Литературно-исторический альманах Скайград

Скайград

 

 


3 часть. УШКУЙНИКИ и ВЯТСКАЯ РЕСПУБЛИКА

 

1. Булгары и ушкуйники

Разберёмся с событиями, происходившими в 14 веке. Прошло сто лет, как восточные русские княжества и Булгария оказались в составе Улуса Джучи (Золотой Орды), а бывшая Киевская Русь вошла в Великое княжество Литовское. Лишь Русский Север сохранял относительную независимость. В Новгородские земли бежали от татар русские христиане, а на Вятку – славяне-язычники.

Между тем Новгородская республика была обеспокоена растущей мощью Москвы. Где силой, где хитростью, к ней присоединялись города: Рязанская Коломна (1301), Переславль Залесский (1302), Можайск (1303), Юрьев (1341), Суздаль (1451), Владимир, Стародуб, Кострома и Галич (1364), Боровск и Медынь (1371). Другие подвергались погромам, постепенно слабели и попадали в зависимость: Ростов, Тверь, Ярославль, Нижний Новгород и Рязань.

Одновременно с этим дробилась и вязла во внутренних конфликтах Волжская Орда. В 1359 году после смерти Бердибека (внука могущественного царя Узбека) началась «Великая замятня», – потомки Чингисхана резали друг друга в борьбе за ханский престол в Сарае. Западную часть Улуса Джучи прибрал к своим рукам продвинувшийся при хане Бердибеке темник Мамай (был женат на его дочери). Правил он через подставных ханов-царей (потомков Батыя), сначала малолетнего отрока из детей Узбека, – Абдаллаха, а с 1370-го – некого Мухаммед-Булака (Авдуля и Мамат-Солтан по русским летописям). Мамай вёл упорную борьбу за Сарай, – узловой центр улуса Джучи в низовьях Волги.

Тем временем в 1361 году хан Булат-Тимур занял Булгарскую землю, провозгласив ее самостоятельным княжеством. В ответ начались разорительные нападения на неё Сарайских войск. Археологические раскопки показали большие разрушения болгарских городов и селений в эти годы. К тому же с 1361 по 1366-ой в Поволжье был голод, эпидемии, от которых сильно пострадало и булгарское населении. По современным данным, в этом регионе годы с 1350 по 1380-й были наиболее тёплыми и сухими за всё 2 тысячелетие н. э. К середине лета степи выгорали, что вынуждало кочевавшие татарские орды заходить далеко на север, в том числе, в Булгарскую, Рязанскую и Московскую земли.

В 1367 году Булат-Тимур со своим войском хотел завоевать Суздальско-Нижегородскую землю, но потерпел здесь поражение и сбежал в Сарай, где был казнен. В 1370 году Булгарской землей правил булгарский князь Хасан, отделив ее от Золотой Орды. По требованию посла Мамая Ачи-Ходжи, суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович в 1370 году направил войско против Хасана, но тот, якобы, встретил его с большими дарами, и воины, не вступив в сражения, вернулись в Нижний Новгород. При этом в Булгаре «на княжении посадиша Салтан Бакова сына». Вероятно, Салтан Бяков сын являлся Мамат Солтаном – сыном Узбека (Аз-Бяка). Из сказанного следует, что с 1370 года подставной хан Мамаевой орды сидел в булгарском городе, тогда как её настоящий правитель – Мамай – в нём не появлялся. Территория восточнее Волги составляла Синюю Орду. Хотя большая часть Булгарии находилась в Заволжье, Мамай был заинтересован прибрать её себе, для чего посадил туда «законного хана» (потомка Джучи, Батыя и Узбека).*

Из русской летописи известно об ухудшении отношений Московского князя Дмитрия с Мамаем. В 1374 году, когда он потерпел очередное тяжелое поражение в борьбе за Сарай, летописи отмечают «розмирье» Москвы с Мамаем, – Дмитрий Иванович отказался платить дань Орде, мотивируя отказ тем, что повеление о выплате исходит не от законного хана, а от «князя» Мамая.

Однако ожидаемого в таком случае нападения на Москву не последовало. Зато в 1376 году (по другим источникам на год позже) Московско-Нижегородские войска совершили нападение на … Волжскую Булгарию. Хорошо вооруженные булгары (впервые было применено огнестрельное оружие) оказали сопротивление, но победа была на стороне москвичей, получивших большую контрибуцию и посадивших в Булгаре своих чиновников, главный из которых – даруга – мог назначаться только ханом, а, следовательно, без Мамая здесь не обошлось. (Произошло это событие в период междуцарствия в Сарае, – после изгнания с поста очередного Сарайского хана Арабшаха. Последний в поисках «своего улуса» вторгся во владения Нижнего Новгорода и Москвы, разбил русских на Пьяне, но «царствовал» здесь недолго.)

В Рогожском летописце (единственная русская летопись, избежавшая тотальной промосковской цензурной правки) читаем: «И высла (вышли) из города князь Болгарьскыи Осан и Махмат Солтан и добиста челом князь великому и другому (?) 2000 рублев, а воеводам и ратем 3000 рублев». **

Обратим внимание, в Булгаре находился официальный хан Мамаевой Орды Мамат-Салтан (он же Мухаммед-Булак. За год до того прекратилась чеканка монет «в Орде» с именем Булака). Не против ли него была послана Московская (читай – Мамайская) рать? Сравним это с известием о розмирии Мамая и Дмитрия Ивановича, и отказе последнего платить дань. Эти сообщения явно перекликаются. Сколь долго Москва и Мамай распоряжались в Казани неизвестно, так как в 1377 году новый Сарайский хан Урус с боями, разоряя города, селения и жителей, переподчинил себе Булгарскую землю. При этом судьба Мамат Солтана неясна.

В 1380 году Мамай, реальный правитель Донской Орды, по официальной версии, собрав войско, пошёл на Русь, но на Куликовом поле потерпел сокрушительное поражение от объединенных русских войск во главе с московским великим князем Дмитрием Ивановичем (впоследствии прозванный Донским). Поражением Мамая воспользовался хан Синей (Заволжской) орды Тохтамыш, ставший Сарайским ханом в этом же 1380 году. Он одержал победу над остатками войска Мамая, и захватил всё его богатство. При этом татарские князья и мурзы перешли на сторону Тохтамыша. Власть Тохтамыша распространилась на всю территорию Улуса Джучи, включая территорию бывшей Мамаевой Орды, – Московию, Рязанское и Нижегородское княжества.

Некоторые историки пишут, что в войске Мамая были булгары (бесермяне). В русских летописях 14–15 веков этого нет. В летописях составленных позже на стороне Мамая появляются «Бесермены и Армены… и Буртасы». Об этом подлоге писали историки еще до 1917 года и в советское время. Булгары не могли быть в войске Мамая и по той причине, что Булгарская земля в 1377 году была возвращена Сарайской Орде, т.е. не подчинялась Мамаю, а находившийся здесь ставленник Мамая хан Мамат бежал.

В 1382 году Тохтамыш «посла Татар своих в Болгары… и повеле торговци Рускые избити и гости грабити, и суды их с товаром отъимати и попровадати к себе на перевоз». Такое отношение к русским торговцам говорит о кризисе в отношениях, причин для которого вроде бы не существовало. Собрав огромное войско, в составе которого на этот раз наверняка были и бесермены-булгары, Тохтамыш двинулся на Московскую Русь, взял и сжег Москву и другие русские города. Такова вкратце канва событий. Мы еще не раз обратимся к этому интереснейшему моменту нашей истории, и обгрызём его со всех сторон, а пока вернёмся к нашим баранам…

Ушкуйники – беспокойная новгородская молодежь, потомки русских викингов, – представляли собой неофициальный военный флот Великого Новгорода. Им поручались сбор дани с обширных северных владений Новгорода и другие опасные предприятия. Часто они явно превышали полномочия, действуя по своему почину. Ушкуй – узкое, легкое и быстроходное речное судно на 20 – 30 гребцов. На таких судах легко преодолевались сухопутные волоки и мелководья, их использовала в основном для военных походов.Впервые известия об ушкуйниках появляются в начале 14 века. С 1360 года для улучшения отношений с северными Скандинавскими соседями и Литвой, ранее страдавших от набегов ушкуйников, а также вероятно для подрыва экономической основы Золотой Орды, их деятельность была перенесена на Каму и Волгу. В основном ушкуйники вторгались в Булгарию, где громили и грабили ее города и селения. Можно подметить, что их активность возрастала в периоды ослабления Ордынского государства: 1360–80, 1391–93, 1400–09.***

Ханы Орды контролировали торговый путь по Волге до Торжка и Новгорода. При этом они давали разрешение на приезд в Ростово-Суздальскую землю западным купцам. В 13 веке Новгородцы распространяют влияние на восток и север до Колы и Югры. С 1323 года Устюжане стали тяготеть к Москве против Новгорода, заступать путь по Сухоне на Югру и Двину.

С 1328 года сборным пунктом пушнины доставляемой в качестве дани для хана Орды стал Великий Устюг принадлежавший Суздальским князьям. Отсюда ее отправляли на Волгу, где на важнейших торговых речных путях располагались богатые города Волжской Болгарии, вассала Орды, достигшего к середине 14 века своего экономического расцвета. Товары севера (меха, олово, рабы-пленники, мёд, лён) сплавляли по Волге на юг Каспия, где меняли на восточные ткани, пряности и серебро, а через переволок напротив Сарая-Берке (ныне здесь Волго-Донской канал) – на Дон, а по нему в Крым и далее через живших на полуострове генуэзских купцов – в Средиземноморскую Европу.

Вероятно, из Устюга пушнину доставляли на нижнюю Волгу прямым путём через Вятку. Вятский регион, находящийся на важном речном и сухопутном пути, связывающим русский север с поволжским югом (своеобразный местный путь «из варяг в греки») всегда был предметом посягательств со стороны Владимиро-Суздальского княжества (позже Москвы), Великого Новгорода и соседней Волжской Болгарии (в последствии Казанского ханства), что оказывало сильное влияние на всю его историю. Это обстоятельство и вызвало появление богатых булгарских городов в низовьях Камы (Жукотина и Кашана). Новгородские бояре и купцы (по современным понятиям многих из них правильнее называть банкирами и олигархами) желали избавиться от конкурентов и посредников. Первый удар пришелся на крупнейший тогда на нижней Каме булгарский город Жукотин, центр отдельного княжества. В Никоновской летописи читаем подробное сообщение об этом. Так как ушкуйники часто не делали разницы между Московскими, Суздальскими, Булгарскими и Сарайскими городами и торговцами, то в летописях их часто называют разбойниками.

«В лето 6868 (1360) из Великого Новгорода разбойници приидоша в Жукотин и множество татар побиша и богатство их взяша, и за то разбойничество христиане пограблены быша в Болгарех от татар. В то же лето князи Жуковстии поидоша во Арду ко царю и биша челом царю дабы царь оборонил себя и их от разбойников, понеже много убивства и грабления сотворяше от них беспрестани. Царь же Хидырь посла трёх послов своих на Русь: Уруса, Каирмека, Алтын цыбела ко князем русским чтобы разбойников поимали и к нему прислали. И бысть всем князем съезд на Костроме: князь великий Дмитрий Константинович из Володимера, и брат его старейший князь великий Андрей Константинович из Нижнего Новогорода, и князь Константин Ростовский, и поимаша разбойников и выдаша их всех послам царевым и со всем богатством их, и тако послаша их во Орду».

В Пискарёвской летописи: «Toe же весны прииде на царьство Волжьское некий царь с востока, именем Хидырь, и бысть лесть во князех ордыньских, и убиен бысть царь Наурус, а Хыдырь седе на царьство и дасть княжение великое князю Дмитрею Констянтиновичю суздальскому. И приде в Володимер июня в 22 день и сед на вели­ком княжении, а не по отчине и не по дедине. И тогда при нем митропалит Алексей постави в Володимери Новугороду архиепискупа Алексея. Того же лета бысть в Орде мя­теж силен: мнози царие побиени быша и царицы, и царевичи и рядцы, изсекоша сами межи себе. Toe же зимы возведоша посла из Орды жукотинцы о разбойницех, и бысть всем князем съезд на Костроме: князь Дмитрей Костянтиновичь и брат его старейший Андрей из Нижнего Новагорода, и князь Костянтин ростовский, и выдаваша разбойников, а посла отпустиша в Орду».

В Новгородской летописи сказано кратко: «взяше новгородцы Жукотин и много бесермен посекоша мужей и жен».

Видимо, захватив несметные богатства, ушкуйники вернулись назад в Кострому и начали «пропивать зипуны» (награбленные одежды). По приказу очередного Сарайского хана Хызра (правил в 1360 году) Суздальские князья тайно подошли к Костроме, с помощью части ее жителей захватили ничего не подозревавших ушкуйников и поспешили выдать их на расправу хану. Но вскоре почти ежегодные набеги возобновились, теперь уже на Ярославль, Кострому, Нижний Новгород и вновь на нижнюю Каму и Волгу. То есть набеги ушкуйников на русские города объясняются предательством их князей и жителей.

В Новгородской летописи мы находим следующее. «В лето 6874 (1366) ездили из Новагорода люди молодые на Волгу без новгородского слова и воеводою Есиф Варфаломеевич, Василей Федорович, Александр Обакунович, и приехаша все здравы. И за то великий князь Дмитрий Иванович разгневася и разверзе мир с Новым городом, рекуще так: За что есте ходили на Волгу и гостей моих пограбили много? Того же лета на зиму от князя изымаша Василья Даниловича с сыном на Вологде (заложников), а он поеха того не ведал, не стерегся… Пришли новгородци в ошкулех, воеводами Осиф Варфаломеич, Василей Федорович, Алексей Обакунович на Нижней Новгород и много бессермен избиша, а наших пострелиша Филиппа Устректова и Бориса Квашенкина да 2 человека».

В Рогожском летописце это событие описано так: «Того же лета проидоша Волгою из Новагорода из Великаго полтораста ушкуев Новогородци, разбоиници оушкуиници, избиша множество Бесермен в Новегороде в Нижнем, множество муж и жен и детеи, товар их бесчислено весь пограбиша, а суды их кербаты и лодии и оучаны и павозкы и стругы, то все посекоша, а сами отидоша в Каму и проидоша до Болгар, тако же творяще и воюющее».

В Пискарёвской летописи: «Того же лета ездиша из Новаграда люди молодые на Волгу без наугороцкова слова, а воеводы у них Осиф Ворфоломеевич с товарищи, и возвратишася со многим прибытком. Князь же ве­ликий Дмитрей Иванович разгневася про то на Новград. Того же году поимаше на Вологде боярина новгороцково Василия Даниловича и с сыном ево Иваном, и приведоша его на Москву».

В Типографской летописи: «Того же лета проидоша из Новагорода Волгою из Великого полтора ста оукшуев с разбойники с Новогородскыми, и избиша по Волзе множество Татар и Бесеръмен и Ормен и Новъгород Нижний пограбиша, а соуды их, кербаты и павозкы и лодии и оучаны и строугы, все изсекоша и поидоша в Каму и проидоша до Болгар, такоже творяще и воюющее».

В. Татищев это событие описал в два приёма, посчитав, сообщения летописей относящимися к двум разным походам. «Разбой на Волге. В тот же год пришли из Новгорода Великого новгородцы разбойники, и было их двести ушкуев; и пошли вниз Волгою рекою, и побили татар и армян в Новгороде Нижнем множество, гостей там бывших татарских, а также и новгородских, и жен и детей их побили, и товар их бесчисленно пограбили, и суда их все иссекли, и паузки, и кербасы, и ладьи, и учаны, и мишаны, и струги, и все огню предали, а сами отошли в Каму; и так Камою ходили, болгар завоевывая, и многих побили.

На Вологду. В тот же год из Новгорода Великого молодые дворянчики совокупили себе рать без новгородского совета, а воеводы были у них Иосиф Варфоломеевич, Василий Федорович, Александр Аввакумович, и ходили на Волгу, и много гостей московских и ростовских пограбив, возвратились в Новгород со многою наживой. И князь великий Дмитрий Иоаннович за то разгневался на новгородцев и изверг на них гнев, говоря: «Почему вы ходили на Волгу грабить и бить моих гостей?»; и послал на Волгу воинов своих в волость Новгородскую. Посланные же от великого князя Дмитрия Иоанновича поймали на Вологде боярина новгородского Василия Даниловича с сыном его Иваном, а он ехал с Двины, того не ведая, не остерегаясь. И много волости воевали, дань великую по Двине, и по Югу, и по Купину взяли».

В Нижнем, как видим, проживало множество богатых мусульман, – торговцев из Булгарии и, вероятно, с нижней Волги и Каспия. Московский князь осерчал на Новгородцев за разбои ушкуйников, взял заложников, и новгородцам пришлось откупаться и делать уступки в новом договоре. Бояре отпирались, но это было лукавством, та как с ушкуйниками ходили известные новгородские воеводы. Оружием и деньгами им помогали богатые новгородские купцы, причем не безвозмездно, – вернувшись, те наверняка делились добычей.****

Татищев разделил один поход на две части для объяснения заинтересованной реакции Московского правителя. Такой приём, как увидим в дальнейшем, был обычной практикой ранних фальсификаторов истории. Раделяли надвое не только «неудобные» события, но даже «неудобных» исторических личностей. Хотя претензии были предъявлены новгородцам, карательный разбой учинили далеко на восток от Новгорода, – на реках Двина и Юг.

В 1369 год. «Тои же осени шли Волгою 10 ушиев, а иные шли Камою и биша их под Болгары».

В 1370 год. «Дважды шли новгородцы Волгою и много зла сотворили».

В 1371 год. «Того же лета ушкунцы разбойницы Новаграда пришед взяша Кострому». (Пискарёвская летопись.)

Обратим внимание, что ушкуйники шли на Булгар разными путями: обычно Волгою, а иногда Камою, но не Вяткою, так как Великий Устюг (северные ворота на Вятку) принадлежал тогда Суздальским князьям. Возвращаться каждый раз обратно в Великий Новгород стало опасно, да, и часть горожан, ожидая мести московитов и татар, выражала недовольство. Этим, прежде всего, объясняется желание ушкуйников найти себе пристанище-зимовье на Каме, а в перспективе – на более удобной во многих отношениях Вятке.

В «Повести» упомянут малый городок на Каме, где 7 лет жили новгородцы до переселения на Вятку. Существование такого зимовья вероятно, так как штурмовать Вятские города-крепости без предварительной разведки и других подготовительных мер было бы неразумно. Все эти годы ушкуйники не сидели без дела, ослабляли противника (прежде всего булгарские города на нижней Каме) периодическими налетами и грабежами, уводом людей. Подобная практика обычна при покорении народов и территорий пришлыми завоевателями. Так, например, поступали русы из Старой Ладоги в отношении славян в 8–9 веках. Предположительно, это зимовье находилось где-то в средней части Камы, вдали от татарских городов, в районе проживания пермяков и деятельности епископа Стефана Пермского.

Судя по сообщению Новгородской летописи о прохождении по Каме ушкуйников, они могли поселиться здесь в 1369 году или ранее. Нападение в 1360 году на Жукотин могли совершить именно они. Во-первых, ушкуйники тогда объявились вдруг далеко от устья Камы, во-вторых, награбленное они стали продавать и проживать в русской Костроме (находились там не менее 3-х месяцев), а не в Новгороде Великом, куда, похоже, не собирались плыть. Таким образом, если отнести сообщение нашей «Повести» (собранной задним числом по старым легендам) к 14 веку, новгородцы-ушкуйники поселилисьна Вятке в 1366 (67) году.

Всё изложенное находит подтверждение в Булгарской летописи, с которой автор ознакомился уже после написания начала данной главы. Как уже отмечалось выше, после 1242 года Булгарская хроника не так полна и последовательна. Создаётся впечатление, что эта рукопись является пробулгарской кампиляцией сообщений взятых из некого гипотетического протографа 13–15 веков булгарского или даже русского происхождения. Решать этот непростой вопрос должны специалисты. Мы же ограничимся добычей фактов касающихся нашей темы, напрямую не связанных с основной линией повествования летописи, а потому несколько более надёжных.

В 1262 году, по трактовке летописи, хан Берке отказался платить дань Империи (монгольским ханам, обосновавшимся в Китае). После этого часть монголов покинула степи Кипчак. Булгары, имевшие определённый суверинитет в рамках империи монголов (им перепадала часть русской дани) за активную помощь во время западного похода (на Русь и другие страны Европы), откололись от Кипчакской орды, за что подверглись наказанию. «После того, как Беркай захватил зависимые от Булгара русские бекства и ввел туда своих башкаков, Галидж (Новгород) получил от хана разрешение на войну с Державой и вторгся в провинцию Бийсу. Война эта была очень тяжкой для нас, так как и Булымер, и Балын (Владимир и Суздаль) помогали галиджийцам, а силы наших были разобщены». Таким образом, Новгородцы вернули себе большую часть провинции Бийсу. При этом Кипчакскую (Ордынскую) дань булгарам, всё-таки, пришлось платить. Особенно она усилилась в правление «неверного» Джанибека (1341–57).

Перейдём к отрывкам непосредственно касающихся Вятки, но прежде напомню основные выводы сделанные в предъыдущей части.

Появление особой территории, Вятской республики, было вызвано отчасти некоторой изоляцией региона, а также изначальной его обособленностью в составе Булгарского государства. Как мы видели выше, русы и булгары составляли в 9–11 веках симбиоз с достаточно чётким разделением функций. Русы через Новгород осуществляли торговые связи между Булгарией и Северной Европой, для чего контролировали речные пути и проживали в городах по берегам крупных рек, в том числе в Булгарских. Со временем они обулгарились (женились на булгарках, перенимали элементы культуры, некоторые становились мусульманами), отчего перестали восприниматься русскими (в том числе и новгородцами) как полностью родственными себе. Вследсвие чего это властное сословие получило особое название «Новгородские (Нукрадские) булгары». В 10 веке они, вероятно, имели свой центр на нижней Каме – город Кашан, но со временем настоящие булгары потеснили их на север. Так на Вятке (и её притоке Чепце) появились Нукратские города-крепости (Колын, Каргадан-Иднакар и другие), а сама река Вятка с 12 века стала зваться булгарами Нукрат-су. Подчеркну, что Нукратские булгары составляли только правящую военную верхушку. Основное население Вятки собиралось из различных местных финно-угорских и пермских народов путём их постепенной ассимиляции с помощью выходцев из русских княжеств и Новгородских земель. Булгарская летопись так описывает отношения между Булгаром, Новгородом, Ордой и Вяткой на рубеже 13–14 веков.

«В 1278 году хан Манкай (Мунке) велел галиджийцам захватить северные земли Булгара в обмен на утроение ими кыпчакской дани. Тогда галиджийцы, пользуясь тяжкими бедствиями, обрушившимися на Державу нашу, а также переселением в Галидж с других русских земель 500 тысяч ульчийцев (славян), захватили западную часть провинции Бийсу (вероятно, Сев. Двину) и воздвигли там свои остроги. Опираясь на эти разбойничьи гнезда, галиджийцы стали врываться и в другие области Булгарского Севера. Для лучшего противодействия вражеским захватам эмиру Галимбеку пришлось образовать новую провинцию из южных земель Бийсу – Нукрат с центром в Колын-Кале. Улугбекскую власть в ее западной части – с самим Колыном – эмир передал в руки потомков Садыка и его булгарских ульчийцев, иначе бы Манкай силой заставил Державу передать Нукрат русским. Галиджийцы пожаловались хану на это, утверждая, что эмир надул его. Однако когда ханский посол-христианин проехал в Колын, то город встретил его колокольным звоном и хлебом-солью сына Садыка Ар-Буги – почтенного белобородого старца с крестом на шее, храбро совравшего прямо в лицо Татарину о его полной независимости от Булгара. Галиджийские доносители были обвинены во лжи и казнены к удовольствию Ар-Буги, ибо они были его личными врагами и в 1278 году отбили у него Джукетун (Устюг), присоединенный к Державе в 1237 году. Правда, посол возложил на Колын дань, как будто на отдельное владение, но она не была очень уж велика и обременительна для нукратцев, ибо эмир уменьшил на ее размер дань Колына Булгару. На самом деле тюрэ Колына продолжали подчиняться булгарскому улугбеку Нукрата, сидевшему в Ар-Балике, но назначались самими эмирами».

Это бесценный для нас отрывок, повествующий о совершенно неизвестных подробностях жизни на Вятке в конце неспокойного 13 века. Прежде всего, мы видим, что Вятка (вероятно уже задолго до того) разделилась на две части: северо-запад с центром в Колыне (город в устье Моломы) был формально независим от булгар и русских (управлялся формальным христианином по имени Ар-Буги); и булгарский юго-восток с центром в Колын-кале.

Город Киров? (бывший Хлынов-Вятка) черемисы-марийцы называли Науграт, бесермены(прикамские мусульмане, вероятно, потомки булгар, см. ниже) – Колло, Казанские татары – Колын. Известно также, что в прошлом бесермены называли Слободской город именем Колло-га. Из сопоставления этих фактов можно заключить, что Коллога – это сокращенный вариант от Колын-кала (гала), что на русский язык можно перевести как «Холун-город». Пока можно лишь заметить, что такое название перекликается с название притока Вятки реки Белая Холуница (раньше её звали просто Холуница), устье которой находиться в 3 км ниже центра Слободского города. Учитывая близость к Слободскому городу Чуршинского городища, и то, что «кала» переводиться также как «крепость», можно полагать, что Слободской городок первоначально являлся пригородом (посадом) города-крепости на Чуршинской горе, составляя с ней одно целое. Действительно, между ними всего 7 км, – на таком небольшом расстоянии не может находиться одновременно два центра власти. Тем более что вблизи самого Чуршинского городища пасада не обнаружено. Относительно большое расстояние (7 км) может означать, что люди власти располагавшиеся в крепости на Чурше недоверяли своему народу. Подобную практику разделения поселений мы наблюдаем в ранний период созидания государств русов (в 8–10 веках), а также у нас в устье Моломы, где на расстоянии около 1 км располагались два отдельных городка с этнически и социально различным населением.

В этом же районе на расстоянии около 12 км к востоку (на другом берегу) расположено поселение татар-кипчаков Карино-Нукрат, о котором будет разговор отдельно. Пока можно лишь отметить, что появление треугольника Чурша–Карино–Слободской говорит о существовании здесь некого центра власти и тройственного союза, – Нукратских булгар, татар-кипчаков и славяно-финнов.

Таким образом, по булгарской летописи Колын-кала был центром восточной части Вятской земли, принадлежавшей Булгарии. Заметим, что 1278 год – первая дата упоминания Слободского города.

