой. К нему друг за другом присоединялись ушкуйники всех слобод: Никулицы, Хлыновицы, Юрьицы и Котельницы.

Выше был сделан вывод о том, что Верхняя Слобода под названием «Слободской городок верхний» существовала до 1542 года, когда ее новые обитатели переселились во вновь построенную крепость Шестаков. С другой стороны, церковь св. Николая в Верхней Слободе, по всей видимости, еще до того перенесли в Слободской кремль. Так как слобода существенно не пострадала в 1489 году, то хотя бы часть ее прежних жителей могла уцелеть и уйти на север, унося с собой священную реликвию. Вероятно, много десятилетий после этого их потомки совершали разбойничьи налеты. Лишь через 65 лет новая власть покончила с этим. Разумеется все это предположения.

Крестные ходы с иконой св. Николая появились, видимо, сразу после ее возвращения в Слободской в начале 17 века. Шли они по Великой реке Вятке на судах до существовавшего когда-то города Юрьева, – первого христианского поселения на Вятской земле. В 1668 году инициативу их организации и проведения перехватил прибывший в Хлынов епископ Александр. Он забрал икону в Хлынов и изменил маршрут хода. Для оправдания таких перемен встреченных явно с недовольством была вытащена на свет легенда (вероятно выдумка) о находке когда-то иконы на Крутицах.

Замечу, сюжет случайного обретения чудесной иконы является весьма распространенным в христианской агиографии. Например, почитаемая в Белоруссии и Украине икона Липовской Божьей матери была по преданию найдена неким больным висящей на дереве. Кроме того, фамилия Агалаков и соответствующая ей современная деревня с названием Агалаченки на мой взгляд не характерны для новгородских поселений конца 14 века.

Тогда же произошла замена названий рек, и появилось село Великорецкое. Протяженность хода осталась примерно прежней. Так как забираться в лодках вверх по притоку было трудновато, речной ход вскоре заменили на пеший. Хлынов с этой поры становится вторым христианским центром на Вятке в противовес Слободскому, остававшемуся духовным наследником традиций древности. Можно предположить, что самовольные крестные ходы продолжали совершаться, но уже в усеченном виде и с другими иконами, Волковскими и Никулицкими. Их маршрут по понятным причинам замыкался на Хлынове. Ранее это были только «боковые ручейки» вливавшиеся в главный поток.

Что стало с нашей иконой после 1935-го?

Еще в первые годы большевистского режима все церковное имущество «принадлежащее отныне народу» было описано, тогда же изъяли наиболее ценные предметы. В 30-х годах из уже закрытых церквей вынесли все оставшиеся изделия из драгметаллов: кресты, оклады икон, позолоту. Иконы всех размеров ломали и жгли во дворах храмов. Икону из церкви в Никульчино прихожанам как-то удалось сохранить: в сельской местности с этим было не так строго.

В конце 70-х годов уже прошлого века на волне самоварно-иконного бума мне в руки попадалась икона очень похожая на эту. Но тогда она не понравилась: грубое как мне показалось письмо, почерневшая доска с тусклыми красками, без позолоты. В общем, не икона, а портрет сурового старца. Теперь задним числом понимаю, что вещица была не простая, новгородской школы. Конечно, копия, но все-таки…

В последние годы существования Вятской республики в район Никулича и Верхней Слободы стекались готовые к сопротивлению оппозиционеры со всей Вятки, а возможно и всей Русской земли. Жизнь во враждебном окружении, рискованные походы в страны иноверцев и, наконец, угрожающее положение накануне последнего столкновения за средневековую демократию и последовавшая за этим гибель республики, – все это способствовало росту мистического восприятия мира и религиозного сознания населения. Уцелевшие потомки этих людей после всех мытарств со временем собрались в окрестностях Слободского. В своей памяти они хранили идею сопротивления и борьбы. Эта, уже почти не осознаваемая, всячески искажаемая и приспосабливаемая к нуждам церковной и светской власти, а временами и пресекаемая, идея, сохранилась до наших дней в ежегодных многотрудных шествиях.

Позволю цитату из статьи нашего краеведа А. Рева об устроении первого Слободского монастыря.

«Можно ли не удивляться тому, как сумели монастырские старцы (конечно, им помогал весь город) в короткий срок построить 4 храма, да не просто построить, а еще наполнить их святыми иконами, книгами и прочими служебными атрибутами? Удивительно и то, что все это делалось в пору смуты, безвластия, военного разорения страны, усугубленного неурожаями, голодом и эпидемиями, опустошавшими города на Руси».

Мне кажется, после всего сказанного многое прояснилось.

По большому счету, Великорецкий крестный ход и до сих пор начинается в Слободском, только до Хлынова (Кирова) он идет почти неофициально и без особой помпы. Было бы знаменательно восстановить древнюю традицию в ее первоначальном виде. Думаю, найдутся в нашем городе люди, у которых в жилах течет не вода, а кровь их предков – вятских викингов. И горазды они не только на пьяные драки, но и на славный подвиг.

И тогда после всех трудов речного перехода вернется во вновь обретенный Никольский храм наша Чудотворная реликвия.

Евгений Харин
– Слободской, январь 2006.


Copyright © Евгений Харин
Hosted by uCoz