Учитывая, что городок Орлов первоначально звался Балчуг (вариант Балик), именно в нём мог сидеть «булгарский улукбек Нукрата» (булгарский посол-баскак на Вятке). Этот Ар-Балик (Арский городок?) располагался на некотором удалении от Колына, но, всё-таки, был ближайшим к нему крупным поселением.***** Можно предположить, что позже, в 14 веке, посол перебрался в Колын-калу или Карино.

Граница раздела, видимо, проходила по реке Пижме, далее по Вятке и восточнее её притока реки Великой, при этом принадлежность территории в районе города Кирова неясна (по Л. Макарову она принадлежала к Никулицкой волости, то есть, восточной части). Колынцы платили умеренную дань непосредственно хану Орды. Какая-то зависимость от сеседних булгар, разумеется, оставалась.

Русская волость с центрами в устье Моломы и Орлове имела сельскую округу, заселённую русскими переселенцами-беженцами (первой волны), формально она подчинялась напрямую ханам Орды, в конце 12-го–начале 13-го веков благоволившим христианам (Узбек стал мусульманином после 1320 года). Что касается территории к востоку от этой волости, то русского населения здесь тогда вероятно было ещё немного, – главным образом финно-угорское. Однако, судя по археологии, управляли им люди русского происхождения, поселившиеся в небольших городках вдоль берега Вятки. Об этом свидетельствуют городища: Вятское, Никульчинское, Чуршинское, Кривоборское и, вероятно, Слободское. При этом центром местной власти была, несомненно, старая Чуршинская крепость – Колын-Кала, населённая Нукратскими булгарами, но уже обзаведшаяся к 14 веку славяно-вотским пригородом (будущим Слободским городом).

В 1292 году булгары участвовали в подавлении русского мятежа (Дюденёва рать по нашим летописям). «В этом походе наши, возглавляемые сыном Бурата Кукчи, не позволили ни одному кыргызу любимого башкака натянуть тетивы лука – все сделали сами. Горя ненавистью к неверным за разгром Черемшана и потерю почти всей провинции Бийсу за исключением Колынской округи, Кукчи со своими казаками, иштяками и башкортами взял вначале Булымер, а затем Балын, Джурги, Мер-Сулу, Амат, Улак, Мосху, Гулям – всего 14 городов. Так как неверным кыпчакам запрещалось грабить церкви, наши делали это за них – с таким же прилежанием, с каким урусы грабили мечети. Всех мужчин с оружием убивали на месте, кроме купцов и мастеров, а женщин и детей полонили. Галиджийцы перепугались, вернули Булгару восточную часть Бийсу (вероятно Печору) и также стали платить дань Булгару за захваченные районы Бийсу».

А вот короткий рассказ о взаимоотношениях новгородцев с колынцами-вятчанами. «Асыл и Адам разбили в 1346 году отряд галиджийцев из 600 разбойников, плывших под видом охраны русской дани Кыпчаку. При этом Адам получил смертельную рану. Асыл пощадил пленных и, получив за них выкуп из Галиджа, – отпустил. В память об этом Асыл взял имя вожака разбойников – сына бояра Эбрема, а Эбрем (Абрам) – имя предка Асыла – Васыла». Как видим, отношения вятчан и новгородцев достаточно комплиментарные, имена и вероятно вероисповедания тех и других одинаковые.

«А теперь расскажу о прекращении разбоев другой шайки – галиджийцев или ушкуйников. Обиженные галиджийцы не прекращали своих разбоев, но в случае поимки их людей всегда отрицали свою причастность к ним. А после смерти Узбека (в 1341 году) они стали объединяться для разбоев уже в большие ватаги, ибо очень стала цениться франгами и альманцами (франками и немцами) их добыча – меха (заметим, что меха ушкуйники могли получать в виде дани с аборигенов), и после ряда бедствий много стало разоренного и готового на всё люда. Эти ватаги называли «ушкуями». Одни говорили, что это слово образовалось от слов «уч каек» («три лодки»), ибо они атаковали на кораблях, вмещающих людей трех булгарских лодок (до 30 человек).

Нукратские ульчийцы (буквально – вятские славяне), которые называли себя также «будиш-лар» (батиш, ватиш, – вятчане), превратили «уч каек» в более удобное для себя «ушкуй», и все наши, в конце концов, стали называть разбойников по-нукратски. Другие же утверждали, что это слово происходит либо от названия первой добычи галиджийцев – трех овец, либо от названия округа «Уч Куй» на Верхнем Чулмане – недалеко от места его поворота на юг. Этот округ захватили галиджийцы в 1359 году, после чего укрепили его десятью острогами и превратили в главное разбойничье гнездо. Здесь они строили свои корабли, на которых потом пускались в свои разбойничьи набеги. Говорят, что жило там постоянно около 50 тысяч галиджийцев, и число это не уменьшалось, ибо туда бежали из Галиджа всё новые люди. У них были свои вожаки, которых они сообща избирали на своих сходах, и эти вожаки не подчинялись Галиджу и связывались с ним лишь в случае обмена добычи на хлеб, соль, одежду, железо, оружие и украшения. Выбить разбойников с этой округи не удавалось. В лучшем случае наши, с невероятным трудом добравшись туда, жгли оставленные ушкуйниками остроги и потом возвращались, ибо Державе невозможно было разместить и снабжать в столь отдаленной местности большие алаи. Небольшие же легко уничтожались разбойниками, выходившими из дремучих чащ после ухода большого войска».

Название «ушкуй» выводят из разных языков, внятного объяснения его происхождения пока нет. Заметим, булгарский летописец косвенно признаёт слово «ушкуй» вятским. На мой взгляд, коренного вятского жителя, просматривается близость со словом «узкий». Эти суда издалека выделялись своей узкой формой, за что и получили соответствующее прозвище, по-вятски слово «узкий» звучит почти как «ушкой» (так говорили ещё недавно наши старики). Для примера перехода звука «З» в «Ш» приведу пару местных топонимов: Азлань – Ашлань. Можно сюда добавить и два варианта названия старой Казани (по булгарской и русской летописям), – Учель и Ошель. Весьма близки к данной ситуации названия двух булгарских городов – Казан(ь) и Кашан.

Кама поворачивает на юг к западу от Чердыни, правда, ясно выраженного места повора течения реки нет. В этой округе (в основном на берегах северных притоков Камы Колва и Вишера) известно несколько русско-пермских городищ 14–15 веков. Массовое поселение русских (новгородцев) началось (по Л. Макарову) в конце 14 века, но первые из них стали жить здесь среди аборигенов на сотню лет ранее.

«Руководил ушкуйниками тот самый Абрам–Васыл, который в молодости при Коране поклялся Асылу больше не разбойничать (см. выше запись под 1346 годом). Но вскоре Асыл погиб вместе со своим старшим сыном при отражении набега новых ногайцев Мурза-Тимура на Джукетау, и разбойник почувствовал себя свободным от своего обещания. Потом дело возглавил его сын – тоже Васыл, который в своих набегах имел слабость не нападать на город своего имени – Васыл-Балик (по Бул. лет. это город Яр Чаллы, – Набережные Челны). Сын Васыла Анбал был последним знаменитым вожаком ушкуйников (вероятно, имеется в виду Анфал Никитин, см. ниже)».******

«Набеги разбойников были столь чувствительны, что эмиры поручили борьбу с ними казакам беков Гарафа и его сына Буртаса, а также салчиям флота Кудаша и его сына Субаша. Поэтому эта война получила название «Войны четырех бахадиров». Центром этой войны стал Великий Болгар, который казаки называли просто «Йорт». После того, как жители выселились из него, здесь остались под охраной городского алая лишь представители нескольких торговых домов, члены братства «Эль-Хум», владельцы здешних кабаков и караван-сараев, а в Саиновом Дворе (ханском) – кыпчакские тамгачии. А народу в городе всё равно было много, ибо в нем останавливались наши на пути в Черемшан или из Черемшана в Симбир, конеторговцы по пути в Казань и Чаллы через Лаиш и купцы-работорговцы. Война давала последним обильный товар. Джабраил и наследники бахадиров поведали мне кое-что о некоторых событиях ее, и я передам их рассказ. Что же касается истины – то ее доподлинно знает лишь один Аллах».

Как видим, автор предупреждает о том, что не располагает точными сведениями, то есть кое какие подробности могут не соответствовать действительности. Город Булгар располагался к югу от устья Камы, в конце 14 века он утратил своё значение.

«После памятного разгрома Джукетау Абрамом (в 1360 году, в бул. летописи об этом подробностей нет, напомню, по нашим летописям разбойников схватили в Костроме), бек Алып – сын Асыла – сходил зимой в Уч Куй и сжег разбойничьи остроги, но когда он покинул этот округ, ушкуйники вернулись на пепелище и возродили свои жилища. Правда, тысяч с 15 их перемерло от холода и голода во время вынужденной отсидки в чащобах, но к лету их было еще более прежнего.

В 1366 году ушкуйники на 200 кораблях прошли на Агидель, но кудашевцы перекрыли реку у Кашана и заставили разбойников отплыть к Таш-Керману. Отсюда на них напал уже сам Кудаш. Часть ушкуйников, прижатая к берегу, высадилась на него и была перебита Гарафом. Потеряв 50 кораблей, ушкуйники ушли вверх по Кара-Идели (Волге).

В 1369 году разбойники подплыли к Великому Болгару на 10 кораблях. Кудаш потопил три корабля, а ушкуйники остальных высадились на берег с намерением переждать опасность. Однако Гараф вновь был начеку и отправил их в ад вместе с их вожаком Абрамом.

Раздраженные галиджийцы на следующий год дважды подходили к Великому Болгару на 20 и 30 кораблях, но оба раза были отбиты и потеряли 25 кораблей и тысячу людей».

Как видим, всё описанное довольно хорошо совпадает с русскими источниками.

Примечание*. Булгарская летопись повествует об этом по-своему. «В 1369 году глава Ширской (Донской) орды улубий Мамай велел подчинившимся ему русским бекам заставить Булгар возобновить выплату дани Кыпчаку и утвердить там своего даругу – хана Мамед-Султана. Джунские беки (Нижегородские князья) вместе с послом Мамая двинулись к Казани и осадили ее, а замешкавшийся со сбором войска московский бек двинулся следом. У Кара-Идели Енейтек внезапно атаковал москвичей с тыла и уложил половину неверных. Другая половина в полном расстройстве добежала до Казани и своим видом вызвала невообразимую панику в лагере джунцев. Бек джунцев стал со всеми русскими поспешно отступать по старой Галиджийской дороге через Кукджак и потерял на этом пути все войско. Говорят, тогда на Новый Болгар ходило 80 тысяч неверных, и только черные ары убили 60 тысяч из них. Когда первая часть их явилась к эмиру с воткнутыми на пики головами урусов, Азан тут же перевел их в разряд ак-чирмышей и освободил от джизьи. Услышав об этом, остальные ары разделили головы неверных по одному на мужчину с целью получения привилегий большинством их народа и явились с ними в Казань. Эмир всех причислил к ак-чирмышам. И так 60 тысяч аров стали ак-чирмышами и стали весь свой народ называть «чирмышами» (черемисами).

Брат московского бека и 10 тысяч джунцев попали в этом деле в плен. Потрясенные случившимся московский и джунский беки согласились платить Булгару дань и приняли булгарских даруг в обмен на пленных. Мамед-Султан сам сбежал во время сумятицы в Казань и был охотно принят на службу эмиром. Нрав у хана был мирный, и он радовался своей тихой жизни в казанском балике Джукетау – вдали от страшившей его орды Мамая». Из этого отрывка видно, что подросший хан Мамат был сослан в Булгарию подальше от глаз Мамая, решившего быть самовластным правителем. Никоновская летопись связывает события 1370 и 76 годов с Казанью. Если вспомнить о бедах постигших булгарские города Булгар (в 13 веке) и Биляр (в 1360-х), то появление нового центра – Казани – вполне понятно. Заметим, что Казань (или другой Булгарский город) столицей Мамаевой орды не являлась.

Примечание**. Продолжим сравнение. «В 1374 году джунский бек, поощряемый Мамаем, вновь отказался платить дань Булгару, и Азан послал на изменников бека Марджана. Марджан унаследовал от своих предков невероятную богатырскую силу, благородство и нелюбовь к напрасно проливаемой крови. Став богатейшим казанчием, он сохранил в отношениях со своими казаками дух подлинного товарищества, почему те готовы были очертя голову выполнять любой его приказ... Сходу, ворвавшись в Джун-Калу (Нижний Новгород), Марджан захватил такую большую добычу, что пришлось посылать для вывоза ее эмирский флот.

А в 1376 году уже джунцы и почему-то зимой двинулись на Казань, выполняя приказание Мамая. К ним пристали и москвичи, взявшие с собой низвергнутого эмирского даругу Гусмана. Гусман был сыном купца и суварбашы Салиха и легко управлялся в Москве с обязанностями даруги и торговлей бобрами и меховыми одеждами... Москвичи (мэскэуле) сходу бросились к казанским стенам, но наши ударили из неизвестных русским пушек, и неверные обратились в паническое бегство. Марджан стремительно вылетел из города со своими казаками и рубил москвичей до Ягодного леса. Джунцы, бывшие в лесу, с полным безразличием наблюдали за происходящим и только по приказу своего горячего бека схватились с приблизившимся Марджаном. Видя, что выманить джунцев из леса не удастся, бек отошел в город. Следом за ним джунцы и остатки москвичей нехотя вновь приблизились к Казани, однако очень скоро позади русских появились всадники Енейтека. Семь тысяч урусских пехотинцев были окружены нашими и укрылись за своими возами, конница же неверных отошла к Биш-Балте и не давала Енейтеку раздавить осажденных.

Конница была наполовину московской и отличалась неплохими боевыми качествами. Ее создал московский бек по образцу булгарской сразу после гибели русского войска в 1369 году. Тем не менее, быть долго в таком положении русские не могли, и их воеводы вступили в торг с нашими, тоже не расположенными нести ненужные потери. Наши предложили, что русские заплатят за каждого пехотинца по ермаку, а неверные, соглашаясь на выкуп, отнимали от суммы две тысячи ермаков – по одному за каждого своего погибшего. Наконец, наши приняли условия русских, и те привезли требуемую сумму из Джун-Калы. Енейтек открыл дорогу, и неверные стали отходить под прикрытием своей конницы. Жена Гусмана Сююмбика ехала на санях за своим сыном, бывшим среди москвичей. А они после вылазки Марджана хотели убить Гусмана, но их воевода Джим-Тюряй не допустил убийства. Когда русские подошли к крепости Лачык-Уба, они отпустили Гусмана и Сатылмыша – нашего даругу в Джун-Кале и одновременно главного эмирского таможенника на Руси. Наши же отпустили взятых Марджаном русских воевод Аслана и Уджика. Сююмбика была так довольна спасением сына, что подарила Джим-Тюряю бобровую шубу. Из-за нее завидовавшие воеводе русские бояры прозвали его Бобриным». Выдумки и приувеличения в булгарской летописи наверняка есть, но что-то от реальных событий должно остаться. В походе 1376 года (по Ник. лет.) участвовали Суздальские князья, а от Московского князя – Дмитрий Михайлович (Боброк) Волынский. Они подошли к Казани 16 марта. Казанцы встретили их огнём из луков, самострелов и пушек.

Примечание***. Информация с fullsail.netfirms.com/ushk.htm

В конце 13 века на Руси был создан новый тип корабля – ушкуй. Это название, по мнению ряда лингвистов, произошло от древневепского слова «лодка», но более вероятно – от имени полярного медведя – ушкуя. Косвенным аргументом в пользу второй версии служит то, что норманны ходили по морям на «морских волках». Часто ушкуи украшались головами медведей. Так, в новгородской былине в описании корабля Соловья Будимировича сказано: «На том было соколе-корабле два медведя белые заморские». Впервые об ушкуях упомянуто в хронике Эрика в эпизоде, относящемся к 1300 году, когда шведский флот под командованием маршала Кнутссона вошел в Неву и сжег несколько новгородских ушкуев. Последнее упоминание об ушкуях содержится в Псковской летописи 1473 года. Кстати, в летописях они считались более крупными судами, чем ладьи.

Обычно ушкуй строился из сосны. Киль его вытесывался из одного ствола и представлял собой брус, поверх которого накладывалась широкая доска, служившая основанием для поясов наружной обшивки. Она скреплялась с килем деревянными стержнями (гвоздями), концы которых расклинивались. Морские ушкуи (в отличие от речных) имели плоскую палубу только на носу и корме. Средняя часть судна (около трети длины) оставалась открытой (туда под палубу клали груз-балласт для большей устойчивости в морской воде). Грузоподъемность их составляла 4 – 4,5 т. На внутреннюю обшивку опирались шесть или восемь скамей для гребцов. Благодаря малой осадке (около 0,5 м) и большому соотношению длины и ширины (5:1), судно обладало сравнительно большой скоростью плавания. Как морские, так и речные ушкуи несли единственную съемную мачту, располагавшуюся в центральной части корпуса, с одним косым или прямым парусом. Навесных рулей на ушкуи не ставили, их заменяли кормовые рулевые весла.

Речные ушкуи отличались своей конструкцией от морских не только наличием сплошной палубы. Так, по мнению ряда историков, речные ушкуи представляли собой лодки вместимостью до 30 человек. Киль был широким и плоским. Одинаково изогнутые носовая и кормовая балки соединялись с килем деревянными гвоздями или в потайной шип. Корпус набирался из тесаных досок. Планширь (деревянный брус с гнездами для уключин, идущий вдоль борта лодки и прикрывающий верхние концы шпангоутов) отсутствовал. В зазор между обшивками вставляли клинья-кочети, которые служили опорами для весел. Утолщенные последние пояса наружной и внутренней обшивок обеспечивали достаточную прочность борта при возможном абордаже или при перетаскивании ушкуя через переволоку.

Речной ушкуй имел длину 12 – 14 м, ширину около 2,5 м, осадку 0,4 – 0,6 м и высоту борта до 1 м. Грузоподъемность достигала 4 – 4,5 т. Укрытий ни в носу, ни в корме на нем не было. Благодаря симметричным образованиям носа и кормы ушкуй мог, не разворачиваясь, моментально отойти от берега, что приходилось часто делать при набегах. При попутном ветре ставили мачту-однодревку с прямым парусом на рее. Для его подъема верхушка мачты снабжалась нащечинами. Простейший, без блоков, такелаж крепился за скамьи, а носовая и кормовая растяжки – на соответствующих оконечностях. Весла в местах соприкосновения с обшивкой обтягивали толстой кожей.

Эти суда использовались в военных и торговых целях. Но в историю они вошли как военные корабли новгородской вольницы – ушкуйников, походы которых начались в конце 13 века. Первый же их большой поход датируется 1320 годом во время войны Господина Великого Новгорода со шведами. Дружина Луки Варфоломеевича на морских ушкуях прошла Северной Двиной, вышла в Белое море, а затем в Северный Ледовитый океан и разорила область Финмаркен, располагавшуюся между южным берегом Варангер-Фьорда и г. Тромсе.

Арабский путешественник Ибн Батута, посетивший Золотую Орду в 1334 году, писал, что город Сарай – один из красивейших городов, и потребовался почти целый день, чтобы объехать его. Значительной статьей дохода ханов была торговля - купцы платили пошлину татарам в размере 3 – 5% от стоимости товара, а по Волге шли целые караваны судов из стран Ближнего и Среднего Востока, Индии и Китая. Одним из наиболее прибыльных товаров считались рабы. Причем особенно ценились русские рабы, которых постоянно добывали татары в ходе набегов на русские земли. Торговый путь по Волге был курицей, несущей золотые яйца, поэтому за нападение на купцов карали смертной казнью.

В 1363 году ушкуйники с воеводами Александром Абакуновичем и Степаном Ляпой во главе вышли к реке Оби. Здесь рать разделилась: одна часть пошла воевать вниз по Оби до самого Ледовитого океана (Студеного моря), а другая – гулять по верховьям Оби на стыке границ Золотой Орды, Чагатайско-го Улуса и Китая. По масштабам их путешествия не уступят путешествиям Афанасия Никитина и Марко Поло.

Надо отметить, что ушкуйники имели первоклассное вооружение, и не стоит их представлять толпой крестьян в зипунах с топорами да рогатинами. Это были профессиональные бойцы, умело действовавшие как в пешем, так и в конном строю. Они имели панцири – чаще всего кольчуги из рубленых из стального листа колец (байраны или боданы), делали и комбинированные панцири (бахтерцы), в которых между колец вплетались стальные пластины. Кстати, ушкуйникам противостояли не воины Чингиз-хана, не имевшие даже панцирей, а отборные ханские отряды в тяжелом защитном оснащении. Наступательное вооружение ушкуйников состояло из традиционного набора: копья, мечи, сабли; причем саблям отдавалось предпочтение. Из метательного оружия были луки и арбалеты как носимые, так и стационарные, стрелявшие тяжелыми стальными стрелами – болтами.

Примечание****. Возникает пикантный вопрос: почему Московский правитель пёкся о басурманских купцах? Считается, что хан Золотой Орды обратился за помощью к своему подданному московскому князю Дмитрию Ивановичу, а тот прислал грамоту в Новгород.

Примечание*****.Существует «Повесть о начале заведения города Орлова». Она вставлена в один из вариантов «Повести о стране Вятской» перед описанием основания Хлынова. «Повествуется от старожилов, новогородцы, оставя часть своих товарищей в городе Кошкаре, то есть Котелниче, желая увидется с земляками своими, жившими в городе Болванском, пошли по реке Вятке вверх судами. И, дошед до потоку, имянуемому Орлок, ниже города Орлова в пяти верстах, остановились сколко для ряздыху и вытеснения живших по сему потоку черемис, то наипаче для места весма приятного и к обороне способного, которое столь им полюбилось, что вознамеривали было завесть город. Но, не нашед способного по притчине низких и мокрых мест положения, оставили намерение, но с тем, сколь скоро выгодное место отыщется, именем того потоку первое селение завесть. Между тем всех по потоку сему жителей и черемискаго князка из жителства, называемаго и поныне Боярское, вытеснив, увидели от Боярского выше в одной версте с половиной место, натурально укрепленное и возвышенное, по нагорной стороне над рекою Вяткою, которое окружено с одной стороны Вяткою, а с двух сторон речкою Плестихою с крутыми и высокими берегами, впадающею в реку Вятку. И, учиня осмотр и нашед способным к заселению, сделали на месте том, называемом и поныне Балчугом, обзаведение. А неукрепленную сторону для безопасности от набегов обвели рвом и земляным валом, – и по сие время видим. И наименовали обзаведение Орлок. Что и учинило начало заведения сего города, который переменяющимся веками переименование получил Орлов. Из сего явствует, что город Орлов города Вятки старее. Смотри в летописях, взятых в Нижней Новгород.

Примечание (19 века?). Судя по иным городам, которые не по месту, где они обселены, но по местам, иногда отдаленными, имеют название, удивлятся повествованию нелзя. Ибо и Оренбург намеривали построить у реки Орь, но по недостатку лесу выстроен напоследок между реками Уралом и Сакмарой. Наименование ж свое первоначалное по реке Орь несмотря на то, что она за 200 верст от места, на котором город выстроен, и поднесь тоже имеет. Что ж принадлежит до нынешняго именования во вместо Орлок Орлов, то сие упователно переименование воспоследовало или от писца, или от первопоселившагося в нем. Ибо здесь многия селения от заводившагося или первоначално избравшаго место и заселившаго селение имеют названия.

В писцовых книгах Балчуг именуется городом. … А ныне на Балчуге, где по повествованию первоначалное обселение было, никакого строения нет, а видны толко остатки прежних, на нем бывших, церквей, кладбища, ров и земленой вал». Опубликовано: Орловская газета № 8 (20 января) – 2000 год.

Орлок называется существующее ныне в пяти километрах ниже города Орлова озеро Орлик (старица реки Вятки). Село Боярское также существует в настоящее время, но его название связывается исследователями с именем вятского воеводы Михаила Рассохина, жившего в первой половине XV в. Интересно название самой старой части Орлова – Балчуг. Так же назывались районы старой Москвы и Галича. Возможные этимологии данного названия: древне-тюркское слово balyk «город»; длинный и природный широкий овраг; рыбный торг, привоз, базар. Представляет интерес примечание составителя «Описания» о топониме Орлов. Он не принял официальную версию происхождения названия города от птицы, отраженную в гербе, хотя наверняка знал ее. Примечательны в «Повести» также следующие моменты: первоначальное поселение не называется составителем сразу городом, а лишь обзаведением, и только позднее сказано, что «в писцовых книгах Балчуг именуется городом»; описание современного составителю вида Балчуга совпадает с обследованиями археологов, проведенными в настоящее время. (Комментарий с сайта А. Мусихина, – текст взят с сайта «Наша Вятка».)

Комментрий Е. Х. Описанные события (поселение новгородцев), если верить словам Булгарской летописи об Ар-Балике и отождествить этот городок с Балчугом, – относятся к 14 веку, времени проникновения ушкуйников на Вятку. Но возможно и более раннее – конец 12 века, когда на Вятке появились первые новгородцы. Слово «Орлок» в толковых словарях мною не найдено, хотя известны такие гидронимы и имена. Вероятно, в далёком прошлом река возле города Орлова сильно изгибалась на восток, но этот меандр в одно прекрасное лето был спрямлён, образовался узкий проток с быстрым течением, который и получил экспрессивное название Орлок. Случилось это на глазах русских поселенцев или незадолго до их появления. Сохранение памяти людей прежнего (нерусского) названия говорит о достаточно мягкой смене власти (отражённой в Орловском тексте), некотором периоде близкого совместного проживания прибывших сюда новгородцев и прежнего пробулгарского населения. Это подтверждают упомянутые выше результаты раскопок в Орлове.

По словам В. Низова, «ПЗО составлена по рассказам старожилов, в основе которых лежат летописи и древние предания. Уникальным сообщением в первой части «Описания» является также повествование о чудодейственном образе Архангела Михаила, существовавшего уже «в первые годы заведения здешняго города», и свидетельство о существовании в Орлове церкви Архангела Михаила во времена царя Ивана Васильевича Грозного, еще до взятия Казани (1552 г.)».

Примечание******. Замечу, что упомянутые в этой главе имена и фамилии встречаются на Вятке, в частности Квашенкин, Ляпунов. В районе Слободского и Шестаково 7 топонимов с основой «Абрам». Кроме того, это имя было в прошлом достаточно распространено у нас среди русского населения. Фамилия Кудяшев известна у Слободских татар.

 

2. Походы ушкуйников 1370-х годов

Сейчас мы переходим к описанию столкновений ушкуйников и Вятчан, а также обсудим вопрос о поселении этих «разбойников» на Вятке. Почему ушкуйники не остались жить на Каме, чем их влекла именно Вятка? Во-первых, она имеет чуть более мягкий климат, лучше обжита, ее жители были частично христианизированы (в отличие от «диких» пермяков, которых не смог обуздать даже святитель Стефан Пермский), владели навыками ведения сельского хозяйства и, по некоторым предположениям (см. прим. в конце 2 части), производства спирта. Пушной промысел на Вятке также немаловажен. Как витиевато сказано в «Повести»: «к поселению потребны и угодны, обладать ими от тех язык (народов) не тягостны». Во-вторых, это достаточно изолированный и труднодоступный регион в непосредственной близости от богатых торговлей городов Поволжья. В третьих, веверо-восточная часть Вятки слабо заселенная пермскими и угро-финскими народами была почти ничей. Правда, регион к югу от неё входил в зону интересов Булгарии, здесь находилась крепость Нукратских булгар Колын-кала, и, возможно, кипчакско-татарское поселение Карино-Нукрат.

Согласно «Повести» и преданиям, помолившись перед боем, новгородцы неожиданно нападали на городки «неверных» по берегам рек и безжалостно уничтожали всех сопротивляющихся. Остальных брали в полон и вывозили вниз по рекам для продажи. Для оправдания насилия экспедиции придали характер борьбы за веру – крестового похода. Колония на Вятке нужна была ушкуйникам-новгородцам как удобный плацдарм для неожиданных ударов по городам на нижней Каме и Волге.

Впервые о Вятке мы узнаём из сообщений некоторых русских летописей за 1374 год о нападении на неё ушкуйников. С этой датой часто связывают переселение новгородцев на Вятскую землю и основание города Хлынова.

«В лето 6882… Того же лета идоша на низ Вяткою оушкуиници разбоиници, совокупишася 90 оушкуев, и Вятку пограбиша и шедши взяша Болгары и хотеша зажещи и взяша откупа 300 рублев. И оттуду разделишася надвое: 50 оушкоев поидоша по Волзе на низ к Сараю, а 40 ушкоев поидоша вверх по Волзе и, дошедше Обухова, пограбиша все за-Сурие и Марквашь, и, переехавше за Волгу, лодьи, поромы и насады и павозкы, и стругы, и прочаа вся суды посекоша, а сами поидоша к Вятце по сухоу на конех и идучи много сел по Ветлузе идуще пограбиша.»

В Ермолинской летописи есть некоторое отличие. «Того же лета 200 ушкюев разбоиников пограбиша Вятку, и Болъгары взаша, и хотиша град зажещи; и даша с него окуп 300 рублевъ. И оттоле идоша 50 укшуев к Сараю, а 40 въверх по Волзе, пограбиша все Засурье, изсекъ суды, и поидоша на конех к Вятке и Ветлугу пограбиша». Число «200» считается опиской.

Об этом сообщении можно сказать следующее. Прежде всего, напомню, что город Булгар в 70-х годах 14 в. переживает упадок, и эмир Хасан в 80-е годы основывает новую столицу, получившую официальное название, согласно монетным легендам, «Булгар ал-Джедид» – Новый Булгар, предположительно это Казань. Добавлю, что в это же время Булгария фактически распалась на два ханства: Булгарское и Жукотинское. Очевидно, что первая часть похода (на судах вниз по Вятке и Каме) носила грабительский характер, вероятно, были погромлены городки вдоль берегов Вятки. «Погуляв» после этого еще немного вблизи устья Камы, ушкуйники бросили свои ладьи, плоты и прочие малоценные плавсредства, пересели на захваченных коней и, по пути истребив села данников татар вдоль Ветлуги, прямым путем вернулась на Вятку. Ни русский форпост Курмыш на Суре, ни булгарский город Кирман в устье Свияги, ушкуйники грабить не стали. Уничтожение судов и изменение способа передвижения говорят о некой опасности, грозящей ушкуйникам.

Посмотрим внимательно на участников этого похода. Во-первых, в сообщении 1374 года в отличии всех остальных того периода (1360, 66, 71, 75-го) ушкуйники в данном случае не отождествляются с новгородцами. (Лишь в Львовской летописи есть добавление: «…90 ушкуев Ноугородцев…».) Кроме того, слово совокупишася подразумевает, что они собрались из разных мест, то есть как минимум из двух. Высказывалось предположение, что на Вятку эти разбойники попали обычным путём со стороны Устюга. Правда, город в то время уже принадлежал Суздальскому княжеству, и пройти мимо незамечено было затруднительно. О таком событии, связанном с прохождением через город отряда Прокопа есть упоминания в Устюжских летописях (см. чуть ниже). Заметим, что половина участников похода 1374 года явно не профессионалы-ушкуйники, – изрубили свои наскоро сделанные суда и вернулись к Вятке на конях. Настоящие ушкуйники, для которых речные суда являются главным достоянием и средством передвижения, так не могли поступить, – они ушли в дальнейший поход на нижнюю Волгу. По всей видимости, их как удачливых воинов-профессионалов взяли для кампании.

Не вполне ясен результат этого похода: 300 рублей с Булгара (примерно 60 кг серебра) и пожива с Вятки не были столь уж велики для 2000 разбойников, не зря часть ушкуйников ушла к Сараю для дальнейших приобретений. О взятых на Вятке пленных и продаже их булгарам ничего не сказано, а это был наиболее выгодный «товар». Остаётся предположить, что целью ушкуйников пришедших со стороны Вятки и вернувшихся туда был не грабёж, а погром вятских городов для их завоевания.

Самый важный вопрос: куда ушкуйники пошли дальше и где устроились зимовать? Можно предположить, что ушкуйники прошли всю реку Вятку сверху донизу, и вернулись обратно в верховья реки, где, очевидно, были их жилища. Вполне сознательное обзаведение лошадьми, предназначенными не только для верховой езды, но и для перевозки тяжестей, говорит о намерениях провести какие-то строительные работы, или, по крайней мере, создать запас пропитания на зиму. Н. Хан видит некоторую неудачу мероприятия 1374 года, но в поселении новгородцев на Вятке не сомневается: «Участники этого похода как и следующего 1375 г. не вернулись в Новгород, что позволяет сделать вывод о постановке заслонов правительственными войсками на пути их возвращения. Ушкуйники вынуждены были вернуться в разграбленную ими Вятку и, скорее всего, основали новый город». С последним утверждением можно поспорить, новых городов на Вятке в конце 14 века не прибавилось. Разве что, к этому городу отнести обгорелые внутривальные срубы Хлынова-Вятки.

В других летописях под 1375 годом есть описание похода некого новгородца Прокопа. Одновременно в одной и той же русской летописи эти два похода нигде не описаны. Запись о Прокопе помещена сразу под записью об осаде москвичами и новгородцами Твери и разорении Тверской земли. В Новгородской и Тверской летописях вслед за этим идёт сказание о Митяе, что наводит на мысль о позднем вставном характере всего этого массива сообщений и неправильной датировке похода Прокопа.

«О Прокоповой кончине. Коли был князь великий под Тверию, а в то время пришедше новгородцы Великого Новгорода ушкуйницы разбойницы 70 ушкуев, а старейшина у них Прокоп, а другии Смолянин, и пришедше, взяша Кострому. Взятие ж их таково. Преж внидоша рекою Костромою на Волгу и сташа, ополчишась на брань. Гражане изыдоша из града противу собрашася на бои, а воевода у них то и же наместник Плещеев*. Новгородцы ж видя гражан Костромич много, боле 5000, а самех мало, с полторы тысящи, и разделишася новгородцы на 2 части, едину половину отпустиша втаю в лес, они ж обыдоша около по можеельнику, ударишас на костромич в тыл, а другая половина влице удари. Воевода ж видя бывшее и убояся, начате бежати, ни сам на них ударив, ни рати своей повелел, но выдав рать свою и покинул град свои, но дав плещи свои, побеже. Костромичи ж видевшее то и не бившеся побегоша. И многи тут на побоище побъены быша и падоша, а друзие по лесам разбегошася, а иных живых поимаша и повязаша. Новгородцы ж, видя град оставлен и небрегом, несть им забороны ниоткуду ж, взяша град и пограбиша его до конца. И стояша во граде неделю, и вся сокровища изскаша и изнесоша, всякий товар изобретшее поимаша.

Не весь же товар с собою попровадиша, но елико драгое и легчайшее, прочее тяжкое излишнее, вмножайшее в Волгу вметаша, и во глубину предаша, а иное огнем пожгоша. И множество хрестьянского народа полониша, муж и жен и девиц, с собою попровадиша, и отыдоша от Костромы. И шедше на низ по Волге и пограбиша Нижнеи Новгород, и много полона взяша и град пожгоша. Поидоша на низ, и повернуша в Каму, и тамо помедлиша неелико время. Потом внидоша на самую Волгу, и дошедше на низ по Волге во град Болгар, и тамо полон весь христианский продаша бесерменам, и Костромские и Нижнего Новагорода, жены и девицы, сами поидоша в насадех на низ по Волге к Сараю, гости христианские грабичи, а бесермене биючи. Доидоша до усть Волги и града некого Хозтараконя, и тамо изби (их) лестию хозтараконскии князь именем Салчеи, и таков си безмилости избиены быша, и ни один из них не остася, а имение их все взяша бесерменове, и такова бысть кончина на Прокопу и его дружине, яко ж рече Христос во Еуаглии: В ню ж меру мерите, возмерится вам».

Рассказ НЛ носит явно нравоучительный характер. Заметим, об убийствах жителей городов или других зверствах ничего нет. Главный вопрос: зачем новгородцы заходили в Каму на короткое время с награбленным товаром и пленными? Вот как описано это же событие в Тверской летописи.

«В то же время новгородец Прокофий, собрав около себя людей с полторы тысячи, и идя в семидесяти ушкуях, взял Кострому. Наместник тогда в Костроме был Плещеев; увидя новгородцев, Плещеев убежал; тогда новгородцы сколько могли взяли, а лишнее бросали в воду, а иное огнем пожгли, а множество людей в плен взяли. И идя вниз по Волге, ограбили Нижний Новгород, а город сожгли; и ограбили много людей, и в плен повели. И пошли в Каму реку, и трудно было грести, и пошли на судах, и придя в Болгары, продали всех пленников, а сами пошли к Сараю, грабя христианских купцов, а басурман убивая. И дошли до устья Волги, до Астрахани, и там победил их коварством князь Астраханский, по имени Салчей, побратавшись с Прокофьевою дружиною и позвав их на пир, и так все безжалостно были убиты, а бесчисленное их богатство взяли».

Не обходит вниманием эти события многословная Булгарская летопись. При этом она ловко соединяет оба похода в один.

«В 1374 году один отряд галиджийцев на 70 кораблях ограбил несколько русских городов и продал пленных в Казани, а другой ограбил Колын и на 20 взятых там кораблях прошел к Великому Болгару. Кудаш был тогда у Казани, опасаясь нападения на город, но после окончания мирной торговли получил приказ эмира пропустить разбойников по их просьбе к Сараю. Гарафа также не было в Великом Болгаре, – получив известие о движении галиджийцев из Нукрата, он стал в Кашане на защиту города, но разбойники незаметно проскочили мимо него ночью к Йорту. Здесь сошлись оба отряда разбойников и решили штурмовать святой город. Алай из 300 казаков приготовился защищаться, но оробевшие татарские, тюркменские и персидские купцы предпочли собрать деньги и откупиться от галиджийцев.

Между тем Кудаш, не доверявший разбойникам и двигавшийся на всякий случай за ними, также подплыл к Великому Болгару. Узнав, в чем дело, он решил атаковать галиджийцев, хотя у него было всего 35 кораблей с 700 судовых чирмышей-салчиев. Вожаком разбойников был некто по кличке Джилки, который в 1360 году с половиной ушкуйников направился от Джукетау попытать нового счастья в Колын и был там разбит и пленен потомком Ар-Буги тюрэ Джилки. Джилки помиловал разбойника, и тот в благодарность взял имя тюрэ и сводил Алыпа в Уч Куй. После этого ушкуйнику Джилки путь в логово разбойников на Чулмане был заказан, и он отправился в Галидж и набрал там свою собственную шайку.

Разгадав намерение Кудаша, Джилки оставил 40 кораблей прикрывать свой отход, а с остальными направился к Сараю. По пути он ограбил, убил и захватил немало наших купцов, а в Сарае стал выменивать захваченное на вино и драгоценности. После выгодной для себя торговли галиджийцы, по обыкновению, напились и заснули на одном из идельских островов, а черные ногайцы незаметно подкрались к ним и легко перебили всех до единого.

Разбойники, оставшиеся у Великого Болгара, стали отчаянно биться с Кудашем, и 20 их кораблям удалось прорваться и уйти вверх по Кара-Идели. Остальные корабли были либо потоплены, либо пристали к берегу, где местный алай при помощи подоспевшего Гарафа без большого боя пленил высадившихся. Наши обменяли захваченных на своих купцов, проданных галиджийцами татарам».

Напомню, Казань формально подчинялась в это время Мамаю, посадившему в ней своего хана Мамат Салтана. Сам Мамай вёл борьбу за Сарай, и как раз в 1374 году потерпел поражение. Булгары пропустили новгородцев на нижнюю Волгу для удара по Сарайской Орде. Возможно, новгородцы были в сговоре с Мамаем, но, скорее всего, они решили воспользоваться ситуацией.

Булгары не доверяли новгородцам, а потому сопровождали их по реке. И не напрасно, те под угрозой нападения вынудили татарских купцов из Йорта дать откат, после чего начались столкновения с «флотом Кудаша». Заметим, что «флот Нукрата» уже не упоминается, его заменил «флот Кудаша», базировавшийся где-то на нижней Каме. В Колыне новгородцы захватили 20 кораблей, это и были корабли Нукрата (вероятно, типа ушкуев). Так как русские летописи говорят о других типах плавсредств (изрубленных), то, очевидно, они были также захвачены на Вятке или сооружены здесь.

В отрывке нет намёка на заход Прокопа-Джилки в Каму. Святой город Булгар (Йорт), где встретились два отряда, находился на левом берегу Волги ниже устья Камы. Впрочем, заход в Каму мог иметь место, если предположить, что второй отряд идущий с Вятки несколько задержался, – ожидали темноты, чтобы незаметно проскочить мимо Кашана. Расхождение в датах в один год не столь существенно. По русской летописи Прокоп продал пленных в Болгарах, а по булгарской – в Казани, что также допустимо, если вспомнить, что наши историки отрицают существование города Казани в то время. Обратим внимание на смысловое совпадение обоих рассказов о гибели Прокопа и его команды.

В Устюжских летописях в самом конце описания событий 1375 года читаем: «боярин наугородцской Прокопий иде (в) 70 насады рекою Костромою на Низ, быв на Устюзе миром, а Кострому и Нижний Новгород пограбил». Ещё сказано, что отряд Прокопа в 70 судах был послан Новгородцами в ответ на разорение Москвой его владений. Прошёл он в Устюг через Сухону, далее проник в реку Кострому и по ней в Волгу. По всей видимости, Прокоп собрал людей на Двине и Устюге. Под 1385 годом после описания похода Московского князя на Великий Новгород, вызванного набегом «что ходил Прокопеи боярин и Ярослав и Кострому выграбил», добавлено: «а в Заволочье послал Федора Тимофеевича да Тимофея Юрьева и своих детей боярских брати 5000 рублей, что заволочане же ходили с Прокопием». Любопытно, что в 1376 году в результате похода на Волжскую Булгарию московских ратей сумма «окупа» составила те же 5 тысяч рублей. Выходит, Заволочье располагало такими же возможностями, что и всё ещё достаточно богатая волжской торговлей Булгария.

Тут явная нестыковка. Во-первых, прошло более 10 лет, много воды утекло, достаточно вспомнить о Мамаевом побоище и взятии Москвы Тохтамышем. В 1360 и 1366 годах за разбойников брались по горячим следам. Во-вторых, Прокоп с людьми вроде бы погибли в Астрахани, а потому брать деньги не с кого. В-третьих, вместо Костромы упомянут город Ярославль. Всё это подрывает известие о гибели всего отряда Прокопа, и свидетельствует о том, что большая часть ушкуйников уцелела, и вероятно ходила в последующем в новые набеги на Московские и Булгарские владения. Поэтому наверняка был другой большой поход вызвавший недовольство Москвы, более близкий к 1385 году, но в русские летописи сообщение о нём по какой-то причине не попало или было изъято. Неясно, также, где находилось это Заволочье, которому предьявили огромный счёт (тонна серебра!), а также удалось ли взять с него деньги.

С другой стороны, если Джилки-Прокоп был в раздоре с верхнекамским Уч-Куем (за предательство, – навёл вятчан), то откуда были его союзники, – ушкуйники пограбившие Вятку в 1374 году и вернувшиеся туда же? – О разделении отряда Прокопа в районе Устюга Устюжские летописи ничего не сообщают. Остаётся согласиться со словами булгарской летописи о том, что Джилки для похода 1374 года набрал новых людей. Кроме того, где-то проживали его союзники не связанные с Камскими ушкуйниками.

В районе Нагорска, где, как мы видели выше, достаточно много новгородских топонимов, при устье Кобры река Вятка круто (под углом 90 градусов) поворачивает на юг, что более соответствует описанию булгарской летописи о расположении Уч-Куя. Здесь имеется весьма удобное от природы укреплённое место. Это сильно вытянутый (узкий!) полуостров примерно 800 на 100 м. При этом высота обрывистого берега достаточно велика – 4 метра, при этом имеется пологий пляж пригодный для высадки с лодок.

Карта устья Кобры

В Булгарской летописи упоминание об этом остроге на Вятке при переписывании могло быть исключено по причине того, что Вятская Новгородская республика, расположившаяся под самым носом у Булгарии, подрывала повествование о ней, как о могущественном государстве. В «Истории Вятчан» Вештомова приведено предание о существовании где-то в верховьях Вятки временного городка, из которого в последствии новгородцы переселились вниз в Шестаков и Слободской. При этом массовое переселение на Вятку он относит к началу 14 века, связывая его с притеснением северных русских жителей от Москвы и татар. Напомню, что Вятка по сообщению Булгарской хроники с конца 13 века имела относительную независимость, что наверняка привлекало сюда, как простых селян, так и лихих людей.

По наблюдениям историков, русские в 12–14 веках для своих передвижений от верховий Волги на восток пользовались северными реками: плыли сначала по Шексне и Унже, затем по реке Сухоне выбирались на Северную Двину, отсюда от Устюга открывался довольно удобный путь вверх по реке Юг и его притоку Лузе, к притокам реки Вятки – Моломе, Великой и Летке. Предполагаемый путь на верхнюю Вятку через Кобру несколько в стороне, но если учесть близость этого региона к к Чердыни (350 км по прямой), то появление в устье Кобры поселения ушкуйников становится очень вероятным. Произошло это примерно в 1366 году. Отсюда ушкуйники могли начать постепенное завоевание Вятской земли. Для этого им было необходимо ослабить влияние Булгарии, – ликвидировать существовавшее здесь местное пробулгарское управление, – захватить города-крепости Колын и Колын-Калу. Последний, по всему видно, к 1374 году уже был взят новгородцами, вероятно, именно сюда они возвратились после набега. Археологические данные свидетельствуют о значительной перестройке крепости на Чурше во второй половине 14 века (вместо простейшего частокола появились срубные клети).**

Из приведённых выше отрывков летописей мы видели, что Вятчане ходили выбивать поселившихся где-то поблизости от них разбойников. Вот ещё одно свидетельство этого.

«В 1378 году ушкуйники напали на Колын, но были наголову разбиты сыном Джилки Анбалом. Попавший в плен сын Абрама Васыл в случае сохранения ему жизни обещал выплачивать дань Державе через Колын и назвать своего сына именем тюрэ. Анбал пожалел разбойника и отпустил его, но когда в 1379 году подошел к Уч-Кую за данью, то был вероломно убит ушкуйниками». Обещание разбойников выплачивать дань выглядит ещё более комично, чем все эти переименования, разобраться в которых почти невозможно. Ясно лишь, что происходили вооружённые столкновения вятчан с ушкуйниками.

В Троицкой летописи есть сообщение 1379 года о походе вятчан в Арскую землю: «Вятчане (зимою) ходиша ратию в Арскую землю и избиша разбойников ушкуйников и воеводу их Рязана изымавше убиша». Крестинин В. в своей работе 1784 года уточняет, что «в 1379 году Вятчане ходиша ратию в Арскую землю и избиша разбойников ушкуйников и воеводу их Ивана (Рязана) Станиславова сына изымевша убиша».

Очевидно, ушкуйники поселились в Арской земле, а их соседи недовольные этим напали на них во время зимовки. Где была Арская земля? Считается, что где-то в низовьях Камы и Вятки, – территории проживания удмуртов-аров. Однако маловероятно, что новгородцы-ушкуйники могли бы спокойно жить вблизи от татарских городов и черемисских селений, густо разбросанных по нижней Каме и Вятке, которые они же частенько разоряли. Кроме того, несколько странно совершать поход зимой за сотни километров, да ещё в чужую землю. Поищем более логичного объяснения.

Прежде всего, надо сказать, что татары называют удмуртов «ар». Поэтому «Арская» для них буквально означает «удмуртская». Топонимы с корнем «ар» и «арс» есть на юге Вятки и прилегающих районах Татарстана, в том числе древний (и современный) город Арск в верховьях речки Казанки. Однако это не говорит о том, что только здесь была Арская земля. Татары могли называть Арской землей всю территорию обитания удмуртов, начинавшуюся сразу к северу от Казани и доходившую вероятно до Шестаково (это северная граница проживания удмуртов в древности, здесь ещё недавно была деревня с названием Арсень). Поэтому своим поселениям на юге этой территории они давали «Арские» названия, а татары, поселившиеся в последствии в глубине Арской земли (Карино), стали зваться Арскими татарами. Само же название Арская земля может быть выведено от указанной С. Уховым русской (Вятской) Арсании 9–10 веков со столицей крепостью Арса, или, по-новгородски, – Чурша.

Вспомним. что Вятка с конца 13 века была поделена на западную русскую часть и восточную булг-арскую. Теперь зимний поход колынцев-вятчан на ушкуйников станет более реальным, – они ходили не за сотни километров южнее устья Моломы во внутреннюю Булгарию, а на восток, в землю своих соседей, среди которых в Чудском городке вероятно в 1374 году поселились ушкуйники. Известно, что с 1378 года Вятка перешла под патронат Суздальских князей. Можно предположить, что произошло это после нападения на Колын ушкуйников. Вятчане ходили в Арскую землю и побили разбойников Рязана, требовавших с них дань. Результат этого не вполне ясен. Можно лишь сказать, что произошло кровавое сражение, в ходе которого несколько сотен зимовавших здесь «разбойников» были перебиты. Уничтожение поселения ушкуйников на Чурше попало в летопись, следовательно, об этом знали владевшие тогда Вяткой Суздальские князья. Вероятно, они же снарядили зимнюю экспедицую по ликвидации нежелательных конкурентов.***

Далее после записи о походе на Уч-Куй в 1379 году идёт сообщение о новом крупном набеге на Колын и нижнюю Каму.

«Тогда же галиджийцы с джукетунцами (имеются в виду устюжане) в числе 10 тысяч человек напали на лишенный лучших защитников Колын. Им удалось захватить здесь 120 кораблей, приготовленных для набега флота Кудаша на Сарай и прорваться на них и на вновь сбитых плотах на Агидель. Здесь они разделились на два отряда, один из которых атаковал Джукетау, а другой – Кашан. Большинство черемшанских казаков было тогда с Гарафом, которого направили для наказания ушкуйников, и 220 джукетунских и 180 кашанских казаков не смогли удержать разбойников.

Галиджийцы ворвались в оба города и подвергли их разгрому. В разгар его разбойники подожгли урамы, чтобы выкурить мешавшие им алаи из эчке-кальга. Казаки, чтобы не сгореть, принуждены были покинуть Джукетау и Кашан. В этот момент подплыл из Таш-Кермана Кудаш с 30 кораблями и, разделив свои корабли на два отряда, храбро атаковал разбойников. В этом бою салчии потеряли Кудаша и 22 корабля, но разгромили корабли галиджийцев. Только 500 разбойников удалось бежать, остальные же, оставшись без кораблей, были перебиты подоспевшими к Джукетау башкортами и ярчаллынцами сына Чаллы-Мохаммеда Хусаина и кашанскими ак-чирмышами и субашами. Гараф же сжег учкуйские остроги и вернулся. Эта победа прославила Хусаина и вполне заслуженно. Покончив с разбойниками в Джукетау, бек бросился к Кашану и помог быстро закончить дело и там. С этого времени стало высоко подниматься солнце судьбы Ашрафидов».

Как видим, Колын лишился лучших, с точки зрения булгар, защитников. Другими словами, в нём не осталось преданных им людей. Булгарская летопись называет напавших на Колын новгородцами и устюжанами, а не ушкуйниками. При этом сам Колын очевидно не пострадал, были забраны лишь построенные незадолго до того суда. Они действительно могли быть предназначенв для флота Кудаша, или, что более вероятно, были приготовлены как раз для нападения на Булгарию. Последнее предположение вытекает из такой логики: новгородцы в данном случае прошли на Вятку через Устюг явно с разрешения Суздальцев, владеших этим городом. Участие устюжан также свидетельствует об этом.

Поход Гарафа против ушкуйников для наказания за их действия можно отнести к зиме начала 1380 года. Вернуться обратно и поучаствовать в войне с новгородцами он мог только к лету этого года. Подготовка в Колыне 120 короблей для похода на Сарай могла происходить не позже чем весной 1380 года, так как к лету им завладел хан Тохтамыш, воевать против которого Суздальцы, Булгары и Вятчане вряд ли бы осмелились. Поэтому поход новгородцев на Джукетау и Кашан можно отнести к началу лета 1380 года. О нападении на Булгар в этот период в наших летописях ничего нет, что не удивительно в виду более важных происшествий. Однако ниже мы поищем следы этого события в несколько неожиданном месте. Правда сначала нам придётся более детально разобраться с политической ситуацией в этот период.

Подведём некоторые итоги. В 60–70-х годах 14 века Золотая Орда (Улус Джучи) разваливалась, и Вятка, ранее находившаяся в сфере влияния Булгарии, стала объектом посягательств северных соседей, – русских князей и Великого Новгород. Последний действовал опосредованно через своих молодых людей, на словах отпираясь от деяний ушкуйников. Можно предположить, что часть ушкуйников отделилась с верховий Камы и поселилась на верхней Вятке в устье Кобры. В 1374 году (или ранее) эти ушкуйники взяли Чуршинскую крепость и стали грозить Вятчанам из Колына в устье Моломы. Последние предпочли перейти под крыло Суздальских князей. Заметим, что булгарская летопись сообщает о 20 захваченных в 1374 году Колынских судах, и о 120 – в 1380-ом. Это были два разных города: небольшая крепость Колын-Кала на Чурше и Колын в устье Моломы. Возможно, что поначалу новгородцы, суздальцы и устюжане сотрудничали, но потом что-то не поделили. Так на Вятке схлестнулись интересы Новгородцев, ушкуйников, Суздаля, Устюга, коренных Вятчан и Булгар. Это и привело к зимнему походу и бойне в Арской земле, да, вероятно, и дальнейшему многостороннему противостоянию.

Новгородцы и устюжане после похода 1380 года не пропали, по крайней мере, пятистам из них, как пишет Булгарская летопись, удалось бежать. Не сумев закрепиться на нижней Каме, они наверняка вернулись на Вятку. Сюда же стекались и другие ушкуйники, в том числе, побитые булгарами на верхней Каме. Это явление можно связать с появлением на северо-востоке Вятки в северной части Арской земли второй Вятской республики – Слободской земли.

Примечание*. Наместником в Костроме был Московский воевода Александр Плещеев.

Примечание**. Изначально территория вокруг современного города Нагорска (часть его действительно расположена на склоне крутой горы) называлась Вобловицкая волость Слободского уезда, известно, что она была отведена во владение Вятскому Успенскому монастырю. В жалованной грамоте царя от 1595 года есть ссылка на перепись 1590 года, где говорится, что «в Слободском уезде, повыше Николы Сырьянского 10 верст вверх по реке Вятка новое роспашье волосткою Вобловичи». Существуют предания о селе Нагорском и селе Березовском (Мулинском городище), где якобы жили великаны, перебрасывающие целые деревья с горы Мулинской на Нагорскую (напомню, что аналогичные предания были о древних поселиниях на Вятке).

На территории Вобловицкой волости в то время имелись погост с церковью во имя святого Ильи пророка (будущее село Полом), две деревни и 44 починка. Согласно переписи здесь в 67 дворах проживало 84 человека (муж). Грамота от 1629 года свидетельствует, что в состав Вобловицкой вотчины входили 4 села: Нагорское, Мулино, Синеглинье и Спасское (Вобловица) – нынешний Полом, а также несколько приписанных к ним деревень и починков по рекам Вятке, Кобре, Вобловице, Иванцовке и Роговке. Большая часть крестьян, проживающих в 1595 году на правом берегу Вятки в Вобловицкой волости, имели такие же фамилии, что в Шестаково и его уезде: Двоеглазовы, Кашины, Кочуровы, Костылевы, Плотниковы, Перминовы. (nagorck. ru)

Высказывается мнение, что население бежало из Шестаковской округи от притеснений и налогов, однако, этот процесс мог иметь поздний вторичный характер. Замечу также, что указанные фамилии для населения Устюга и Двины 17 века нехарактерны.

Примечание***. Из энциклопедии «Россия» 1914 года. «В окрестностях с. Спасского, близ р. Вятки есть Подчуршинское городище, на котором, по народному преданию, жили пришедшие откуда-то новгородцы, слывшие среди издавна обитавших здесь вотяков богатырями».

 

3. «Плотный диавол Мамай»

В этой главе мы попробуем разобраться с ситуацией в Москве и вокруг неё во времена ордынца Мамая. Начнём с того, что в декабре 1375 года Константинопольским патриархом был утверждён митрополитом Киевским, Русским и Литовским Киприан, болгарин (рыжий, возможно из иудеев) и бывший посол Византии на Руси. С условием, что после смерти Алексия (который носил титул "митрополит Киевский и всея Руси") он займёт его пост в Москве. А пока Киприан обитал в Киеве, ставшем к тому времени заштатным городком на окраине Великого княжества Литовского (полное название: «Вел. кн. Русское, Жемайтское и Литовское»).

В январе 1378 года умер митрополит Алексий, и вскоре, в июне, Киприан попытался въехать в Московию, но был схвачен, ограблен и после двух недель издевательств и содержания в темнице выдворен за её пределы. Дело в том, что ещё при жизни Алексия Московский князь Дмитрий нудил его оставить наследником высшего церковного сана некого Михаила-Митяя, о котором известно следующее. Из мирян, в один день по велению князя Дмитрия он был в 1376 году пострижен в монахи и назначен архимандритом Чудова монастыря*. «Между всеми московскими иереями, — пишет Карамзин, — отличался тогда священник села Коломенского Митяй, умом, знаниями, красноречием, острою памятью, приятным голосом, красотою лица, величественною наружностью и благородными поступками, так что Димитрий избрал себе его в отцы духовные и в печатники, то есть вверил ему хранение великокняжеской печати: сан важный по тогдашнему обычаю! Со дня на день возрастала милость государева к сему человеку, наставнику, духовнику всех бояр, равно сведущему в делах мирских и церковных. Он величался как царь, по словам летописцев: жил пышно, носил одежды драгоценные, имел множество слуг и отроков». Странная фигура…

По кончине Алексия (12 февраля 1378 года) опять же по протекции Дмитрия Митяй стал исполнять функции митрополита, что вызвало острое недовольство епископов (особенно Суздальского Дионисия) и других иерархов русской церкви, которые под давлением Великого князя всё же наделили его саном епископа. Дионисий был заточён, спустя время отпущен, и тут же, в июле 1379 года, поехал по Волге через Сарай в Константинополь для утверждения тамошним патриархом в роли митрополита Руси. (В это время Волжский путь Мамай уже не контролировал.)

Митяй с грамотами, данными ему Дмитрием (грамоты этой никто не видел), и большой свитой следом за ним выехал из Москвы через Дон и Крым в Константинополь.

Предполагается, что по пути посольство заехало в Орду, и некоторое время пользовалось гостеприимством Мамая. От номинального хана Донской орды Туляка Михаил-Митяй получил ярлык с подтверждением привилегий русской церкви и рекомендацией его на пост митрополита Великой Руси. Такое титулование крайне странно, учитывая враждебные отношения Москвы и Мамая с 1374 по 1380 годы. Заметим, прежний ставленник Мамая хан Мухаммед-Булак куда-то пропал. Ещё один необъяснимый с точки зрения официальной истории факт: Мамайская бумага (существует реально) подписана февралём 1379 года! То есть, за полгода до проезда Митяя через Донские степи.

На пути в Константинополь Митяй неожиданно умер на море. Сопровождавший его епископ Пимен подделал рекомендательные документы на своё имя и прибыл в Константинополь. В это же время Киприан через Киев, Молдавию и Валахию прибывает в Константинополь, и застаёт там разгар внутренней войны за власть, поэтому разрешение русского вопроса затянулось до июня 1380 года.

Взяв огромные деньги под доверенности на имя Дмитрия (20 тысяч рублей по нашей «Повести о Митяе»), Пимен подкупил всех кого можно и был поставлен митрополитом Киева и Великой Руси. При этом Киприан, не дождавшись разязки, спешно покинул Константинополь, вероятно, чтобы упредить возвращение самозванца: "Тайно убежал, ни с кем не простившись". Этот манёвр ему удался.

В Новгородской летописи сказано, что Киприан приехал в Москву в конце мая 1380-го. (Официальные историки вслед за другими летописями относят этот факт на год позже, отрицая присутствие Киприана в Москве накануне Мамаева побоища.) На сей раз, он был принят Дмитрием ласково, тот даже повинился за прошлый свой грех. Через 7 месяцев (в декабре) в Москву попытался въехать самозваный митрополит Пимен, но был, якобы, схвачен и отправлен в Чухлому, а затем в Тверь.

8 сентября 1380 года произошла Куликовская битва, о которой в летописных преданиях рассказано красочно, витиевато, но туманно. Сразу после неё в сказаниях очень коротко сообщается о другой битве, – в Калках лесях, – Мамая с Тохтамышем, после которой по сообщениям летописей Мамай укрылся в Кафе (генуэзский город в Крыму), где был убит и разграблен. Тохтамыш же взял всю Мамаеву Орду и казну Мамая и его царицу (дочь хана Бердибека) и его улусы все, и оттуда известил всех русских князей через своих послов о смене власти. В это же время (в конце зимы 1380 – 81 годов) по официальной версии был поставлен митрополитом опальный прежде Пимен.

В Тверской летописи первоначальная запись о событиях 1380 года закрыта короткими обрывками из начала и конца поэтической повести «Задонщина». Не могу удержаться, чтобы не привести этот «шедевр» летописания целиком.

«В год 6888 (1380). А это писание Софония Рязанца брянского боярина в похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу. «Ведомо ли вам русским государям что царь Мамай пришел из Заволжья стал на реке Воронеже а всем своим улусам не велел хлеба пахать известно мне что хочет идти на Русь и вы бы государи послали пообыскать тут ли он стоит где о том мне поведали. То всем известное место между Доном и Днепром на поле Куликове на реке Непрядве, а положили головы свои за землю Русскую и за веру христианскую, а мы пойдем в свою вотчину в землю Залесскую к славному городу Москве и сядем на своем великом княжении чести себе добыли и славного имени. Конец».

Летописцу (переписчику со старой летописи) было явно не по душе коверкать старые письмена, а потому он нехотя вставил, что приказали, поместив запись под чужим именем. Другие переписчики иной раз вставляли и не такую чушь, в надежде, что читатели поймут их несвободу, – работу под контролем цензуры. «Бысть бой на Дону князю Дмитрию Ивановичу с царём Мамаем Ординским, и на том побоище поимали попа русского, а у него взяли мех накладен зелей лютых смертоносных, и послаша его в заточение».

Под 1382 годом в летописях подробно сообщается о приходе Тохтамыша на русские земли и взятии и разграблении Москвы с округой. При этом из Кремля, охваченного бунтом, накануне осады (началась 23 августа и длилась 4 дня) бежит князь Дмитрий, а затем митрополит Киприан и часть зажиточных горожан. Тверская летопись.

«В тот же год пошел царь Тохтамыш на великого князя Дмитрия, а Олег Рязанский указал ему броды на Оке. Услышав об этом, князь великий бежал в Кострому, а царь сперва Серпухов сжег и пошел к Москве. Народ собрался на вече, митрополита и великую княгиню ограбили и едва из города отпустили. И приехал в Москву князь Остей Литовский, внук Ольгердов, укрепил людей и закрылся в городе. А на третий день пришла с поля рать татарская, и стали близ города, на расстоянии двух выстрелов из лука, и спросили: "Есть ли Дмитрий в городе? ", и из города ответили: "Нет". И начали пьяницы насмехаться, показывая им срам свой, ибо думали, что в городе столько войска; татары же на город саблями махали. В тот день к вечеру татарские полки отступили и, идя дальше, взяли Владимир и Суздаль, а другие Переяславль. Августа в двадцатый день царь пришел к Москве с бесчисленными воинами, и видевшие из города сильно испугались; и скоро татары снова пошли к городу, и стали пускать стрелы, так что от них было не видать города; а другие по лестницам полезли на стену; и лили на них воду, кипятя ее в котлах на стене, и вечером татары от города отступили. Царь же стоял три дня, а на четвертый день обманул Остея; утром приехали татары к стене, а с ними два князя Нижнего Новгорода, Василий да Семен, дети Дмитрия Константиновича. Татары же сказали: "Пришел царь наказать своего холопа Дмитрия, но он ныне убежал, и царь вас извещает: "Я пришел не потерять свой улус, но сохранить, отворите город, хочу вас пожаловать"; а князья говорили: "Целуем вам крест, царь хочет жаловать". Князь Остей вышел из города со многими дарами, а священники с крестами; и в тот же час у города убили Остея, а честные иконы были на землю брошены с ободранными ризами. И татары, начав сечь, пошли в город, а другие по лестницам на стены; горожане же сами город зажгли, и был сильный ветер, и были на город огонь и меч; и был взят город августа в двадцать шестой день, в восьмом часу вечера. Это все случилось за грехи наши; и было вскоре все прах, а людей в плен повели, как скот. И хотели татары идти к Твери, и послал князь великий Михайло Гурленя; они же, поймав его, били. И поставили Гурленя перед царем, и велел царь найти обидчиков, и отпустил его с милостью к великому князю Михаилу, с ярлыком. И пошел царь от Москвы, а князь великий Дмитрий поехал в Москву и, видя ее погибель, начал сильно плакать и горько стенать. А Киприан митрополит приехал в Тверь из Новгорода Великого, и оттуда в Москву».

В Москве было убито от 12 до 24 тысяч человек (очевидно, всё окрестное население, собравшееся в Кремле), включая и многих церковников. Сообщается, что в октябре (вскоре после погрома) в неё прибывают Дмитрий и Киприан. Последнего, впрочем, князь вскоре изгоняет, якобы, за малодушие и бегство из Москвы перед приходом Тохтамыша. Киприан в сообщении 1382 года выглядит лишним, так как с весны 1381 года митрополитом по Новгородской летописи был Пимен.

Пора разобраться со всеми описанными странностями. Начнём с того, что в годы существования Мамаевой орды ее номинально возглавляли три хана:

с 1361 г. до примерно 1 марта 1370 г. – хан Абдуллах (Авдуля);

далее до второй половины марта 1377 г. – хан Мухаммед-Булак (Мамат Салтан);

далее до падения Мамаевой орды осенью 1380 г. – хан Тюляк (Телубий).

Если мы обратимся к летописным датировкам Мамаева побоища и взятия Москвы Тохтамышем, то обнаружим хронологическую неразбериху. Например, последнее событие датируется четвергом 26 августа 6890 года, но дело в том, что 26 августа приходится на четверг лишь в 1378 и 1389 годах. Все это говорит, что летописные датировки подверглись позднейшим и ошибочным пересчетам, а потому полагаться на указанные даты нельзя.

Любопытно, что в Византийских документах о событиях 1380–82 годов ничего нет. Очень туманны и кратки замечания европейских хроник, а восточные ясно говорят лишь о разгроме Тохтамышем Мамая. Всё это, плюс, близость дат «Куликовской битвы», «Мамаева побоища» и взятия Москвы Тохтамышем навевает на раздумья. Казну Мамая по летописям кто только не захватывал: и русские после победы на поле Куликовом; и генуэзцы, убившие Мамая в Крыму; и, разумеется, сам хан Тохтамыш. Эти и многие другие несообразности, и явные летописные фальсификаци, заставляют сомневаться в официальной истории.

А что если событие было одно: захват ханом Тохтамышем Орды Мамая, в которую входила территория от Крыма до Москвы с частью русских княжеств? В последствии при переписывании истории это событие разделили на части: вместо одного сражения – два, вместо одного похода хана – тоже два, но разделённых во времени.**

Номинальный правитель Донской Орды Мамат-Солтан или Мухаммед-Булак (он же царь Митяй) в 1370 году был отослан Мамаем на окраину его владений в булгарскую Казань, но вскоре отказался давать дань Мамаю, был приструнен в 1376 году, но прибежал в Москву после захвата Булгарии Сарайским ханом. Тогда Мамай решил окончательно отстранить его от светской власти, постриг в монахи, а затем самовольно назначил на пост митрополита, но Митяй погиб на пути в Константинополь.

Хан Заволжской Синей Орды Тохтамыш весной 1380 года взял Сарай и летом решил прибрать к своим рукам правобережье Волги. Для этого он распорядился захватывать в Булгарах русские суда и с их помощью наладить переправу где-то у нынешнего Саратова. Вряд ли русских торговых судов в Булгарии было достаточно много для спешной переправы десятков тысяч всадников, уж не был ли использован для этого Вятский флот? Участие в последующих событиях булгарского войска на стороне Тохтамыша не вызывает сомнений. Далее через Пензу и верховья рек Цны и Воронеж его войска вышли вдоль границы Рязанского княжества к верхнему Дону. По пути к татарско-булгарскому войску присоединились Суздальские и Рязанские князья. Эта часть событий описана в летописях под 1382 годом.

До Мамая ещё с весны дошли вести о готовящемся нападении. Приехавший в Москву в начале лета Киприан был, на сей раз, встречен с радостью, как необходимая духовная поддержка в предстоящей войне. Мамай с новым ханом Тюлеком назначили местом сбора своих союзников известную переправу на границе Рязанского и Тульского княжеств в верховьях Дона, так как здесь по ничейной территории проходила дорога с Волжского Сарая в Москву. Лев Гумилев считал, что на стороне Мамая сражались поляки (литовцы), крымцы, генуэзцы, ясы, касоги, а вот татар в его войске было немного. Прибавим сюда русские полки, собранные в Москве, которые состояли в основном из дружин удельных князей и вооружённой охраны монастырей. Чтобы пресечь своему разноплемённому войску возможность для отступления, он предпринял переправу через Дон. Однако это его не спасло. Молодой богатырь хан Телубий был убит или отравлен кем-то своим. (Легенда о поединке богатырей перед битвой явно выдумана: со времён Чингисхана все такие поединки были строго запрещены.) Чтобы скрыть этот факт, могущий повлиять на боевой дух воинов Мамая, царские доспехи одел другой. Но произошедшее всё-таки стало известно, что и привело к массовому переходу татар на сторону Тохтамыша. «Сказание» описывает это искажённо: «Укрепив полки, снова вернулся под свое знамя черное, и сошел с коня, и на другого коня сел, и сбросил с себя одежду царскую, и в другую оделся. Прежнего же коня своего отдал Михаилу Андреевичу Бренку и ту одежду на него воздел, ибо любил он его сверх меры, и знамя свое черное повелел оруженосцу своему над Бренком держать. Под тем знаменем и убит был вместо великого князя». (В популярном изложении черное знамя заменяют «червленым».)

Сражались, более за себя, в основном лишь христианские воины (литовцы, генуэзцы и русские). Мамай бросил союзников и бежал с поля боя, чтобы укрыться в ближайшей крепости построенной им – белокаменном Кремле, но был здесь убит в ходе начавшегося бунта. Затем крепость осадил подоспевший Тохтамыш и вскоре, якобы, обманом с помощью Суздальских князей (мне, мол, был нужен Дмитрий-Мамай, а вы выходите с дарами и останетесь целы, – вериться с трудом) захватил город. Не мудрено, что в митрополиты Тохтамыш утвердил опального при прежней власти Пимена (который вероятно находился в ставке хана, так как возвращался из Константинополя через Сарай в августе 1380 года), а Киприан много лет после этого колесил по окраинам Руси, ожидая политической перемены.***

В завершении темы попробуем несколько по-иному взглянуть на некоторые события тех лет.

Впервые Мамай упомянут в наших летописях в 1361 году, когда он, опираясь на Московских бояр-ордынцев и митрополита Алексия, поддержал 9-летнего князя Дмитрия в противостоянии с сильным Дмитрием Константиновичем Суздальским, получившим от номинального Ордынского хана Владимирский престол (русский улус). В сущности, это был сепаратисткий переворот, в ходе которого Мамай, посадив в своём уделе (Московском княжестве) потомка Бату-хана, сделал Москву центром западной части Улуса Джучи. Недовольных этим новшеством пришлось усмирять. В 1364–65 годах – Суздальских князей, а затем Тверь и её союзника Литву. В 1368 году литовцы осадили только что построенный Мамаем каменный Кремль, но были отогнаны подоспевшими отрядами Мамая. К 1370 году царь Дмитрий подрос, и его пришлось отправить в отвоёванную Булгарию, но и там он продолжал своеволить.

В 1374 году Мамай проиграл боьбу за Сарай, одновременно против него восстали Суздальцы и Рязанцы. По официальной версии истории, изложенной в основных правленных летописях, Московские бояре выпросили у Мамая ярлык для Тверского князя на Владимирский стол (право сбора Ордынской дани с северовосточных русских земель). Однако это противоречит тогдашним реалиям. Мамай никогда не был ханом, а потому все ярлыки должны были формально подписываться действующим ханом. В 1370–77 годах таковым был Мамат Солтан, находившийся в Булгарии (Казани). Поэтому события развивались так.

Воспользовавшись поражением Мамая в Поволжье, Мамат решил взять реванш, для чего заручился поддержкой самого сильного русского князя и давнего противника Москвы, – Михаила Тверского (дал ему тот самый злополучный ярлык). Действовал он через своих сторонников в Москве Некомата и Ивана, – сына Московского тысяцкого Василия.

«В год 6883 (1375). Из Москвы приехали к великому князю Михаилу Иван Васильевич да Некомат (москвичи, люди Мамая), и на Федоровой неделе послал их в Орду; а сам князь великий Михайло поехал на середокрестной неделе в Литву и, побыв малое время, приехал в Тверь.

В тот же год в июле пришел из Орды Некомат в Тверь, а посол с ним от Мамая Аджихоза, и ярлык принес на великое княжение. И князь великий Михайло, нимало не ждя, в тот же день послал к великому князю Дмитрию и крестное целование сложил, а наместников послал в Торжок и на Углич Поле ратью».

Однако Мамаю удалось собрать войска (примерно такого же состава, что и в 1380 году) и в 1375 году приструнить Тверь. «А князь великий Дмитрий, собравшись со всеми князьями русскими, пошел к Твери; августа в первый день Микулин (городок) взял; в пятый день порану стал у города Твери, и посады, и церкви пожег. Августа в восьмой день, в среду, приступил со всею силою к городу, и туры прикатили (корзины из прутьев, наполненные землей для защиты от стрел), и примет метали (хворост, который при осаде поджигали), и стрельницу зажгли на Тьмацком мосту (мост в устье Тьмаки, который вел в Тьмацкие ворота), и в скорби был весь город. И прибежали люди в собор Спаса, со слезами воззвав к Богу; и помиловал Бог, послал свою помощь, москвичей от города отбил. Князь великий Михайло у Волжских ворот москвичей бил (ворота, выходившие к Волге, всего ворот было четверо, то, что приступ велся у дальних ворот, свидетельствует о том, что весь город был окружен.), и туры посекли и пожгли, и вечером москвичи от города отступили. И потом стали вокруг всего города и за Волгою, а на Волге мост успели сделать. Силы же москвичей начали прибывать, ибо пришли новгородцы и смоляне. И видя то, князь великий Михайло начал просить мира, и взял верх князь великий Дмитрий, и помирил их владыка Евфимий. И много зла учинилось в земле Тверской, и была немалая скорбь, какой не бывало в прежние годы, мор на людей и на скот. Князь же Михайло ждал помощи от литовцев и от татар». Имеются в виду Сарайские татары, противники Мамая. «И пошел от города Твери князь великий Дмитрий сентября в третий день».

В следующем 1376 году Мамай организовал поход на Булгарию. Чтобы окончательно избавиться от хана Мамата (Митяя) он самовольно сделал его митрополитом Великой Руси, а на ханское место посадил более покладистого потомка Узбека. В 1379 году в Москве были казнены изменники – Некомат и Иван Васильевич.**** Так или иначе Мамаю удалось справиться со всеми своими проблемами, но с востока приближалась Большая Беда в лице законного царя Тохтамыша, получившего власть с помощью Тамерлана. Ситуация для Мамая сложилась скверная, к тому же настоящего митрополита (и церковной поддержки) у него не было, а новый подставной хан Тюляй ничем кроме богатырского вида не отличался.

Проигравший по традиции не имеет права даже на посмертную память. Из обычного достаточно ловкого управителя сделали чудовищного монстра, хотя никакой особой жестокости за ним не числится. Наоборот, по большому счёту именно Мамай сделал Москву столицей Великой Руси. При прежних ханах она была лишь зимней ставкой Орды.

В походе на Тверь в 1375 году приняло участие новгородское войско. Запись о плавании Прокопа следует за описанием осады Твери (в то же время…); поэтому нельзя исключить согласованность действий Мамая и новгородских ушкуйников. Последние были посланы для отвлечения вероятных союзников Твери, (нижегородцев и булгар), а также нанесения чувствительного удара по Сарайским татарам, противникам Мамая.

Примечание*. Чудов монастырь был построен на территории Московского Кремля в правление хана Джанибека. По преданию за исцеление его жены Тойдуллы митрополит Алексий получил под будущий монастырь располагавшуюся в Кремле ханскую конюшню. Вообще, есть факты, что в Москве и её округе в 14–16 веках располагалось значительное количество конных дворов, что говорит о расквартировке здесь татарского войска. Таким образом, можно видеть, что Кремль являлся резиденцией Ордынских правителей, они появлялись здесь время от времени, вероятно, зимовали.

Примечание**. Близкая версия событий изложена в книге Рустам Наби «Правда о Куликовской битве», Казань 2004 (ищите в Гугле). В ней приводятся интересные «необъяснимые» факты истории 14 века. На обложке этой книги изображена монета хана Узбека: внутри звезды Давида красуется двухголовая птица. Замечу, что шестиугольная звезда была одним из символов ранних христиан, да и не только их.

О Мамае достоверно известно следующее. Письменные источники XIV-XV вв. практически не содержат каких-либо сведений биографического характера, позволяющих уточнить происхождение этого сановника. Пожалуй, наиболее ранние известия о Мамае относятся ко времени правления хана Бердибека (1357-1359). Согласно сообщению арабского автора Ибн Хальдуна, Мамай уже в это время находился в числе придворных эмиров, «управлял всеми делами», являлся удельным держателем города и области Крым, и, подобно многим высшим сановникам Улуса Джучи, состоял в родственных отношениях с верховным правителем (Тизенгаузен 1884: 389/373). Вместе с тем, определение степени достоверности этой информации остается весьма проблематичным. Аутентичные материалы правовой документации для второй половины 50-х гг. XIV в. называют имена только двух наместников Крыма – Рамадана и Кутлуг-Тимура (Тизенгаузен 1884: 350 / 340; Mas Latrie 1848: 589-593). Из той же группы источников явствует, что на протяжении 40-50-х гг. должность ханского беклярибека занимал Могалбей (Волков 1860: 216 сл.; Ковалевский 1905: 129; Памятники русского права 1955: 470; Mas Latrie 1848: 584-589, 593-595). Если же предположить, что указанная Ибн Хальдуном обязанность Мамая (управитель всеми делами) соответствует должности везира, то такая интерпретация противоречит показаниям русских летописей, где советником данного хана назван Товлубий, а также тому обстоятельству, что ни в одном из документов этого времени Мамай не фигурирует в числе высших должностных лиц государства. Наконец, один из сравнительно поздних татарских авторов передает легенду, согласно которой Мамай являлся предводителем племени кыйят, инкорпорированного в состав «правого крыла» джучидских владений (Spuler 1943: 112, n. 62). (http://stratum.ant.md/06_99/articles/varvarovskii/1.htm.)

Можно полагать, что Мамай был удельным правителем Московского княжества, при этом малолетний подставной хан временами находился при нём, а в 1370–77 годах – в Булгаре. Товлубий – это наверняка третий подставной хан Тулубей-Тюляк, второе лицо по значению для внешнего наблюдателя. Добавлю, что с монгольского языка имя Мамай можно перевести как «от дьявола».

Примечание***. 1. Избегла цензурной правки интересная запись, сделанная на листах Троицкого стихираря 14 века неким писцом Епифаном (отождествляют с известным сочинителем Епифанием Премудрым из Троицкого монастыря) за 21 сентября 1380 года:

"М[е]с[я]ца септябр[я] въ 21 д[е]нь в пят[ок] на памят[ь] о[агио]с ап[о]с[то]ла Кондрата по литургии почата быс[ть] пис[а]т[ь] татр[адь] 6. Во т[о]жъ [...] [...] симоновскии приездил, во т[о]ж д[е]нь келарь поехал на Резань, во т[о]ж [день] чернца уе[...] [...]ьр д[е]нь Исакии Андроников приехал к нам, во т[о]ж д[е]нь весть прид[е], яко летва грядет с агаряны [...]"

Никто до сих пор не может убедительно объяснить, почему весть о приближении вражеского войска (литовцев и мусульман) к Москве пришла через 13 дней после Мамаева побоища? Кто мог угрожать Москве после победоносной Куликовской битвы? С нашей точки зрения ответ банален: к Москве после разгрома Мамая приближался хан Тохтамыш с союзниками.

2. Ни ордынская, ни русская военные истории не знают традиции поединков перед битвой. Поединки, как и прочие проявления личного мужества, прямо запрещались Ясой Чингисхана, превыше всего ставившей дисциплину в монгольских войсках. Наконец, имён Пересвета и Осляби нет в Троицком синодике, а они должны были бы быть включены в него, если бы действительно являлись монахами Троице-Сергиева монастыря. В наиболее раннем списке Задонщины даже не упоминается о чернечестве братьев, а под пером редакторов и переписчиков сын Осляби Яков постепенно превращается в сына Пересвета, фигурирующего впоследствии в Сказании.

Есть свидетельства, что Пересвет и Ослябя происходили из Любутска в Брянском княжестве и в 1380 г. монахами не были. В Куликовской битве они и сын Осляби Яков, судя по Задонщине, погибший в сражении, участвовали в составе дружины князя Дмитрия Ольгердовича, сидевшего в пожалованном ему Переяславле Залесском. Спустя годы после сражения Андрей Ослябя принял монашество под именем Иродион.

3. В «Сказании» упомянут труднообъяснимый факт: ризой убитого Пересвета покрывают мёртвого печенега. Если «печенега-Челубея» отождествить с царём Тюляком, то можно предположить, что его посмертно крестили, для того чтобы похоронить по-христиански в Кремлёвском соборе, где по предположению «ТРИ» хоронили всех Ордынских царей, начиная с Узбека-Калиты, но под христианскими именами.

4. Первые договоры между правителями Солхата (Крыма), действовавшими от имени хана Тохтамыша, и консулом генуэзской Кафы заключёны 28 ноября 1380 г. и 23 февраля 1381 г. Это доказывает, что уже в конце ноября Тохтамыш владел Мамаевой Ордой.

5. Историк А. Горский считает, что в походе 1380 года на стороне Москвы приняли участие немного меньшие силы, чем при походе на Тверь в 1375 году. При этом он учитывает только русские полки.

6. Ну, а что же повествует Булгарская летопись? Здесь у неё явный прокол: следуя официальной Московской версии, булгары участвуют в битве с неверными на стороне Мамая, при этом описание битвы в основном совпадает с изложенным в «Сказании». Приведём этот текст, только будем помнить, что в действительности булгары могли участвовать в сражении против русских только на стороне Тохтамыша. В своде участие булгар на стороне Мамая объясняется угрозами с его стороны, что неубедительно, так как к тому времени Булгария уже три года принадлежала Сарайскому правителю.

Эмир вызвал к себе бека Сабана и велел ему идти на соединение с Мамаем «с двумя тысячами черемшанцев Чаллы-Мохаммеда, тысячью башкортов, буртасской тысячью Гарафа и тысячью кашанцев, а также с двумя туфангами Аса – ученика пушечного мастера Тауфика.

Сабан направился в Кыпчак (степь) и соединился с 80-тысячной ордой Мамая на развалинах старой крепости Хэлэк. Перед битвой наши захватили в поле русского воина, одетого в рясу папаза. Сабан хотел допросить его и отпустить, так как наши никогда не трогали никаких священников, но тут подъехал Мурза-Тимур и убил пленного копьем. Наши узнали этого разбойника, и Гараф тут же отправил его в ад таким же копейным ударом. Тут улубий (см. ниже!), взяв в заложники Чаллы-Мохаммеда (булгарина), велел атаковать 60 тысяч русских и 10 тысяч примкнувших к ним артанских (литовских) всадников в неудобном для этого месте. Наши, наступая на правом крыле, быстро расстроили стрельбой из кара джея (мощные луки, возможно, арбалеты), а затем и растоптали 10 тысяч стоявших перед болотом русских пехотинцев. Дело было очень жарким. Под Гарафом убили лошадь, и он, уже пеший, взял у убитого кара джей и поразил стрелой балынского бека. Потом оказалось, что это один из московских бояров оделся в одежду своего бека и стал впереди войска, дабы того не убили. А Сабан при этом все удивлялся тому, что не видит хорошей русской конницы. А она, оказывается, была поставлена в засаду в лесу за болотом, и деревья в нем были подрублены для быстрого устройства завала в случае вражеского прорыва. И когда балынский бек увидел гибель своего левого крыла, то в ужасе бросился скакать прочь со своими ближайшими боярами. А бывшие в засаде приняли его за татарина (!) и свалили на него подрубленное дерево, но бек всё же остался жив.

А наши, покончив с левым крылом русских, уперлись в болото и остановились. Мамай, наблюдавший за битвой с высокого холма позади войска, воспринял эту заминку за проявление трусости и велел своему лучшему монгытскому алаю подогнать наших ударом в спину. Сабан едва успел развернуться и встретить кытаев стрелами, а затем мечами, иначе бы его сходу растоптали 20 тысяч степняков.

В это время левое крыло мамаева войска, состоявшего из 10 тысяч крымцев и 7 тысяч анчийских казаков, рассекло правое крыло русских и боковым ударом расстроило балынский центр. Бий Бармак – единственный из ногайских биев, с которым наши ладили – был со своими против московского центра и тут же поднажал и погнал его. Когда он, преследуя неверных, оказался левее леса, воевода балынцев Адам-Тюряй вывел свою 20-тысячную конницу из засады и опрокинул его сокрушительным боковым ударом.

Увидев мгновенную и напрасную гибель большинства своих, Бармак развернул уцелевших и бросился прочь мимо остервенело бьющихся друг с другом булгар и монгытов Джинтель-бия (монгыты – потомки монголов поселившихся в Кипчакских степях с 13 века). Крымцы и анчийцы бросились бежать в другую сторону. Пролетая мимо дерущихся, Бармак крикнул во всю мочь о полном разгроме, и только это заставило всех позаботиться о спасении. Оставив Гарафа с его буртасцами сдерживать напор русских, Сабан стремительно повел остальных домой. Во время отступления, однако, многие наши опять сцепились с новыми ногайцами Джинтель-бия и отчаянно резались друг с другом на ходу. Гараф же удерживал напор балынцев столько, сколько это было возможно. Адам-Тюряй (предположительно, Дмитрий Боброк Волынский), увидев, что бьется против булгар, выдвинул против них свежих артанских всадников, а сам отправился с балынцами к холму. Мамай, завидев его, бежал.

Ас с двумя пушками, так и не выстрелившими ни разу, был брошен у холма. Русские хотели его прикончить, но Адам-Тюряй не дал и взял мастера с его туфангами в Москву. Ас научил балынцев делать пушки, которые они вначале называли по-нашему – «туфангами». А вообще-то в этом сражении балынцы и артанцы бились необычайно жестоко и не брали никого в плен. Когда Гараф расстрелял все свои стрелы и потерял уже шестого по счету коня, артанские балынцы бека Астея окружили его и изрубили на куски. Потом тот же Астей настиг у Шира (у Дона) Чаллы-Мохаммеда и, когда бек нечаянно упал с лошади, растоптал его. Бек Сабан говорил, что потерял в этом несчастном побоище всего треть воинов, но это он, скорее всего, говорил о своих джурах (боярах-рыцарях). Потомки Гарафа рассказывали, что Сабан не потерял, а привел домой всего треть своего отряда. А этот воин видел, как убили Гарафа, спокойно шагнувшего с мечом навстречу артанской лаве. Его самого ранили, но он, очнувшись ночью и уже без доспехов, смог все же уйти».

Прежде всего, обратим внимание, «Тут улубий» очень похоже на ошибку публикатора летописи, – в оригинале рукописи (в переводе на русский язык 1930-х) могло стоять имя хана «Тулубей». Улубий – военачальник, в данном контексте сам Мамай.

Обратим внимание, что в поход были взяты булгарские пушки, которые так и не были употреблены в сражении, но оказались, якобы, захвачены победителями и отвезены в Москву, где вскоре использованы при обороне города от Тохтамыша. Более вероятно, что булгарские пушки были взяты для осады Кремля, где к тому времени также появилось огнестрельное оружие. Обратим внимание, что булгары сражаются с русскими, литовцами и степняками-монгытами, последние посланы на них самим Мамаем (!). А перед сражением булгарин Гараф убивает Мурза-Тимура, – кипчакского хана, вроде бы, своего союзника (!).Для понимания хода битвы и её географии этот рассказ ничего нового не даёт. При описании действий русских войск автор (составитель) летописного свода существенно отходит от обычного для него пренебрежительного тона, он почти удивлён силой и отвагой москвичей-балынцев. и их союзников.

Примечательно, что о столкновении Тохтамыша с Мамаем сказано лишь следующее: «Мамай попытался было помешать Тахтамышу переправиться через Идель, но Бармак перешел на сторону хана и улубий бежал в Джалду со своими биями-убийцами. Но в Крыму злодеев ожидала западня Шонкара, в которой они все лишились своих нечестивых голов». Обратим внимание: ногайский бий Бармак (единственный из ногайцев, с которым ладили булгары) перешёл на сторону хана (Тохтамыша).

Замечу еще раз, что некоторые историки видят в убитом татарском богатыре Челубее третьего номинального хана Мамаевой орды Телубия-Тюляка.

Далее идёт рассказ о походе Тохтамыша на Москву. «Эмир дал в помощь хану – по его просьбе – трехтысячный отряд сына Гарафа бека Буртаса с тремя пушками мастера Раиля. Вначале Тахтамыш хотел взять Москву сам, но потерпел неудачу и стал отступать. В это время Буртас, узнав от пленных о бегстве балынского бека из Москвы и об оставлении им вместо себя своего родственника Астея, подъехал с тремя сотнями казаков к одной из башен города и стал осыпать Артанца оскорблениями. Большая часть его отряда расположилась в это время в засаде у города. Астей, видевший уход хана, решил лично расправиться с дерзким беком и выехал из Москвы с тысячью своих джур и казаков и 4 тысячами балынцев. Выехал коварно, с двух других ворот, чтобы отрезать Буртасу путь к отступлению. Буртас один чудом вырвался и погнал коня к месту засады. Астей и две тысячи неверных помчались за ним и в засаде были расстреляны пушками Раиля и поражены саблями и стрелами бахадиров. После этого наши казаки бросились к воротам, где две тысячи других неверных бились с тремя сотнями наших, и погнали врага в город. Раиль, подтащив пушки прямо ко рву, несколько раз выстрелил из них по бегущим в Москву обезумевшим толпам и по башне над воротами. После этого Буртас ворвался в ворота и захватил их. Посланный им гонец догнал уходившего в Сарай хана в одном из пригородных сел и новостью о захвате ворот заставил повернуть назад. Буртасу, однако, несколько часов пришлось жарко, ибо русские со всего города попытались отбить у него башню, и только пушки Раиля спасли его.

Тахтамыш подоспел в тот момент, когда неверные прорвались уже к самой башне и в ярости били по пушкам саблями. Кук-ордынские кыргызы с ходу и с отчаянными криками ворвались в город через ворота Буртаса и, убив всех бывших на улицах, взяли его. Хан, однако, не позволил громить Москву за ее сопротивление Мамаю и, взыскав с балынских бояров лишь неуплаченную Кыпчаку и Булгару дань, покинул Русь.

Раиль все искал в Москве отца, пока не получил достоверное известие, что Аса вывезли из города вместе с самим балынским беком – настолько тот дорожил мастером. А русские не могли получать пригодный металл, и Ас принужден был в большинстве случаев делать русским пушки из дерева. Несколько таких были взяты в городе. Четыре из них достались Буртасу для эмира, а остальные взял себе хан. Напрасно Раиль предлагал Тахтамышу заменить деревянные пушки железными туфангами – хан предпочел деревянные.

Все эти пушки попали в руки Тимур-Шаху – эмиру Хорезма, когда он в 1395 году разбил Тахтамыша. Власть в Кыпчаке тогда перешла в руки Идегея, вероломно убившего Бармака и силой взявшего его жену. Говорят, его мать была женой незнатного бия, но Идегея она зачала от Мурза-Тимура, когда тот гостил у этого бия и получил ее от него на ночь – по кытайскому обычаю. И все ногайские бии знали об этом и не прерывали Идегея, когда он хвастливо причислял себя к кытайскому племени Мурза-Тимура ак-монгыт. А у него, если говорить о примечательном в нем, был маленький рост, коротенькие кривые ножки и рваное левое ухо, испорченное булгарской стрелой во время Мамаевой войны». Переводчик явно обыгрывает рассказ «Сказания о Мамаевом побоище», включая в него известные по описанию осады Москвы 1382 года имена: Адам, Остей. Заметим, что рассказ булгарской летописи более правдоподобен в части смерти Астея и его воинов. Роль булгар явно преувеличена, а пушки могли попасть в Москву уже после взятия Булгара в 1376 году.

Кстати, пренебрежительное упоминание о деревянных пушках вызвано недооценкой такого факта. Первоначально пушки применялись в основном для обороны городов при отражении массированного штурма, а потому заряжались они не снарядом, а картечью (крупной дробью). В этом случае нагрузка на ствол при выстреле не столь велика, как при плотном забивании тяжёлого ядра. При этом для увеличения зоны поражения противника стволы таких пушек выполнялись в виде раструба. Относительно лёгкие деревянные пушки удобно перевозить, а потому их могли брать с собой в походы даже степняки, используя для устрашения наступающей конницы врага. Гром выстрелов пугал животных, что вызывало панику и свалку в первых рядах. Применять пушки (уже настоящие) для разрушения крепостей стали позднее.

Остаётся пояснить, зачем булгарам потребовалось сохранить позднемосковскую версию событий. 1. Составителем Булгарского свода 17 века в качестве основы событий 13–15 веков использовались какие-то переправленные русские летописи, или записанные позже сказания.

2. Такая версия была удобна для принижения статуса Москвы и России вообще. Ведь если допустить, что Москва в 14 веке являлась столицей Донской орды (западного крыла улуса Джучи) со своими ханами-царями потомками Батыя (не вполне уважаемыми другими Джучидами, но всё-таки законными наследниками), то её притязания на Казанское ханство в 15–16 веках становятся более основательными.

Московские правители 16 века, обратив жадный взор на Запад (Украину, Белую Русь, Литву и Ливонию) после взятия Казани и Астрахани забыли о своём чингисхановом «первородстве», и повели родословие сначала от императора Августа, а затем, после скептических насмешек, – от русских князей Рюриковичей. Однако недавние генетические пробы показали несостоятельность этого: у многих современных потомков «Рюриковичей» норманнского гена не оказалось. Теперь они судорожно ищут «согрешившую прапрабабку», а дело всё в подтасовке родословий, да и всей нашей истории.

Высказанная гипотеза происхождения Московского царства-государства весьма неудобна современным украинским националистически настроенным державникам, пишущим модные книги в духе «Страны Моксель». Небезъызвестный блогер Адольфыч-Нестеренко по просьбе одного из своих читателей просмотревший за 40 минут «ТРИ», смог изречь лишь одно: Бред.

Примечание ****. Забавно, но на сайте «Восточная литература» размещена Тверская летопись 1999 года издания, где за 1379 год есть такая запись «В тот же год на Кучкове поле потешали в Москве Ивана Васильевича». В сноске 274 сказано: «Иван Васильевич – речь идет о внуке великого князя Дмитрия Ивановича». Деду в это время было не более 30 лет. Всё врут календари!

 

4. Стефан Пермский в Слободе

Вятская земля выходит к древним Новгородским владениям только на северо-востоке от Слободского города, где приток верхней Вятки Кобра близко подходит к притоку реки Вычегды Сысоле. Здесь же верховья Камы и её притоки соприкасаются с Печёрой. Через эти трудно контролируемые разветвлённые речные протоки в Пермской земле Вятка имела непосредственную связь с Новгородским Севером.

О связях Вятской земли с районом Вычегды и Сысолы говорят распространённые у нас фамилии Вычегжанин и Сысолятин, а также соответствующие им топонимы, в том числе в Нагорском районе (устье Кобры). В связи с этим можно затронуть вопрос о посещении Вятки в конце 14 века Стефаном Пермским.

Справка. Стефан – епископ Пермский, по прозвищу Храп (сравните со словами: нахрапистый, действовать нахрапом, делать что-то схропу, то есть резко, с налёта), проповедовал среди пермяков, создал пермскую азбуку. По летописям он был поставлен митрополитом зимой 1383–84 годов: «Toe же зимы на Москве Пимин митрополит постави два епископа: Михаила во Смолёнеск, а Степана Храпа епископом в Пермь». Житие Стефана епископа Пермского написано Епифанием Премудрым, канонизирован Московской митрополией в конце 14 века, в качестве общерусского святого признан в 1549 году.

Будущий святитель родился в Великом Устюге в 1345 году. Был посвящен в дьяконы в Ростове. После преставления митрополита Алексия его наместником на этом посту загадочным Михаилом-Митяем (примерно в 1378 году) Стефан был поставлен в пресвитеры Коломенского епископа Герасима. В смутный период, «когда на Москве не было никакого митрополита» Стефан вернулся на родину.

Обстоятельства этого возвращения вряд ли соответствуют официально названным в его житии жгучим желанием просветить неверных и греховных пермяков. Уйти из церковного центра сложившегося вокруг Москвы, где он начал делать карьеру, в небезопасную глушь? Скорее всего, Стефан, как выдвиженец прежнего правительства Митяя и Дмитрия Московского, опасался преследования со стороны нового Ордынского царя Тохтамыша и его ставленника митрополита Пимена. Известно, что тогдашний шеф Стефана епископ Герасим, бежал от татар в Новгород, а митрополит Киприан – в Тверь. Впрочем, Усть-Вымь, где обосновался Стефан, не так уж далеко от его родного Устюга: всего 280 км вверх по Вычегде. (В настоящее время эта территория относится к республике Коми.)

Из книги 16 века С. Герберштейна «Записки о Московии». «Великая и обширная область Пермия отстоит от Москвы прямо к северо-востоку на триста миль (в действительности больше 1000 км). Из-за частых болот и рек туда можно добраться только зимой, летом же этот путь совершить легче на судах через Вологду, Устюг и реку Вычегду, которая в двенадцати милях от Устюга впадает в Двину. Тем, кто отправляется из Перми в Устюг, надо плыть вверх по Вишере; проплыв по нескольким рекам и перетаскивая иногда суда по земле в другие реки, они достигают, наконец, Устюга, лежащего в трехстах милях». В последней фразе Г. описывает путь из Чердыни, находящейся в 800 км от Устюга. Во времена Стефана эта Пермь на верхней Каме вряд ли была освоена русскими, но именно здесь могли располагаться легендарные остроги Уч-куя.

«В этой области хлеб употребляют весьма редко. Ежегодную дань государю они выплачивают лошадьми и мехами. У них свой язык и особые письмена, которые изобрел епископ Стефан, укрепивший жителей, колебавшихся в вере Христовой, ибо раньше они были слабы в вере и содрали кожу с одного епископа. (Возможно, Г. слышал об убийстве язычниками вогулами-манси третьего преемника Стефана Пермского – Питирима в 1456 г.) Этот Стефан впоследствии, в правление великого князя Димитрия, сына Иоаннова (ошибка) был причислен у русских к лику святых. И до сих пор еще повсюду в лесах многие из них остаются идолопоклонниками, и монахи и пустынники, отправляющиеся туда, не устают отвращать их от заблуждений и ложной веры. (Зимой) они обыкновенно путешествуют на артах (охотничьих лыжах), как это делается в очень многих местностях Руссии».

В житии говориться, что «после Тохтамышевой рати на другую зиму» Стефан прибывает в восстановленную и заселённую вновь Москву, где новым митрополитом Пименом и князем Дмитрием Ивановичем поставляется в епископы. Погостив какое-то время в столице, и закрепив здесь полезные знакомства, уже в новом качестве он возвращается на Вычегду продолжать своё служение.

В житии святого Стефана Пермского годом начала его деятельности среди язычников явно ошибочно указан 1375. В. Низов относит переезд Стефана в Пермь к 1379 году, но автор склонен к другой дате. Если считать Митяя и. о. митрополита, то митрополита в Москве не было с июля 1379 до весны 1381 года, (исключая короткий отрезок пребывания Киприана летом 1380-го). При этом самый вероятный момент для переезда Стефана из Московии в Пермь (вероятно через Великий Новгород, куда он попал вместе со своим шефом Коломенским епископом) – осень-зима 1380 года.

На основании выводов сделанных в предъыдущей главе, осада и взятие Кремля Тохтамышем произошли сразу после Мамаева побоища, то есть на два года раньше общепринятого. Таким образом, другая зима, когда Стефан первый раз поехал из Перми в Москву, была на пару лет раньше, – в 1381–82 годах. Другими словами, Стефан пробыл в Перми около одиого года.

Следующий раз епископ Стефан Пермский появился в Москве где-то в 1391 году, а затем – весной 1396-го, и вскоре скончался.

Можно заметить, что переезды Стефана происходили сразу после важных военно-политических перемен в столице и вокруг неё: Тохтамышевой рати, смены правителя и митрополита в Москве, нашествия Тамерлана. Известно, что русские митрополиты ездили в Орду каждый раз после смены там царя (хана) для подтверждения своих полномочий. Не секрет также и тот факт, что высокие церковные посты покупались путём богатых подношений. Поездки Стефана в Москву напоминают подобный порядок дел, наверняка для благоприятного разрешения своих проблем он вёз с собой изрядное количество ценных мехов. Вообще говоря, интерес любых властей к северным краям (в том числе и Пермскому) имел чисто меркантильную изнанку.

Из древних преданий известно о посещении Стефаном Пермским города Слободского, что подтверждается фактом существования у нас ещё в 17 веке часовни, якобы им освящённой. Эта часовня отмечена на старых планах города. Верить преданию, что это была та самая часовня, что осветил Стефан при своём посещении Слободы нельзя. Часовни часто ставились какое-то время спустя как памятный знак о каком-то выдающемся событии. При этом часто истинный смысл произошедшего, мягко говоря, видоизменялся. Например, Устюжская часовня в Вятке-Кирове (см. ниже). Поэтому за фактом посещения Слободы Стефаном Пермским может стоять нечто большее.

По мнению историка В. Низова Стефан побывал на Вятке во время своей последней поездки в Москву в начале 1396 года. Обоснование тому следующие: специально ехать сюда он вряд ли бы стал, хотя и в этом случае крюк, пришлось сделать немалый: вместо 300 км по прямой до Устюга, в обход через Вятку он проделал всю тысячу. (От Вычегды до Слободского примерно 450 км.) Причиной таких манёвров называют опасность от взбунтовавшихся аборигенов, но не исключён и какой-то особый интерес епископа к нашему городу.*

С точки зрения официальной концепции истории Вятки всё вроде бы достаточно просто и логично. Знаменитый проповедник своим случайным посещением осчастливил только что построенный захолустный городок и освятил в нём вероятно первую часовню, а благодарные слобожане помнили это событие долгие века.

Но не всё так гладко. В то время люди склонные к сухопутному передвижении совершали это нелёгкое дело в зимнее время, когда реки и дороги подмёрзали. При этом Стефан, как мы видим, предпочитал конец зимы – начало весны, вероятно в виду большей продолжительности светового дня (в декабре он в северных широтах всего 6 часов, а в марте уже 10 – 12). Известно, что Стефан прибыл в Новгород Великий в 1386 году в Великое говенье (пост), то есть примерно в марте–апреле. Последний поход с Вычегды в Москву епископ начал за 2 месяца или чуть более до своей кончины (26 апреля по ст. стилю), то есть примерно во второй половине февраля. Кроме того, из жития следует, что он предчувствовал свой конец, скорее всего, был нездоров. Можно даже утверждать, что епископ прибыл в Москву накануне ожидаемой кончины ради надёжного сохранения здесь своих останков, так как это одно из условий причисления к лику святых (амбициозные люди продумывают всё наперёд).

Весь путь длиной около 1400 км занимал менее 2-х месяцев (какое-то время, он ещё пожил в Москве). То есть (с остановками на отдых в городах и крупных селениях) получается примерно по 30 км в день. С учётом февральских метелей и метровых сугробов в конце зимы, а также ограниченной продолжительности светового дня, это близко к предельно возможному для обоза, когда возницы обычно шли пешком рядом с санями наряду с пешими участниками.** Маловероятно чтобы при этом Стефан удлинил свой маршрут на 700 км заездом в Слободу. Даже если предположить, что его всё время везли в санях, больной старец выбрал не самое удачное время для большого путешествия. Добавлю, что эта последняя поездка в Москву более походила на бегство от взбунтовавшихся пермяков. Есть сведения о восстании в эту зиму племени вогуличей. Нет, тут что-то не так…

Вспомним, что в 1383 году, судя по нашей «Повести», на Вятке появилась ставшая вскоре знаменитой икона Николая чудотворца. «В лето 6791 г. а от рождества Христова 1383 при великом князе Московском да Дмитрии Ивановиче Донском и при митрополите Пимине до взятия Вятки из самовластия в подданство великих князей Московских за 75 лет…» – начало рассказа об обретении чудотворной иконы Николая Великорецкого.

Первое время находилась она опять же по «Повести» в неком городе. «Слышав же (о тех чудесах) христианы начаша приходити к тому святому образу носяще болящия и скорое исцеление получаху и пронесеся о сем чудотворном образе слава велика. И потому собрася христиан множество и испросиша у началствующих града повеление и поставиша церковь малу во имя чудотворца Николая и в той церкви чудотворный его святый образ поставиша и бысть паки от того чудотворнаго образа чудес множаше». Можно предположить, что первым городом, где находилась церковь с иконой св. Николая, была слобода Никулица, откуда и пошло её название. Не это ли одна из причин, по которой Стефан заехал на Вятку?!

Икону обрели летом 1383 года, а Стефан прибыл в Москву зимой 1383-84-го (по офиц. версии). Так что вполне мог завернуть на Вятку и увидеть Чудо своими глазами. Был он в ту пору полон сил (по житию как раз в это время яро боролся с кудесниками-шаманами), и лишние 700 км его не пугали.

Дата появления чудесной иконы проставлена трояко (от Сотворения мира, от рождества Христова и от взятия Вятки в 1459 году), что указывает на довольно позднюю документальную запись данного события, очевидно совпадающую со временем составления «Повести». Как мы видели выше, это явно политизированное и скомпилированное повествование собрано из устных и письменных источников имевшихся в распоряжении автора «Повести» в конце 17 века. При этом совершенно неизвестно откуда он взял столь точно указанную дату обретения чудесной иконы.*** Безусловно, лишь то, что дата (как и всё повествование) была согласована с Вятским священноначалием. Источником её появления как раз и могло быть житие Стефана Пермского.

То есть, в 17 веке, основываясь на существовавшем предании о посещении Слободского Стефаном Пермским и освещении им некой часовни, церковные грамотеи вывели дату обретения иконы по его широко известному житию. Такая привязка событий могла произойти только в случае существования в ту пору слухов о посещении Стефаном церкви с иконой Николая Чудотворца. Так же как и мы, они, вероятно, гадали, какую дату из жития выбрать. По каким-то причинам выбрали «1383 год», – время первой поездки Стефана с Вычегды в Москву. Возможно, как и мы, они отвергли «1396 год» в виду болезненного состояния старца и явной нехватки времени для дополнительного путешествия. Но вполне вероятно, что в ту пору были известны какие-то более основательные мотивы.

Так в нашей «Повести» возникла дата обретения чудотворной иконы, но все сопутствующие этому обстоятельства «забылись» в угоду официальной версии о нахождении иконы в глухом лесу на реке Великой. Скрыть факт пребывания иконы в слободе Никулице было несложно, так как к тому времени Никулицына городка уже давно не было. На слобожан же с их памятью о Стефане Пермском можно было закрыть глаза как на местные суеверия.

Таким образом, Стефан (ещё не епископ, а всего лишь просветитель соседей-пермяков, пробывший в их стране на тот момент всего один год) в числе других паломников посетил Никулицу и Слободской город зимой 1381–82 годов с целью увидеть своими глазами чудотворную Вятскую реликвию и, наверно, испросить у святого Николая удачи в своей непростой поездке. Дело в том, что в слегка замаскированном виде, (мол, новая христианская община в Перми остро нуждается в авторитетном духовном пастыре) он приехал просить высокого церковного чина у новых правителей, появившихся в Кремле после Тохтамышева взятия. И чудо свершилось, Стефан был поставлен Пермским епископом.

Важным аргументом в пользу сказанного является то, что именно в этом году Стефану нужно было привезти в Москву особо богатое подношение. Для сбора со своей паствы мехов (которые, вероятно, выменивались у аборигенов на иконки и крестики, воспринимаемые ими как иноземные талисманы-обереги) он мог значительно удалиться на восток от церковной обители в Усть-Выми. В такой ситуации возвращение с ценным товаром в Устюг через Вятку было не намного длиннее, но значительно безопаснее. К тому же на Вятке он мог рассчитывать обменять часть собранной рухляди (второсортного меха) на звонкую монету, которая наверняка водилась у ватаманов ушкуйников после летних походов на Каму и Волгу. Серебро удобнее для перевозки и подношений влиятельным лицам в Москве. При этом Вятчане-ушкуйники с выгодой для себя выступали в роли перекупщиков.****

Охоту на пушного зверя ведут в первой половине зимы (ноябре – декабре), когда у животных наилучший по качеству мех, а снега в лесах не столь глубоки. При таком раскладе через Верхнюю Слободу и Никулицу Стефан проезжал в январе 1382 года. После этого он мог посетить и другие города на Вятке, но память о его поездке сохранилась только у нас. Никулич как город исчез в конце 15 века, а Котельнича и Хлынова во времена Стефана Пермского, очевидно, ещё не существовало. Впрочем, погром 1391 года мог стереть всякую память о посещении. Возможно, как мы предположили выше, от Слободского на Устюг шла прямая дорога, а потому Стефан никуда более не заезжал.

Итак, появление на Вятке первой церкви в честь иконы Николая чудотворца и посещение некой часовни в Слободском городе Стефаном Пермским можно увязать в одно целое.

Приведём известные события конца 14 века касающиеся Вятки:

1359 – появление ушкуйников в верховьях Камы;

1366(?) – появление ушкуйников в верховьях Вятки;

1374 – захват ушкуйниками крепости в Арской земле, старого Колына на Чурше;

1378 – нападение ушкуйников на город Колын в устье Моломы, переход этой волости под руку Суздальских князей;

1379 – разгром вятчанами-колынцами ушкуйников Рязана поселившихся в Арской земле Чуршинская крепость после 1379 года, по всей видимости, уже не использовалась;

1380(?) – нападение новгородцев на Жукотин и Кашан (по изветию булгарской летописи);

1381 – появление церкви с иконой Николая чудотворца;

1382 – посещение в самом начале года Стефаном Пермским Слободского городка;

1385-86 – карательный поход на Великий Новгород за погром некими «заволочанами» городов на Волге.

Для основания двух слобод на Вятке (Никулицы и Верхней), наиболее вероятен период 1380–81 годов. Одновременное появление на Вятке двух городков определило существование двух Никольских церквей и (как увидим ниже) двух почитаемых икон св. Николая (Николы Великорецкого и Николы Градского).

Можно предположить, что, воспользовавшись сумятицей в Низовской земле после нашествия Тохтамыша (Москва полностью вырезана татарами, а её церковные власти бежали), Новгородцы решили укрепить свои геополитические позиции, – основали на Вятке сразу целую колонию. Ушкуйники возвращались из очередного летнего похода примерно в сентябре, а, следовательно, строительство городков шло в течение осени. Поэтому можно полагать, что одна слобода была поставлена в 1380 году сразу после похода на Каму, а вторая – в 1381-ом.***** Узнав о кипучей деятельности на соседней Вятке, сюда прибыл Стефан Пермский. О предполагаемом строительстве слобод Стефан мог знать заранее, так как он после бегства из Коломны, по всей вероятности, зимой 1380–81 годов укрывался в Новгороде. Поэтому появление его через год на Вятке совершенно естественно.

Мы видим довольно плотный график заселения Вятки, что свидетельствует о целенаправленной политике новгородцев. «Повесть» недвусмысленно говорит, что новгородцы были присланы на Вятку, а не пришли по своему почину. «И сего во многих древнях летописцах нигдеже обретается написаша Вятчане во отмщение укоризны Новгородцем понеже из Новагорода отлучися с согласия Новгородцев и за повелением их». Отсюда можно сделать вывод, что Новгородом проводилась политика открытого заселения Вятки.

Нападение на Новгород Дмитрия Донского зимой 1385–86 годов объяснено в летописях погромом городов на Волге некими «заволочанами» и привязано к походу ушкуйников во главе с Прокопом, описанным в Новгородской летописи под 1375 годом (и перенесённым из неё в некоторые другие).

Обратимся ещё раз к описанию этого события. Вот вариант Пискарёвской летописи.

«Того же лета, егда бе князь великий под Тверью и в то время из Великаго Новаграда идошя разбойницы, 70 ушкуев, воевода же бе у них Прокофей, 2-й – смольнянин. И приидошя х Костроме, гражане же изыдоша против их на бой, а воевода у них Плещей. Видевше же новгородцы, яко много костромич, бе бо их боле 5000, а их только 2000, и разделившеся новгородцы надвое: едину половину пустиша лесом втаи, и обыдошя около по междеельнику, и удариша на костромич в тыл, а друзии в лице к ним. Воевода же Плещей убояся и покиня рать свою и град, побеже. Видев же костромичи, яко воевода их побежа и не бившеся, но вси побегошя по лесом. Мнози же тут побиени быша, а иних имающе и везающе. Ко граду ж пришедша и виде его никем не брегома и вшед в него, разграби вся, елика беша в нем. И стояше в нем неделю и обретошя вся сокровенная и всяк товар изнесошя на среду, и что лутчее и лехчее, то поимашя, а что тяжкое, то в Волгу меташе, а иное пожгошя. И множество народа поплениша: мужей и жен, отрок и девиц. И оттоле идошя к Новуграду Ниж­нему, и там много же зла сотвориша, християн и бесермян изсекошя, а иных в полон поведоша, а товар пограбиша. И поидошя на низ и повернушя в Каму, и там много по Каме пограбиша, и потом внидошя апять в Волгу, и дошедше Болгар, и ту полон християнский весь попродашя, и поидоша на низ к Сараю, бесермян избивающе гостей, а товар их емлюше, а християн погра­биша. И дошедше устия Волжеского близ моря да града Хазитороканя, и тамо избих их лестию князь хазтороканский, именем Салчей. И тако вси избиени быша без милости, ни един не избысть, а именье у них все взяша, и тако погибоша те злыи разбойницы, яко же рече Христос: В ню же меру мерите, возмерится вам».

В Устюжских летописях поход на Новгород Московского князя объяснён местью за то, что «ходил боярин Прокопий и Ярославль и Кострому пограбил». В других вариантах вместо Ярославля – Нижний Новгород: «боярин новгородский Прокопий иде (в) насады рекою Костромою на Низ, быв на Устюзе миром а Кострому и Нижний Новгород пограбил». Ещё сказано, что отряд Прокопа в 70 судах прошёл мимо Великого Устюга, далее через Сухону проник в реку Кострому и по ней в Волгу. По всей видимости, Прокоп, помимо новгородцев, собрал людей на Двине и Устюге, то есть, Джуке-тунских ульчийцев (русских людей поселившихся на реках Юг и Двине).

Требовать деньги (5000 рублей) с погибших десять лет назад смешно, выходит, большая их часть уцелела и жила где-то в Заволочье, а это подрывает легенду изложенную в летописи.

На мой взгляд, нападение «заволочан» спровоцировавшее опустошительный поход Москвы на Великий Новгород в 1385 году, произошло не вследствии похода Прокопа описанного под 1375 годом, а более позднего похода 1380-го. Летописи явно фальсифицировались из политических соображений, верить всему нельзя. Это в полной мере относиться и к сообщению Булгарской хроники, в описании событий 14 века явно придерживающейся хронологии русских летописей, но передаёт многое по-своему. Так как в наших летописях о походе новгородцев и устюжан 1380 года на Жукотин и Кашан ничего нет, то составитель Булгарского свода не указал точной его даты, но какие-то воспоминания об этом событии в тот период, видимо, ещё существовали.

Задним числом из оригинальной Новгородской летописи были изъяты многие упоминания о вятчанах и их первоначальных связях с Новгородом, а другие неудобные места были переделаны. В частности, Прокоп и его люди, якобы, были перебиты, а значит, и спросить не с кого. Можно предположить, что описание похода на Каму и переселения новгородцев и устюжан на Вятку было сильно переработано и для сокрытия истины отнесено к другому году. Однако какая-то память о связи этого события с походом на Новгород сохранялась.

Предположим, что зимой 1385-86 годов Великий Новгород осадил победитель Мамая Дмитрий Задонской (он же хан Тохтамыш) со всем своим воинством, в том числе и русскими отрядами. У Тохтамыша был для этого свой формальный повод – нападение новгородцев в 1380 году на его владения на нижней Каме. Если учесть двухлетний сдвиг в хронологии, то наказание за разбой в таком случае последовало всего через 3 года. Разумеется, погром заволочан был одним из пунктов, который присовокупили к списку прегрешений новгородцев, всеми силами старавшихся противостоять поползновениям Москвы и Орды. Давно уже замечено, что каждый новый правитель (начиная с Киевских рюриковичей, Батыя и Александра Невского) предпринимал военные действия против Новгорода для получения с него богатой дани. Новгородцы и в этот раз, в конце концов, откупились, но весной в великий пост послали приставов для собирания недостающих 5000 рублей с виновных. (В это же время в Новгород зачем-то прибыл епископ Стефан Пермский.)

Очень вероятно, что помещённый в Новгородской летописи текст является сокращённым и отчасти переделанным описанием большого похода новгородских переселенцев на Вятку в 1380–81 годах. В последствии новгородцы всячески старались откреститься от своей причастности к созданию Вятской республики, а потому перекроили свою летопись. Вероятно, именно требование выплаты 5000 рублей навсегда поссорило Вятчан с Новгородцами и Москвой.

Чтобы не идти на новое место с пустыми руками, новгородцы и устюжане предварительно ограбили два богатых города на Волге «и множество христианского народа полониша, мужей, жён и девиц». Часть пленников (вероятно молодых женщин), они привезли на Вятку, где поставили две слободы. В Новгород никто из них не вернулся. Так как произошло это в смутное время нашествия Тохтамыша, в перекроенные летописи событие не попало, – было позже заменено пространными описаниями «Куликовской битвы» и «Тохтамышевой рати». Любопытно, что по тем же летописям в 1377 году Нижний Новгород был взят татарами, которые увели с собой множество народа, и жён и детей и девиц. И это всего через два года, после описанного в летописи погрома города ушкуйниками Прокопа! Можно заметить, что грабёж ушкуйниками Нижнего Новгорода описан не так подробно, как Костромы. Это можно объяснить тем, что, так как они в действительности взяли его в 1380 году, то после татар им досталось не так много поживы, поэтому с досады они сожгли город. Вот как описано это в Тверской летописи.

«…И идя вниз по Волге, ограбили Нижний Новгород, а город сожгли; и ограбили много людей, и в плен повели. И пошли в Каму реку, и трудно было грести, и пошли на судах, и придя в Болгары, продали всех пленников, а сами пошли к Сараю, грабя христианских купцов, а басурман убивая».

Перед этой записью в летописях рассказывалось об осаде Твери в течение августа москвичами при поддержке Суздальских князей и Новгородцев. Этим вроде бы объясняется безнаказанное бесчинство ушкуйников. Однако простой расчёт времени отодвигает дату нападения на Кострому на июнь. Если положить скорость передвижения по течению рек 7 км в час, то при 20 часовом плавании за день можно преодолеть не более 150 км. Против течения получается не более 40 км в день, а с грузом ещё меньше. При таком раскладе путь с верховий Северной Двины до Сарая (с недельными остановками в Костроме и Нижнем, плюс 3 дня на волок между реками Сухоной и Костромой) займёт примерно 50 дней, а если прибавить ещё хотя бы дней 10 пребывания в Каме, – то около двух месяцев. Это соответствует времени прибытия в Сарай не ранее конца сентября. На изнурительное возвращение вверх по Волге до холодов не остаётся ничего. Нет, в Кострому ушкуйники прибыли не в августе, а гораздо раньше.

Можно заметить, что Тверской текст – это краткий пересказ Новгородской летописи, но в него добавлена «поясняющая» деталь. Так как переписчику показалось непонятно, зачем ушкуйники заходили в Каму и пробыли там некоторое время, то он пояснил: «трудно было грести и пошли на судах» обратно. В действительности, тяжело гружёный речной караван был сопровождён через опасные для русских земли вдоль нижней Камы и Вятки (без столкновений здесь не обошлось), – ушкуйников часто нанимали для сопровождения торговых судов. В данном случае для обеспечения безопасности прохода переселенцев. Напомню, при стычке с превосходящими по численности костромичами часть новгородцев встала во фронт, а часть – ударила с тыла и тем вызвала панику. Это может как раз объясняться тем, что половина участников данного речного похода были обычными людьми (безусловно, обученными для военных действий), а другая половина состояла из ушкуйников-профессионалов. Условно их можно разделить на новгородцев и устюжан.

Замечу, что продажа христианских пленников в Булгарах не должна нас смущать, так как это была явно вынужденная мера. Сначала новгородцы намеревались подняться по Каме и Вятке со всеми набранными людьми (и в плен повели), но не рассчитали сил, – часть людей пришлось продать. По Новгородской летописи Костромичи выставили против ушкуйников 5000 воинов, что говорит о довольно многолюдном по той поре городе. Всего из двух захваченных городов ушкуйники могли выбрать себе не менее тысячи человек. Свободного места на небольших судах было немного, максимум по 10 человек дополнительно на каждый ушкуй, а ведь ещё набрали товаров и вещей, правда, самых наилегчайших. Поэтому ушкуйники в надежде на хороший выкуп взяли с собой в основном семьи знатных жителей Костромы и Нижнего, которых, однако, пришлось продать булгарам, – те через русских торговцев могли с выгодой перепродать их родственникам.

Если принять за правду сообщение о гибели Прокопа и части ушедших с ним на Сарай ушкуйников, то и в этом случае на Вятку прибыло не менее 40 полностью гружёных судов, по 30 человек в каждом, это получается 1200 человек (скажем, 800 ушкуйников и 400 пленных, вероятно, в основном молодых женщин). В одну слободу они могли поместиться, но, скорее всего, было начато строительство сразу двух городков в расчёте на скорое их заполнение вновь поступающими людьми (к тому же надеялись на возвращение отряда Прокопа). Понятно, что в первый год городки могли быть построены частично, без внутренних строений и полноразмерных рвов.

Высказанную гипотезу можно увязать с сообщением Булгарской летописи. Во-первых, сам составитель свода в предисловии предупреждает, что не знает всей правды о войне с галиджийцами и ушкуйниками. Во-вторых, часть устюжан завербованных Прокопом наверняка не имела своих судов, а потому, пока Прокоп гулял на Волге, добравшись пешком до Моломы могла разжиться судами на Вятке. Подобное уже случалось ранее и было описано в летописях, в том числе булгарской. В условленный день эти две группы одновременно напали на два булгарских города. Указанные цифры (уцелело 500 из 10 000) неправдоподобны, скорее всего, в походе участвовало 3–5 тысяч русских, из них по крайней мере половина добралась до Вятки (где надо было ещё отвоевать себе место под солнцем).******

Так, или несколько иначе, на Вятке в Арской земле появилась вторая Вятская республика. Место для неё по обе стороны от древней Чурши уже было отчасти расчищено ушкуйниками Рязана. Сам же городок на Чуршинской горе был слишком мал и неудобен для повседневной жизни: проблемы с водой, невесёлая память о сотнях погибших, о языческом и мусульманском прошлом. Кроме того, затаскивать на зиму суда приходилось на высоту 80 метров, – оставлять их без присмотра у реки в виду вероятных нападений было нельзя. Но ещё более важно то, что новгородцы и прочие поселились здесь не как во временном лагере разбойников, а всерьёз и надолго.

Примечание*. В Тверской летописи есть подробное сообщение о посещении Твери в июле 1390 года вновь поставленным митрополитом Киприаном и многодневном праздновании этого события церковной верхушкой. Тверь была выбрана неслучайно. Несмотря на многократные погромы со стороны татар и москвичей, этот город оставался последним оплотом русских князей потомков Всеволода. Киприан часто укрывался здесь в течение нелёгких 80-х. Среди встречающих его был и Стефан Пермский. Как видим, при необходимости он передвигался летом. Вероятно, после Твери Стефан вместе со всеми поехал в Москву, некоторое расхождение дат не должно нас смущать. Посещение Вятки Стефаном в этот переезд (в 1390–91 годах) маловероятно.

Замечу, что новгородцы и их священники после 1380 года перестали признавать над собой власть Московского митрополита, за что поплатились во время похода Дмитрия-Тохтамыша зимой 1385-86 годов. «Московская орда», собрав все свои силы среди русских и татар, осадила Новгород и разграбила его пригороды, при этом погорели 26 Новгородских монастырей и 6 церквей (из чего можно сделать вывод о религиозном противостоянии). Утверждение Пимена вызвало смуту в русской церкви, своего рода раскол. Киприан вернулся в Москву уже после очередной смены власти в 1389 году, когда великий князь Дмитрий Иванович умер и его место занял Василий Дмитриевич. Перед тем Пимен, якобы, уехал в Константинополь и скончался. В этой ситуации на сцену вернулся Киприан. Добавлю, что в житии Стефана сказано, что митрополит Киприан его особо любил (недаром сделал вскоре после смерти святым), что косвенно говорит об их знакомстве в период испытаний 1380 года.

Примечание**. Для сравнения можно взять такие данные. В 17 веке вестовые из Слободского добирались до Перми (примерно 400 км) за 7 дней. То есть преодолевали менее 60 км в день. Вероятно, это была максимально возможная скорость передвижения. Обозы двигались гораздо медленнее.

Примечание***. Есть предположение, что эта дата появилась в нашей истории по ошибке, в 1383 году обрели другую чудодейственную икону, – Тихвинскую.

Примечание****. Попутно следует затронуть вопрос о подчинённости Вятских церковников и христиан вообще в 14–15 веках. Первые церкви в конце 14 века на Вятке ставили новгородцы, а потому их служители наверняка подчинялись Новгородскому владыке Алексею. Однако ухудшение отношений с Великим Новгородом после событий 1385 года привело к самостоятельности не только светской, но и церковной власти на Вятке. В. Низов считает, что в этот период Вятская земля была разделена в духовном кормлении: западная часть следом за распространявшейся на неё светской властью Юрия Дмитриевича тяготела к Ростовскому епископу, а восточная – к Пермскому, «владения» которого, по его мнению, доходили на юге до Летки и даже устья Чепцы. То есть Слободской и Никулич входили в зону влияния Стефана Пермского, отсюда и его интерес к этому региону. Косвенное подтверждение этому мы находим в «Слове о житии и учении Стефана Пермского»: «Но и сами ти новгородци, ушкуйници, разбойници, словесы его увещевани бываху, еже не воевати ны». То есть Стефан иногда уговаривал ушкуйников не грабить какие-то (вероятно христианские) поселения в Пермской земле или даже за её пределами.

Затем (по Низову) следует полувековой период полной церковной самостоятельности, а с 1452 года Вятка вняла увещеваниям Иова и вошла в Московскую митрополию.

Хотя предположенное В. Низовым деление Вятской земли на две части по духовному кормлению отражает взгляды автора на изначальное деление её на восток и запад, но кое в чём позволю не согласиться. Пренебрежение вятчан (исторически, так или иначе, связанных более с Великим Новгородом, нежели с Москвой) к Ионе, самовольно поставленному вопреки воле Патриарха Константинопольского, сохранялось до конца их вольности. Иначе не было бы похода 1489 года. К 15 веку русская церковь основательно отошла от канонов греческого православия, скатилась к ереси восточного почти арианского толка, от которой много позже (в 17 веке) Московской патриархии пришлось отрекаться, вызвав болезненный раскол в Российском христианском сообществе. «Старообрядцами» крестившимися двумя перстами, безусловно, были самозваные Московские митрополиты и их паства, начиная примерно с 15 века. Сохранивший связи с Европой Великий Новгород, а через него и Вятка, могли признать Московских владык своими духовными авторитетами лишь после военного завоевания, когда произошла смена светских и церковных элит.

В связи со сказанным можно усмотреть ещё одно косвенное свидетельство в пользу более раннего посещения Стефаном Слободы. Оно вытекает из гипотезы В. Низова о миссионерских связях Стефана Пермского с северо-востоком Вятской республики. До 1391 года Устюжские территории входили во владения Суздальских князей, а после этой даты отошли к Москве. Тогда же Москва в лице князя Юрия Дмитриевича стала претендовать на Вятку. Другими словами, в 1396 году в Слободском на Стефана смотрели как на ставленника Московской митрополии, с которой у слобожан, как и у новгородцев, были явно натянутые отношения. (Митрополита Киприана прибывшего из Москвы в Новгород в 1390 году освистали в Софийском соборе.) Тогда как до своего поставления в епископы Стефан воспринимался достаточно независимым и возможно даже отчасти проновгородским священнослужителем (до 1386 года отношения Вятки с Новгородом были, по всей видимости, весьма тесные). Добавлю, вятчане той поры упомянуты среди народов принадлежащих к Пермской епархии. Таким образом, Стефан мог пользоваться наибольшим авторитетом и доверием у слобожан лишь в начале 80-х годов. Аргумент, что до получения епископского сана Стефан не мог освящать церкви, не проходит. При наделении определёнными полномочиями этот обряд может совершать любой священник.

Примечание*****. По народному календарю наилучшим временем начала заготовки древесины для строительства считается середина сентября (по ст. стилю), с этого время она содержит меньше воды, чем летом и может быть сразу пущена в дело. В Тверской летописи есть сообщение о строительстве укреплений (рва и стен) небольшого городка осенью (1390 года).Место для слобод было выбрано заранее, – заброшенные после появления первых ушкуйников старые Вотские городища выше и ниже по реке от Чурши.

Примечание******. Поход Прокопа с ближайшими товарищами из Великого Новгорода мог начаться после вскрытия северных рек, сразу после праздника Николы Вешнего 9 мая по ст. стилю. К концу месяца где-то на Двине он набрал полторы тысячи заволочан (по другим спискам 2000). По расчётам плавание на среднюю Вятку заняло примерно 60 дней. В таком случае прибытие на Вятку произошло примерно в конце июля, что близко ко времени прибытия на Вятку новгородцев и взятия ими Болванского городка указанного в «Повести» (24 июля по ст. стилю в день св. князей). Если предположить, что традиция Великорецкого крестного хода родилась из ежегодного празднования начала переселения новгородцев на реку Великую Вятку (великой называлась наибольшая река в регионе), и за исходную дату начала похода принять нынешнюю дату торжеств в селе Великорецком, то совпадение будет полное: 24 мая, плюс 60 дней, – 24 июля! Эта догадка была высказана кем-то уже довольно давно.

Карта событий 14–15 веков

Синими цифрами обозначены следующие реки (булгарские названия): 1 – Волга (Итиль), 2 – Волга (Кара-Идель), 3 – Ик, 4 – Белая (АК-Идель), 5 – Кама (Чулман), 6 – Печора (Бий-су), 7 – Вятка (Нукрат-су), 8 – Чепца, 9 – Кобра, 10 – Сухона, 11 – Сев. Двина (Тун), 12 – Юг (Джук-су), 13 – Молома, 14 – Пижма, 15 – Ока, 16 – Сысола, 17 – Вычегда, 18 – Дон (Шир), 19 – Урал, Яик.

Зелёными цифрами обозначены следующие русские города: 1 – Вологда, 2 – Новгород, 3 – Псков, 4 – Тверь, 5 – Ярославль, 6 - Москва (Кырым), 7 – Владимир (Балын), 8 – Суздаль (Джир), 9 – Рязань (Кисан), 10 – Муром, 11 – Нижний Новгород (Кара Джир), 12 – Киев, 13 – Галич Мерский; 14 – Торжок; 15 – Пенза; 16 – Кострома; 17 – Тула; 18 – Воронеж.

Красными цифрами обозначены Вятские города: 1 – городища на Пижме, 2 – городища в устье Моломы (Колын), 3 – Орлов-Балчуг, 4 – Вятское городище, 5 – Никульчино, 6 – Чурша (первый Колын?), 7 – Слободской-Коллога (Колын-кала), 8 – Карино - Нукрат), 9 – Устюг (Гледен, Джукетун); 10 – Устье Кобры (Нагорск); 11 – Чердынь (Чуртан); 12 – Усть-Вымь (обитель Ст. Пермского).

Черными цифрами обозначены булгарские и ордынские города: 1 – Казань (Новый Булгар), 2 – Кашан, 3 – Кеременчук, 4 – Елабуга, 5 – Жукотин (Джукетау), 6 – Булгар (Бряхимов), 7 – Биляр, 8 – Сувар, 9 – Укек, 10 – Бельджамен, 11 – Акбулак, 12 – Хаджитархан, 13 – Азак; 14 – Крым и Кафа; 15 Сарай-Бату (Селитренное городище), 16 – Сарай-Берке (Царёвское городище); 17 – Сарайчик.

Красным цветом обозначена территория первой Вятской республики; зеленым – первоначальная территория второй Вятской республики..

Пути-дороги: красным – войск Тимура в 1391 году; желтым – путь отступления Василия Дмитриевича с Кондурчи; синим – плавание Прокопа; коричневым - войск Тохтамыша в 1380 году.

 

5. Вятское взятие 1391 года

О дальнейшей истории древней Вятки известно следующее. Читаем в хронографе «Повести» сообщение за 1391 год, по всей видимости, взятое из русских летописей. «В лето 6899 Тотарский царь Токтамыш послал царевича Бектута на Вятку ратию, он же шед Вятку взял и людей посече, а иных в полон поведе, а иных на окуп отдаде». Вот вариант этого сообщения из Троицкой летописи: «Того же лета царь Тохтамыш послал царевича своего именем Бектута на Вятку ратью. Он же шел, Вятку взял, а люди посече, а иных в полон поведе, мужи и жены и дети». В одном из списков Софийской летописи это сообщение отнесено к 1392 году и изложено кратко: «Махмут царевич взял ратию Вятку». Нигде не указывается причина этого побоища.

Вот отрывок из Супрасльской летописи (одна из Литовских русских). «B лето 6901 (1393). Ходил князь великы (Василий) y другое во Орду, и дал ему царь Новгородцкое (Нижний Новгород) княжение и Муром, и Мещеру, и Торусу, a Бектут царевич взял Ведьку». Во-первых, мы видим, что форма «вед» применительно к Вятке была известна в западных русских землях. Во-вторых, из этого сообщения можно заключить, что поход к царю в Орду великого князя Василия и погром Вятки неким царевичем Бектутом как-то связаны. В первый раз Василий уехал в Орду, – кочующую ставку хана, – сразу после Тохтамышева взятия. По официальной версии он в числе других князей находился в почётном плену в качестве заложника, но, что более похоже на реальность, молодой князь проходил стажировку при дворе нового царя. Не исключено, что Василий (возможно, сын Дмитрия-Митяя) стал названным сыном Тохтамыша, – Дмитрия Задонского.

Этот погром Вятки по разным источникам относят к 1390, 1391, 1392 или даже 1393 году, хотя в «Повести» указан именно 1391 год. Подобный разнобой дал основание говорить о двух близких по времени нападениях на Вятку. С другой стороны, трудно представить, что татары совершили два специальных похода на Вятку в один год.

Кроме того, в это же время ушкуйники, как ни в чем не бывало, вновь засветились на Каме. Под 1392 годом в Воскресенской летописи (погром Вятки в ней описан под 1391 годом) есть такое сообщение. «Новгородцы и Устюжане и прочие к тому совокупившеся выидоша в насадех и в ушкуех рекою Вяткою на низ и взяша Жукотин и Казан и вышедше на Волгу пограбивше гостей всех, возвратишася».

В Типографской летописи: «В лето 6899(1391) царь Тахтамыш посла царевича, именем Бехтоута, на Вяткоу ратию. Он же, шед, взя Вяткоу, а люди посече, а иных в полон поведе. Того же лета Новогородци и Оустужане Вяткою на низ и взяша Жоукотин и Казань и на Волзе гостей всех пограбиша и възвратишася».

Под Новгородцами и прочими в данном случае можно понимать вятчан.

Обычно этот набег рассматривают как ответ на первое нападение татар на Вятку, а второй погром, – как ответ татар на эту «наглость».

Казалось бы, всё ясно: пришли татары на Вятку и за налёты поселившихся здесь ушкуйников погромили её. С этим погромом также связывают появление татарских поселений на Вятке и уплату дани Орде. Однако активность вятчан от всех этих неприятностей не убывает, в конце 14 века появляется новый город Котельнич, а спустя какое-то время Вятку уже считают самовластной республикой.

Кроме того, набеги на русские земли после взятия Москвы были нехарактерны для Тохтамыша. Историк Егоров отмечает этот факт: «В дальнейшем все помыслы и военные интересы Тохтамыша сосредоточились в южном направлении. Исключение составляла организованная им в 1391 г. карательная экспедиция под командованием оглана Бектута на Вятку. Она была предпринята в ответ на очередной набег ушкуйников и имела целенаправленный характер, ограничившись взятием Вятки, ее грабежом, а также уводом пленных. Отправной точкой похода Бектута, скорее всего, стал Булгар»*.

Присмотримся внимательней к ситуации 1391 года. Во-первых, Тохтамышу в этом, да и в следующем году было совершенно не до Вятки. С востока к Волге приближалась 200-тысячная армия Самаркандского правителя Тимура. В течение весны войско эмира прошло 2000 километров, тесня татарские кочевья к полноводной Волге, затруднительной для переправы в своём нижнем течении, особенно с семьями. Хан объединённой после 1380 года Синей (левобережной) и Белой (правобережной Мамайской) Орд срочно собирал войска для отпора. Единственной силой с западного берега Волги, на которую он мог рассчитывать, было войско Василия Дмитриевича Московского и подвластных ему русских князей. К месту предполагавшегося сражения (к югу от устья Камы) оно могло подойти только северным обходным путём через Устюг и Вятку, минуя крупные водные преграды. Точно так же оно возвращалось обратно, тем более что к югу от Камы после проигранного сражения хозяйничали войска эмира. Поэтому в «ТРИ» было сделано предположение о прохождении в 1391 году через Вятку туда и обратно войска Василия Дмитриевича Московского, «позванного царем» Тохтамышем на битву с Тимуром, состоявшуюся 18 июня в левобережье Волги у реки Кондурча.

Замечу, большинство русских летописей об участии Москвы в этом событии молчит, и до середины 20 века об этом не знали даже ведущие историки. В Пискарёвской летописи: «Того же лета (1390) на Тахтамыша прииде ин царь силен, из Шамахейския земли, и бысть сеча велика… Того же лета князь Василей Дмитреевич утече за Яик, и прииде на свою отчину на Москву». Да и в настоящее время о битве на Кондурче принято говорить мельком как о малозначительной для истории России разборке азиатов. Почти ничего не говорит об этом и многословная Булгарская летопись. Впрочем, под 1359 годом в ней есть невнятный рассказ о нападении на Жукотин новгородцев, в котором просматриваются события 1391 года.

«На город напали галиджийцы Васыла, которых вызвал на помощь – именем хана Хызыра – сам Мурза-Тимур, ожидавший сопротивления защитников Джукетау. Татары, бывшие в цитадели, тут же бежали в степь, и сам Мурза-Тимур при этом был ранен в ногу и охромел. Его поэтому стали звать Аксак-Тимур. Неверные, не встречая сопротивления, разгромили и разграбили город и перерезали всех, бывших в нем».

Во-первых, это сообщение расходиться с русской летописью о роли хана Хызра. Особенно смущает упоминание об Аксак-Тимуре, железном Хромце, появившемся на южных подступах Булгарии только летом 1391 года. Автор булгарской летописи (свода) явно отрицательно относится к татарам-кипчакам и их правителям ханам Орды, окупировавшим Булгарию. Но погром Великого города он списал на заклятых врагов – галиджийцев.

Это странное сообщение немедленно было подхвачено приверженцами «Новой хронологии» для пополнения ими своего «ящика Падоры». Мы же поищем более правдоподобного объяснения данного ляпа. Начнём с того, что сообщения русских летописей за 1360 год (см. выше) более правдоподобно. Поэтому можно предположить, что кто-то из составителей Булгарского летописного свода 17 века совместил три события: набег ушкуйников-новгородцев 1359 (60) и 1391 годов на Жукотин с осадой войсками Тимура этого и других булгарских городов в 1391 году. При этом описанные совместные действия ушкуйников и Мурза-Тимура невозможны по многим причинам. Ранение в ногу Тимур-Аксак получил в 1362 году далеко от Волги. В любом случае, это единственное упоминание булгарской летописи о собитиях связанных с походом Тимура 1391 года.**

В дальнейшем Тимур упоминается также кратко. В описании взятия Москвы Тохтамышем в 1382 году есть такое замечание: «Все эти пушки попали в руки Тимур-Шаху – эмиру Хорезма, когда он в 1395 году разбил Тахтамыша». О втором походе Тимура 1395 года сказано очень кратко: «Потерпев поражение от Тимур-Шаха, Тахтамыш бежал со всей семьей в Казань, но пробыл здесь недолго и в 1395 году ушел в Крым со своими кыргызами и отрядом булгарских казаков». В арабских источниках сообщается о бегстве хана в некий Булар, который чаще отождестляют с Польшей или Литвой. Однако известно о переправе на левый берег Волги отступающего от Тимура войска Тохтамыша и посылки вслед за ним части войск эмира. Косвенно это подтверждает сообщение Булгарской летописи. В арабских хрониках о погроме булгарских городов Тимуром почти не упоминается. О взятии и разграблении в 1391 году Булгара и других городов повествуют татарские легенды, но пишет только один автор 16 века – Шараф-Эддин (см. ниже).

Это явное замалчивание наводит на мысли о цензурировании составителем Булгарского свода 1680 года неудобных сообщений того периода или, что ещё хуже, «реставрации» их по поздним русским источникам! Погром города Булгара 1391 года свалили на «проклятых галиджийцев», тогда как, скорее всего, те, узнав о погроме Тимуром городов Булгарии в 1391 году, решили поживиться остатками их деяний, – «пройтись по оборышкам», как говорят на Дону. Зато автор свода непреминул причислить к заслугам булгар знаменитое ранение Тимура. В действительности, так как военные действия шли исключительно на территории Внутренней Булгарии, булгары тогда очень сильно пострадали от своих среднеазиатских единоверцев. Перенос столицы ханства в Казань, – следствие этого.

В июне 1391 года на Кондурче произошло сражение, в котором войско хана Тохтамыша потерпело сокрушительное поражение от воинства среднеазиатского эмира Тимура. Битва продолжалась три дня, по численности войска Тохтамыша превосходили 200-тысячное войско Тимура, но хан и его союзники из Булгарии и Москвы потерпели крах. Считается, что Тохтамыш с приближенными ушел за реку Черемшан и, далее, за Волгу, а потом в Литву. Войска Тимура преследовали отступающих до Ундоровского переката, где остатки армии Улуса Джучи, переправившись через Волгу, заняли оборону на правом берегу. Между тем воины Тамерлана разоряли ордынские владения. По рекам Сок, Кондурча, Самара были уничтожены болгарские неукрепленные поселения. Город Синбир на левом берегу Волги, был стерт с лица земли. В устье реки Самары были сожжены причалы, сооружения зимних затонов, склады, жилье. Пристань Самар прекратила свое существование.

Однако, есть другое мнение о пути отступления Тохтамыша. В «Книге побед» сообщается, что в ходе начавшейся кровопролитной битвы «Тохтамыш-хан с несколькими отрядами своего войска прошёл через наше победоносное войско и выстроил боевую линию позади наших людей». Таким образом, со своими лучшими воинами и соратниками хан пробился сквозь войска Тимура, зашёл в их тыл, построился (подождал всех, кто смог пробиться), но, увидя свою слабость, бежал «и с сотней уловок спасся с того поля сражения». Тимур (заметим, с некоторым весьма заметным опозданием) снарядил преследование за беглецами до берега Волги. При этом Тохтамыша и людей из его окружения так и не настигли. Из этого можно предположить, что Тохтамыш ушёл на северо-восток, в противоположную от Волги сторону, к реке Ик, и далее обходным путём (сотней уловок) через Каму и Вятку на правобережье Волги.

Данное событие очень жестоко отразилось на судьбе Волжской Булгарии. За оказанную Тохтамышу помощь булгары поплатились полным разорением города Булгара. По приказу Тимура, как писал историк 15 века Хисаметдин Булгари, город был за три дня уничтожен, как будто его никогда и не было. Каменные укрепления разбиваются таранами, а камни сбрасываются в Волгу, булгарские девушки превращаются в рабынь и раздаются тимуровым военачальникам, ученые и визири подвергаются казни.

26 дней Тимур провел в пиршествах. По данным Шереф ад-дина, «в лагере Тимура оказалось столько подобных гуриям девушек и красивых отроков, что одних тех, что были выбраны лично для Тимура, было более 5000 человек». 16 июля полководец отбыл в Самарканд. Вслед за ним медленно двинулась обремененная непомерной добычей и ранеными бойцами его победоносная армия. Но, как писал Л. Гумилев, «победа Тимуру досталась дорого. Это видно из того, что он не стал развивать успех, не переправился на правый берег Волги, а ограничился собиранием разбежавшихся татарок и скота».

Ордынский царь, ранее донимавший своими набегами владения эмира Самарканда, был полностью разбит, а московское войско Василия бежало, по мнению Гумилёва и других, не приняв участия в сражении. Не мудрено, что от досады оно основательно погромило Вятские города, принадлежавшие их противникам Суздальским князьям.

Вряд ли конное войско значительно отклонилось от прямого пути вдоль нижней Вятки и Моломы. Взятый ратию город Вятка находился где-то здесь. Наиболее подходит на эту роль город, существовавший на Ковровском городище – Хлынов или Колын. Археологические данные говорят о прекращении жизни в нём в самом конце 14 века.

Есть косвенные свидетельства, что войска, проходившие через Вятку, не уклонялись от пути вдоль правого (западного) берега Вятки, и переправа была вблизи её устья. О пути прохождения некого царского войска сохранились древние предания жителей Яранского и Уржумского уездов (правобережье низовий Вятки), записанные П. Алабиным. «Недоезжая деревни Яснура, Яранскаго уезда, (если ехать изъ г. Вятки), близь мельницы находится большой курган известный в народе под именем Ковриги. Говорят Царь Иван Васильевич, когда шел войною на Казань, стоял тут с войском и на этом кургане был раскинут его шатер. С кургана этого далеко видно на все стороны; старожилы говорят, что еще на их памяти он был покрыт крупным лесом, как и вся близьлежащая окрестность.

Такого же рода предание сохранилось в народе относительно села Сернура, Уржумскаго уезда. Говорят, что в долине, на которой лежит это село, царь Иван Васильевич, в походе на Казань, стоял с 80 000 войском; шатер его был раскинут на возвышенном месте, где ныне построена большая каменная церковь. Тут будто бы Царь слушал обедню, и вся армия его молилась, а народ, сбежавшийся со всех сторон, смотрел на это богослужение с высот окружающих Сернурскую котловину. На Грозном была одежда покрытая жемчугом, также как и сбруя его лошади. По черемиски Сернур значит жемчужный – вот происхождение древняго названия села.

Впрочем, каждому знакомому с отечественною историею известно, что легенды связанныя с двумя вышеназванными урочищами не имеют основания: путь Царя Ивана Грознаго под Казань никогда не лежалъ на описанныя нами местности, следовательно, он не мог ни обедать, ни молиться в Яранском и Уржумском уездах. Вернее всего, что это предание относится ко временам похода князей Микулинскаго и Курбскаго и воеводы Ивана Шереметьева в окрестности Яранска и Уржума (1557 г.) для усмирения волновавшихся еще черемис под влиянием татар, разбежавшихся из едва завоеванной Казани. Кого-либо из названных воевод, полудикие туземцы очень легко могли принять за царя, а в памяти потомства все походы русских в Вятскую страну слились в одно грозное воспоминаиие о победоносном шествии покорителя Казани.

А может быть предание о походе Грознаго этим путем на Казань, есть только искаженный разсказ о походе в 1468 году московских войск Великаго Князя Иоанна III Васильевича на Казань, под начальством московскаго воеводы Руно и князя Ивана Звенец Устюжскаго. В этот поход были назначены Иоанном отряды казаков и детей боярских, из Москвы, Галича, Вологды, Устюга и Кичменги. Все отряды эти соединились под Котельничем и шли берегами р. Вятки и черемискою землею до р. Камы».

Войска через Вятку проходили в прошлом часто, здесь шёл важный речной и сухопутный путь из Руси и Московии в Поволжье и далее на Каспий. Однако произошедшее событие было явно выдающимся. В народной памяти через века могло сохраниться воспоминание только о настоящем царе. Но о прохождении через Вятку какого-либо самовластного царя известий вроде бы нет. Кроме одного предположения: вместе с войском Московского князя Василия в 1391 году с Кондурчи мог бежать проигравший битву хан Тохтамыш, звавшийся на Руси царём.

Есть ещё одно очень важное подтверждение высказанного предположения. В завещании 1410 года жены князя Владимира Андреевича Храброго при определении границы её владений в Москве есть реплика-ориентир «по Хлыново» (взято из работы А. Верещагина). Во Владимирской летописи под 1514 годом: «Того же лета князь великий Василей другую церковь камену заложил Благовещение святей Богородици за Неглинною на Старом Хлынове». Прилагательное «старый» говорит о существенном времени, вряд ли таковым могло быть поселение вятчан выведенных за 25 лет до того. В Синодальной летописи под 1537 годом в статье о заговоре кн. Старицкого есть такая фраза: «у посада у Москвы против Хлынова». Кроме того, в других местах попадаются выражения «на Хлынове» и «Хлыновский переулок». Как видим, Хлынов или Хлыново – название района старой Москвы (вблизи Никитских ворот). Это могло быть отдельное поселение (слобода или квартал), заселённое выходцами с Вятки. Хлынами в Московии часто звали именно вятчан, с точки зрения москвичей людей нехороших, склонных к разбою жуликов и бродяг. (Можно усмотреть сходство с Вятской слободой Хлыновкой 18–19 веков, по мнению горожан населённой весьма сомнительным народом.) «Малочисленный народ Вятки, – писал Карамзин, – управляемый законами демократии, сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и самых единоплеменников, за что и стяжал себе не особенно почетное название – хлыновские воры». Обратим внимание на прилагательное «хлыновские», – от места проживания.

Однако о переселении людей с Вятки в Москву до 1489 года вроде бы ничего неизвестно. Да и в этом случае Вятчане были расселены в небольших крепостях по южной границе Московских владений. Не прибегая к теориям в духе Фоменко, загадку появления хлынов в Москве, можно объяснить только одним: на окраине Москвы (в то время относительно небольшой, в размерах Кремля с посадами) были поселены Вятчане взятые в плен в 1391 году отступавшим после битвы при Кондурче Василием Дмитриевич Московским!

В летописях погром Вятки списали на царевича Бектута. Тем более что в конном московском войске татары составляли большинство. Обратим внимание, что часть пленных была в последствии продана: «а иных на окуп отдаде». Выкуп могли дать богатые родственники, но не безвестные «разбойники-ушкуйники» (которых на Вятке после погрома вроде бы не осталось). В Колыне-Вятке, принадлежавшем на тот момент Суздальским князьям наверняка жили близкие к ним знатные люди. Москвичи вели их от Устюга мимо владений Суздальцев и предложили выкупить. Такова была обычная практика тех лет, особенно характерная для Московских правителей (вспомним о новгородских заложниках).

Нельзя исключить, что в 1391 году пострадал и город, обгорелые остатки стен которого были найдены в 1983 году внутри вала Хлынова 17 века. Вперёд войско Василия шло спешно, и не могло отвлекаться на взятие укреплённых городов. А вот на обратном пути – другое дело. Через Каму Василий с войском переправился где-то за рекой Ик (это левый приток Камы в 100 км выше устья Вятки, в летописи. правда, стоит Яик–Урал, что явно ошибочно), поэтому часть войска могла пройти к средней Вятке через нынешнюю Удмуртию и неожиданно появиться с юга от Хлынова. Завоевание Вятки в 1391 году Москвой подтверждают и политические обстоятельства. В 1390 году Василий Московский получил от хана ярлык на Нижний Новгород, и в 1392 году захватил город, а спустя ещё немного времени и другие владения Суздальских князей. Их же самих уморил в Московских тюрьмах или сослал на Вятку, где они вскоре благополучно умерли. После этого Вяткой формально владел брат Московского князя Василия – Юрий Дмитриевич Галицкий.

Причиной варварского погрома вятских городов и пленения их жителей могло быть также следующее обстоятельство. По всей видимости, приставы, посланные в 1386 году к «заволочанам-вятчанам» вернулись ни с чем. В 1391 году, по крайней мере, часть Вятки была уже в руках новгородцев-ушкуйников, – тех самых «заволочан», с которых Дмитрий Задонской (Тохтамыш) так и не получил обещенные 5000 рублей. Поэтому, воспользовавшись военной оказией, Тохтамыш взял своё натурой (людским полоном, примерно 1–2 тысячи человек).

Но вернёмся к дальнейшим событиям. Летописи упорно твердят, что после погрома Вятки нападения с её стороны не прекратились. Вот отрывок из Пискарёвской летописи за 1391 год «О взятии Вятки от татар. Того же лета царь Тактамыш посла царевича, именем Бектута, на Вятку ратью. Он же шед взя Вятку и люди посече, а иные [в] полон поведе.

О разбойницех ново[го]родцких. В лета 6900 (1392). Того же лета новгородцы и устюжане и про­чий, к тому совокупившеся, и вы[и]доша в насадех и во ушкуех рекою Вяткою на низ, и взяша Жюкотин и Казань, и вышедше на Волгу, пограбише гостей всех, возратишася. Тогда же ходи Киприян митрополит в Новгород Великий, а с ним вла­дыка Иоан рязанский. И срете его владыка новгородцкий Иван со всем собором и всем Новым городом со кресты у святого Спаса в Нередицах, и прияша его в честь, и пиры многи сотвориша, и дары многи вдаша. О гневе Киприану. И начата митрополит просити у Новагорода суда своего (право на разбор гражданских дел). И новгородцы отвещаша единеми усты: “Целовали есмя крест с одного, а грамоты попи­сали”. И рече им митрополит: “Целованье с вас снимаю, у грамот печати порву, а вас благослов­ляю и прощаю, а мне суд дайте, как было при иных митрополитех”. И новгородцы того не сотвориша, и митрополит поиде из Новагорода, на владыку и на весь Новгород держа нелюбие великое».

Ну, а что же пишет булгарская летопись о набеге ушкуйников в 1391 году.

«Лучшие силы разбойников погибли, но оставалась еще большая толпа желавших легкой наживы. В 1391 году галиджийцы и ушкуйники вновь напали на Колын во главе с Васылом. Сын Анбала тюрэ Арджан (Арсан?) бился за балик отчаянно и сразил убийцу своего отца Васыла, но принужден был, в конце концов, отступить. Сын Махмуд-Султана хан Бек-Дауд, получивший вместе с отцом город и округ Джури, отправился с 3 тысячами арских ак-чирмышей и казаков в Нукрат и вышвырнул разбойников вон. При этом пало до 5 тысяч галиджийцев и ушкуйников. Он остался здесь улугбеком с тысячью казаков, но через два года сын Васыла Анбал с галиджийцами вновь напал на Колын и пленил Бек-Дауда с 200 казаков. Махмуд-Султан отправился выручать сына и после ожесточенной стычки у города, в которой наши положили 1200 неверных, принудил Анбала к переговорам. Они закончились тем, что добрый хан позволил разбойникам беспрепятственно уйти прочь в обмен на сына и его казаков».

После всего сказанного о событиях того года, данное сообщение выглядит отчасти сомнительным. В данном описании проступают черты внутривятской разборки между вновь прибывшими новгородцами и прежними жителями Колына (продолжение войны 1379 года). Город был захвачен ушкуйниками, вероятно, ранее указанной даты.

Скорее всего, булгарин Бек-Дауд отступал с Кондурчи вместе с Тохтамышем и Василием Московским, а после погрома Вятских городов был оставлен здесь, но закрепиться не смог. Через пару лет его выбил новгородец Анфал Никитин, о котором будет сказано ниже. За кем оставался Колын после этого сказать трудно, но формально Вятка перешла к Москве.

Вопрос о татарской дани, собираемой с Вятки после 1391 года, объясняется так. Известно, что Москва собирала татарский выход с других русских земель, при этом, частенько «забывая» отдавать его степнякам. Кроме того, среди московских чиновников того времени было много служивых татар, частью обрусевших (говорящих по-русски, породнившихся с уцелевшими русскими князьями, частью крестившихся и получивших новые христианские имена и фамилии от названия пожалованных владений, – городов или сёл). В силу этих малоизвестных для широкой публики обстоятельств, появление татар на Вятке после первого завоевания её Москвой вполне вероятно, хотя и точно не установлено. Вместе с Василием могли отступить на север левобережные татары Тохтамыша, оставшиеся жить на Вятке. Сюда же, как мы видели из сообщения Булгарской летописи, прибыли булгары Бек-Дауда. Из города Колына в устье Молымы их вытеснили, но они могли поселиться где-то на Вятке (возможно, топонимы в районе Тохтино свидетельствуют об этом). Ниже мы ещё вернёмся к этому важному эпизоду Вятской истории.

Итак, набегов на Каму было два: первый – сразу после ухода войск Тимура в 1391 году, когда ушкуйники воспользовались сумятицей в Булгарии; второй – через год или два, как ответ на погром Вятки. При этом расположенные выше по реке Слободские поселения явно не пострадали, именно эти Слобожане (бывшие новгородцы и устюжане, переселившиеся на Вятку в начале 80-х годов), не тронутые погромом татар могли организовать нападение на Колын и Каму в 1393 году. Именно отсюда шло дальнейшее расселение новгородцев ниже по реке, усмирение аборигенов, завоевание старой Вятской колонии в устье Моломы ослабевшей после погромов Тохтамыша и Бек-Дауда, и основание нового города Котельнича. Постепенно новгородцев-ушкуйников, поселившихся на Вятке, стали звать вятчанами. В этом пункте мало кто из историков сомневается.

Как известно, войска в походе кормились за счет населения. Татары – основа Ордынского войска, – проходя и по своей земле, не гнушались грабежами и насилием, а уж погромить вятские селения для московских ордынцев было святое дело. Досталось, прежде всего, поселениям вдоль западного берега Моломы. Это привело к переселению людей на восток от неспокойного региона, на берега других притоков Вятки, в частности реки Великой. В связи с этим обострились отношения с проживающими там вотяками (финно-уграми и пермяками), оказавшимися зажатыми с двух сторон русскими.

«В те же лета с Устюга великаго и с Двины и от многих различных стран христиане приходяще в Вятку страну поселишася мнози и святыя церкви в уездех по селам поставляюще. Черемиса ж и Остяки и Чудь набегающе со стрелами и оружиями многи селитвы разоряюще и пленяюще. Они же Вятские жители близь города Никулицына на той же реке Никуличанке выше устроиша погост и поставиша церковь во имя святаго великомученика и победоносца Георгия и нарекоша место оно Волково». Таким образом, была отвоевана начальная территория для переселенцев второй волны.

Пора подвести некоторый итог этнокультурных процессов происходивших на Вятке в 12–14 веках. Как мы видели выше, в 12 веке на средней Вятке существовала зависимая от Булгарии Нукратская провинция с городскими центрами: в устье Моломы (Колын), в устье Чепцы (Чурша, Колын-кала), и в верховьях Чепцы (Иднакар). Правящий класс этих городков составляли Нукратские булгары, – купцы и воины новгородского происхождения. К концу 13 века в виду притока славянского населения и других причин Колынская волость в устье Моломы обособилась в отдельное образование в составе Золотой орды. Территория к востоку от неё (север Арской земли) продолжала оставаться в непосредственной зависимости от булгаро-татар. Основу её населения составляли угрофинские и пермские народы и племена, ещё долго сохранявшие свои древние языческие верования. Однако влияние мусульман наверняка сущестовало и здесь, о чём свидетельствуют сохранившиеся документы 16 века, в которых у вотяков Слободского уезда упомянуты характерные имена и фамилии.

В книге А. Смирнова «Волжские булгары» говорится, что в 14 веке булгары-мусульмане из правящего сословия появляются на Чепце. Об этом свидетельствуют могильник Бигер-Шай и плита с булгарской надписью 1323 года во дворе мечети в д. Гордино (Балезино, Удмуртия). Татарское поселение Карино в непосредственной близости от Слободского города в междуречье низовий Чепцы и Белой Холуницы стоит в этом же ряду (к сожалению до сих пор точно не установлена дата его появления). Подобные надгробия во времена Орды характерны только для территории внутренней Булгарии. Мусульманские погребения найдены и севернее, – в районе Соликамска (Рождественское городище). Арская дорога проходила от Елабуги к Перми через верхнюю Чепцу. Коми-пермяки 16 века носили тюркские имена и фамилии, и отчего-то называли Москву – Канн-кар – ханский город.

Мусульманские погребения были обнаружены на Чуршинском городище, которое, вероятно, до середины 14 века было ключевым опорным пунктом булгар на Вятке. Вблизи от него появился городок Коллога (Слободской) со смешанным славяно-вотским населением. О мусульманских погребениях сведений в доступной печати нет, но косвенно о существоании в древней Коллоге мечети говорит такое наблюдение о символике православных храмов, высказанное в работе Равиля Нибиева. «Сочетание креста и полумесяца присуще более старым храмам, и, как правило, отсутствует на относительно молодых даже расположенных радом. Учитывая традиционную для христианства миссионерскую политику ставить свои храмы на местах святилищ других вер, мы можем предположить, что ранее на этих местах могли находиться мечети». В нашем случае это относится ко многим Слободским и Вятским церквам (в частности, Екатерининская на Слободском городище). Русские называли мечеть «мизгить». В пределах Слободского уезда подобных топонимов нет.

В «ТРИ» высказана более крамольная версия: двойная символика появилась на храмах Орды и Московии в 14–15 веках, служивших одновременно разным концессиям. При этом происходило постепенное сближение христианской и исламской обрядности. Аналогичный процесс шёл и на Вятке, однако, с прибытием сюда во второй половине 14 века новой партии новгородцев (учитывая назревшие церковные разногласия Новгорода и Москвы), ситуация изменилась. Об этом говорит появление на Вятке особого христианского символа – равностороннего креста с шарами на концах. При смене власти поначалу север Арской земли, а затем и устье Моломы, были отвоёваны новгородскими ушкуйниками-разбойниками. Следом за ними была предпринята удачная попытка массового переселения на среднюю Вятку новгородцев и устюжан. Судя по нашей «Повести», масштабная акция новгородцев изначально носила характер борьбы за веру. Правда, о мусульманах в ней нет и намёка. «Крестовые походы» продолжались и в последующие годы. При этом полковая (походная) икона становилась чудотворной. По прошествии лет с нею стали совершать паломнические крестные ходы к местам сражений и гибели воинов.

Взаимоотношения новгородцев и ушкуйников с нукратскими булгарами и вотяками поначалу были далеки от мирных. По устному преданию вятских удмуртов, племя ватка оказало сопротивление пришельцам, в частности, на месте Александровского сада в Кирове, где и находилось главное языческое капище удмуртов и славян (так называемое «Вятское городище»), произошло крупное сражение. В нашей «Повести» это эпохальное сражение не упоминается, зато говорится об основании здесь нового города (Хлынова). После поражения уцелевшие вотяки ушли в леса на востоке, где основали поселение Чола (село Красногорье в Слободском районе). Это переселение можно рассматривать, как уход «за границу», – на территорию контролируемую Каринскими татарами. Завоевание левого берега средней Вятки было неудачным, первые поселения, поставленные здесь новгородцами, пришлось оставить.

Ушкуйники жили в своих городках (слободах), занимались усмирением аборигенов, сбором дани, торговлей, войнами и набегами на далёких и близких соседей. С их появлением усилился процесс притока на среднюю Вятку русского населения, которое помимо известных городов и их посадов селилось в небольших семейных деревнях (обычно 1–2 двора). Прежнее население, признавшее новую власть и крестившееся хотя бы формально, как видно уцелело и частично смешалось с прибывающими. Так создалась основа современного Вятского народа, существовавшая до начала 20 века, внёсшего свои коррективы. В наших фамилиях, названиях деревень, да и внешности помимо славянских черт угадываются финно-угорские, пермские, а также булгаро-татарские и разнообразных ссыльных и переселенцев со всех концов России и СССР.

Остаётся добавить, что с окончательным завоеванием Вятского края Московией двойная символика на церквах была возвращена, но её смысл после церковных реформ Никона забылся.

Примечание*. Вот продолжение цитаты. «Первое появление ушкуйников в золотоордынских пределах относится к 1360 г., когда они взяли находившийся на левом берегу Камы город Джукетау (Жукотин). Скорее всего, они спустились по Вятке в Каму и, взяв город, вернулись назад. Второй поход состоялся в 1366 г., когда на 150 ушкуях новгородцы спустились по Волге до Нижнего, а, ограбив его, ушли на Каму «и поидоша до Булгар тако же творяще и воююще». В летописях нет четких сообщений о том, удалось ли на этот раз захватить какой-либо из золотоордынских городов. В 1374 г. 90 ушкуев, пройдя по Вятке в Каму, а затем на Волгу, приступили к городу Булгару, жители которого избавились от разорения выкупом. После этого 40 ушкуев вернулись на север, а 50 пошли «на низ к Сараю». Удалось ли им дойти до него, летопись не сообщает. В следующем году около 2 тыс. ушкуйников после ограбления Костромы и Нижнего спустились на Каму, затем вернулись на Волгу и продали пленных в Булгаре. Отсюда они двинулись к Сараю. Им удалось благополучно пройти всю территорию Золотой Орды с севера на юг до Хаджитархана, где местный князь с помощью хитрости перебил их. Последний поход ушкуйников относится к 1391 г., когда новгородцы с устюжанами спустились по Вятке в Каму, где взяли Джукетау, а затем, выйдя на Волгу, и Казань. С награбленным добром они благополучно «поидоша прочь». Однако времена «великой замятни» прошли, и Тохтамыш не оставил без внимания это нападение, о чем упоминалось выше. В целом же походы ушкуйников не сыграли и не могли сыграть сколько-нибудь заметной роли в борьбе Руси против ордынского ига. И не только потому, что это были эпизодические нападения, совершаемые небольшими силами. И не только потому, что они разоряли и свои собственные, русские, города. Но в основном потому, что их действия были направлены против мирного городского и сельского населения, а также против русского и золотоордынского купечества. Последний же поход ушкуйников обернулся тяжестью нового опустошительного золотоордынского нашествия на русские земли, не принеся сколько-нибудь заметной выгоды его участникам, а лишь подтвердив безрезультатность и прямой вред подобных действий, не имеющих политической основы и ведущихся вразрез с общерусской линией, проводником которой окончательно был признан московский князь. Однако глубокое и неоднократное проникновение ушкуйников на территорию Золотой Орды явилось своеобразным барометром, свидетельствующим о далеко зашедшем внутреннем кризисе государства». Если отвлечься от промосковской исторической риторики, можно отметить, что Егоров полагает появление ушкуйников на Вятке ранее 1374 года. «Мирное городское население» и поволжское купечество (включая Нижний Новгород и Кострому) было экономической основой Сарайской Орды (особенно мусульманской её составляющей), погром этих категорий народонаселения ушкуйниками, несомненно, имел значение для Новгородцев, Вятчан и русских вообще. Ещё не известно, удалось ли бы Тамерлану так легко справиться с Тохтамышем, не будь этих набегов. Возможно именно снижение доходов от Волжского торгового пути вызвали грабительские устремления Тохтамыша на земли среднеазиатского эмира и его ответные действия.

Примечание**. Мурза-Тимур – один из ханов в конце 14 века, – спутан с правителем Самарканда Тамерланом, который известен в Русских летописях под именем Темир-Аксака, у Абулгази под именем Амир-Тимура, а у восточных писателей под именем Сахиб-Карана, т.е. обладателя великого соединения планет. Настоящее же название его Тимур-Ленг (от слов: Тимур – железо и ленг – хромой), из которого европейцы сделали Тамерлан.

 

6. Вятский Хронограф

Как уже было сказано выше, в работе «Тайна Русской истории» изложена нетрадиционная концепция истории Российского государства 13–15 веков. Так как этот период совпадает со временем существования Вятской республики, то представляется необходимым продолжить ознакомление читателя с основными идеями, выдвинутыми в данном достаточно объемном труде. Это даст свежий взгляд на события того периода и возможно (как это было уже сделано относительно 1391 года) дополнит историю Вятки некоторыми недостающими деталями.

По гипотезе автора в начале 14 века при хане Золотой Орды Узбеке столица этого государства, в которое были включены и восточные русские княжества (Владимиро-Суздальское, Рязанское, Тверское, Черниговское и др.) была перенесена из поволжского города Сарая в Новый Сарай, – Сарай аль Мах-руса на некоторых монетах Орды 14 века.* Цитаделью его был Московский Кремль (Машкав-Кырым, – Младший Крепость, в отличие от Великой Крепости – Кара-Кырым, он же монгольский Кара-Корум). После этого началось видимое возвышение Московского княжества (личного земельного владения ордынского хана) среди русских соседей. Сам царь Узбек проходит в наших фальсифицированных летописях как Великий Московский князь Иван Калита, по-татарски Ибан Калталы. В доказательство этого приводится, в частности, совпадение дат смертей ханов Орды и Московских князей, а также отсутствие идентифицированных захоронений Ордынских ханов. Например, в Ипатьевской летописи сообщения о смерти Ивана Даниловича и царя Озбяка стоят рядом под одним годом (1341). Близки по времени и обстоятельствам даты смертей Симеона Гордого и Джанибека (1353–57), Ивана Ивановича и Бердибека (1359). Похожая ситуация и с Батыем (Ярославом) и его сыном Сартаком (Неврюем-Невским). Промосковские историки в своих опусах всячески стараются избавиться от досадных совпадений, разнести эти события хотябы на год-два.

Русско-половецкий князь Ярослав Всеволодович (половецкий князь Бастый, глухо упомянутый в наших летописях) во время первого прихода монголов на Русь (битва на Калке 1223) примкнул к победителям и ушёл с ними на восток, породнился с сыном Чингисхана Джучи, и стал проводником политики монголов к западу от Волги. Такой поступок был вызван неудовлетворёнными амбициями и родством со степняками. Его сын Александр весной ужасающего 1238 года сразу после ухода татарского войска от Козельска оженися в половцы (в летописи исправлено – в полоцке).

Считается, что линия потомков Батыя пресеклась после смерти Бердибека. Но если принять, что при Мамае упомянутые выше подставные ханы были из этой же династии, то уцелевшие дети Митяя (Мамет Салтана) или Телубия могли быть взяты в плен Тохтамышем в 1380 году вместе с его казной и семьёй. Вероятно, это были сыновья-соперники Дмитрия Московского Василий и Юрий. Последнего в «ТРИ» отождестляют с Ордынским ханом Улу-Мухаммедом (двойное имя Юрий-Мухаммед, христианское и мусульманское). После сказанного не удивительно, что Сарайские и Московские ордынцы говорили на двух языках (документы Московии 14–16 веков велись на двух языках), почитали любых богов, – лишь бы помогали, да и по внешности мало, чем отличались от уцелевших изрядно отатарившихся русских князей, Рязанских и Суздальских. Известно, что у Тохтамыша было 13 сыновей, кто из них был свой по крови, а кто – породнённый, – установить практически невозможно. После смерти хана все они боролись между собой за лучшие куски Улуса Джучи. В 1434 году Улу-Мухаммед на какое-то время очередной раз захватил власть в Орде (Москве), но вскоре был изгнан (по летописям князь Юрий Дмитриевич сразу после воцарения в Москве вдруг умер), скитался в степях на границе владений распавшегося государства, просил своего Московского брата дать ему хороший удел. Но не получив почти ничего кроме Галича Мерского и своевольной Вятки, в 1439 году захватил Казань, сделав этот город своей твердыней, откуда продолжил набеги на Москву и ее владения. Дальше на арену выходят его сыновья Касым (Василий Косой), Махмутек (Дмитрий Шемяка) и Юсуф (Кроткий). В Казанском ханстве было 5 дорог (территориальных единиц управления): Ногайская, Арская, Чувашская, Черемисская и Галицкая. Название последней вызывает недоумение историков и считается ошибкой. В эту административную единицу входила и западная часть Вятки.

Так как основной путь из Казани в Галич и Москву шел через Вятку и Устюг, то последние земли оказались втянуты в разборки царской родни. Вятчанам за помощь была обещана независимость, отсюда легкость, с которой они сотрудничали с Галицкими князьями и Казанью. В тот период Казань мало отличалась от Москвы и прочих «русских» городов: и тут и там церкви соседствовали с мечетями, основу войска составляла татарская конница, а разноплемённое население любило выпить и говорило на смеси татарского и русского языков. Касым и Юсуф в переломном 1445 году перешли на сторону плененного Махмутеком Василия Московского, получили от него многие блага и часть Рязанского княжества в удел (Касимовское ханство существовало более 200 лет). С этого момента Касимовские татары стали военным оплотом Москвы. Началось победоносное «собирание земель» вокруг нее. Добавлю, что по этой концепции Ибрагим Казанский – сын Шемяки Иван. Известно, что Ибрагим был свергнут в ходе взятия Казани в 1487 году и увезен в Москву, где конечно пожил недолго. Иван Шемякович по официальной версии был заманен в Москву и там убит.

Итак, попробуем взглянуть на Вятские дела с несколько новых позиций, но вначале повторим пройденное. В результате внутренней войны и атак новгородских ушкуйников к 1370 году Золотая Орда (Алтын Урда) распалась на несколько частей, враждебных друг другу. К западу от Дона правил темник Мамай, Среднее и Нижнее Поволжье со столицей в Сарае переходило из рук в руки, а к востоку от Волги появилась самостоятельная Синяя Орда (примерно нынешний Казахстан). Волжская Болгария и примыкающие к ней приволжские русские земли со значительным тогда татарским (мусульманским) населением (Кострома, Ростов, Суздаль и Нижний Новгород) тянули к Сараю. Крым, Тула и Москва с подвластными ей русскими княжествами (главные из которых Рязанское и Тверское) входили в Мамайскую Орду. В этой сложной обстановке между татарскими Ордами шла борьба за спорные пограничные земли.

В 1374 году в Нижнем Новгороде по наущению суздальского архиепископа Дионисия были убиты послы Мамая. В отместку были посланы каратели. Через три года сарайские татары разбили русскую рать на реке Пьяне и сожгли Нижний Новгород. Но в следующем году сами потерпели поражение от москвичей в бою у реки Вожи.

В 1375 и 76 годах москвичи (Мамай и его люди) установили контроль над Тверью и Новым Булгаром.

В 1380-м произошло небезызвестное Мамаево побоище. О нем ныне идет много споров. Высказываются различные версии. Достоверно известно следующее. Два войска, каждое примерно по 100 тысяч воинов, встретились где-то в верховьях Дона. Большой битвы не произошло: татары Мамая перешли на сторону пришедшего из Задонья хана Синей Орды царя Тохтамыша. Литовцы и рязанцы также уклонились от участия в битве на стороне Мамая, но потрепали русские полки. Сам Мамай бежал в Крым (Московский Кремль?) и вскоре был убит там союзниками-генуэзцами, – их стальная пехота понесла большие потери на «поле Куликовом» (в действительности сражение было в другом месте). В крепости поднялось восстание, описанное в наших летописях. В это время Тохтамыш подошел к Москве.

Московский Кремль к тому времени имел каменные стены, а конница монголо-татар шла налегке. Однако в городе не было правителя, а только что прибывший новый митрополит Киприан бежал. В летописях красочно описаны перипетии этого момента: в частности одни люди бежали из Кремля, другие же стремились в нем укрыться. Оборону возглавил некий литовский князь Остей. Паника и предательство помогли хану овладеть почти неприступной крепостью. После трех дней осады суздальские князья убедили горожан сдаться. Почти все они были перебиты или взяты в плен. Построенный при «космополите» Мамае, и, по всей видимости, в заметной части населённый выходцами из Европы, Московский кремль (Машкав-кырым) пал, в нем засели сыновья Тохтымыша, а сама Московская Русь, вошла в его Царство. Суздальский князь Борис получил от хана ярлык и сел в Нижнем Новгороде. Орда вновь соединилась и окрепла.

По официальной версии истории Василий Дмитриевич (сын неизвестно где обитающего и неизвестно чем занимавшегося Дмитрия Донского) после двух лет проживания у Тохтамыша в плену прибыл в Москву и стал правителем княжества. По версии «ТРИ» старший сын царя Тохтамыша (возможно названный сын, потомок местной династии Узбека-Калиты) уселся в главной на Руси ордынской крепости.

В этой мутной воде ушкуйники совершали свои опустошительные набеги от Костромы до Астрахани. Примерно в это время (в самом начале 80-х) происходит массовое переселение новгородцев в северную часть Арской (вотской) земли и построение здесь своих городков.

Между тем снова объявившийся Московский правитель и великий князь Дмитрий (после 1380 года к его имени прибавилось прозвище Задонской, напомню, он же хан Тохтамыш) со своими татарами в 1385 году совершил поход на Великий Новгород. По официальной версии новгородцев решили наказать за продолжавшиеся разбои ушкуйников. Известно также, что новгородцы не задолго перед тем отложились от Московской митрополии, а значит, сделали ещё один шаг к полной независимости. Новгород отрицал своё участие в разбое на Волге, но откуп в 8000 рублей пришлось заплатить. Ушкуйники к этому году уже вероятно осели на Вятке, а потому действовали самостоятельно и новгородцы были действительно непричем.**

В 1391 году в битве на Кондурче (приток Волги к югу от устья Камы) войска Тохтамыша были разбиты наемниками среднеазиатского эмира ярого мусульманина Тимура. Напомню, что Московский князь Василий Дмитриевич уклонился от участия в сражении на стороне Тохтамыша, хоть и был «позван царем», накануне давшим ему ярлык на Нижегородское княжение. Бежавший с Кондурчи князь Василий с войском, возвращался домой обходным путем через Каму, Вятку и Устюг. По-видимому, в ходе этого похода Москва распространила свое влияние на Великий Устюг (и отчасти Вятку) и окончательно прибрала себе этот крупный город и центр сбора пушнины. После этого началась война Москвы с Новгородом за Двинские и другие северные земли 1392–1393 годов, а затем вторая (1396–97), закончившиеся хрупким миром.

В 1395 году после еще одного поражения хана Тохтамыша от войск Тимура, среди степных татар мусульманским воинством были истреблены все «неверные». Часть их видимо бежала в Москву, которая не иначе как чудесным образом избежала погрома от войск эмира. Тохтамыш бежал в Литву, его место занял новый царь Темир-Кутлуг, однако на деле властвовал мурза Едигей. Воспользовавшись помощью Тимура, он держал власть в Сарае до 1410 года, но после его правления Орда стала вновь постепенно разваливаться на части: Сарай, Казань***, Астрахань, Крым, Московия, Мордовия, Ногайская и другие кочевые орды. В последующие веке между этими основными осколками развернулась борьба за власть над всем бывшим улусом Джучи. Победила Московия-Россия.

В 1397 году новгородский авантюрист Анфал Никитин с братьями перешел на сторону Москвы и помог ей захватить Торжок и новгородские земли на Двине. В ответ новгородцы пришли на ладьях с пороками (вероятно небольшие пушки), взяли Белоозеро, а затем Великий Устюг, куда бежали изменники. Через некоторое время Анфалу удалось бежать из новгородского плена на Вятку, откуда он в 1401 году с московскими полками и устюжанами вновь напал на Двинские земли. Одновременно Москва захватила Торжок.

В этом же году на Вятку был сослан (или бежал) и вскоре умер (вероятно, убит) племянник Нижегородского князя Бориса Семен Дмитриевич с родственниками. Самого Бориса еще в 1392 году низложили путем заговора и вместе с семьей уморили в московских тюрьмах. Так богатый торговый Нижний Новгород присоединили к Москве. Суздальско-Нижегородские князья ранее имели владения на Вятке. После их смерти формально Вятка перешла Московским князьям, а именно, удельному Галицкому князю Юрию (Улу-Мухамеду?). В своем завещании он даже передал Вятку своим сыновьям. Известно, что в 1417 году здесь находился наместник князя (позже его звали казанский посол).

Из приведенных сообщений видно, что Вятская республика в этот период находилась в сложных отношениях с Москвой. Здесь возникла промосковская партия. Однако не всем это нравилось.****

Далее отрывки из Тверской летописи.

«В год 1398. Темир Кутлуй прогнал Тохтамыша и сам сел на царство; а Тохтамыш бежал к Витовту.

В год 1399. Пошли Витовт и Тохтамыш со всем войском литовским, и немцы, ляхи, жмудь, татары, валахи, подоляне, и двор Тохтамышев — было войско очень большое, и пошли на Темир Кутлуя. Похвалялся Витовт Тохтамыша на Орде посадить, а сам на московском престоле сесть, ибо для того и учинил эту войну; Тохтамыш посулил ему Москву и всю землю Русскую. То есть фактически война была за Русский улус.

В то время пришел Темир Кутлуй со многими боевыми полками, и встретились с Витовтом в поле на реке Ворскле, и было страшно видеть в тот час, как сходятся две великие силы. Наперед пришел Едигей (воевода и фактический правитель Орды) и ударились идущие полки, стрелы с обеих сторон летели, как дождевые тучи, от ляхов же самострелы (пушки и пищали), и начали литовцы превозмогать самострелами Едигея, но потом царь пришел с огромным войском, и обошел кругом Витовта, пострелял под ним коней; и была сильная битва, и одолел царь Темир Кутлуй. Тохтамыш же прежде всех побежал, а затем побежал Витовт с малой дружиной, татары же многих убили, гонясь за Витовтом. Случилось же это побоище августа в двадцатый день. А вот побитые князья литовские: князь Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский, брат его, Ольгердовичи; князь Михаиле Евнутьевич; князь Иван Дмитриевич Киндырь; князь Андрей, пасынок Дмитриев; князь Иван Евлашкович; князь Иван Борисович Киевский; князь Глеб Святославич Смоленский; князь Лев Корьядович; князь Михаил Васильевич; князь Семен Васильевич; князь Михаиле Подберезский; князь Дмитрий Волынский; князь Ямонт, который был в Смоленске наместником; и иных много полегло князей, и бояр, и панов, ляхов множество и из многих земель. Царь Темир Кутлуй пришел к Киеву, а войско распустил разорять землю Литовскую; и ходили до Луцка; и города многие взяли, и землю опустошили; а из Киева Темир Кутлуй, взяв 3000 гривн серебра, пошел в свою землю. Обратим внимание на перечень убитых князей с русскими именами (всего до 74), некоторые из них «участвовали в Куликовской битве». После этого страшного поражения Литва вынуждена была пойти на унию с Польшей.

В ту же осень князь Семен Дмитриевич Суздальский взял Нижний Новгород хитростью, вместе с царевичем Ентяком и были (побиты) воеводы московские Владимира Даниловича. И услышав об этом, князь великий Василий (Московский) послал брата своего, князя Юрия; и взяли Болгары, и Жукотин, и Кашан, и Кременчуг, и многих убили, а других в плен повели. Таким образом, в 1399 году (по другим данным в 96) при участия Казанских татар Ентяка в походе на Нижний, москвичи во главе с князем Юрием основательно погромили остатки Булгарского государства, но свою власть над ним вроде бы не установили, что несколько странно. Если отождествить Юрия с Улу-Мухаммедом, то какое-то подчинение ему Булгарии (будущего Казанского ханства) произошло уже в этот период. В дальнейшем известно об участии неназванных Казанских правителей в разборках московских и суздальско-нижегородских князей.

1409. В том же году пошли новгородцы из Заволочья по Двине (Новгородская провинция, в 14 веке отдельная Двинская земля), затем по Сухоне и вышли по Костроме на Волгу; взяв в Костроме подать, пошли, воюя, по Волге к Новгороду и взяли Новгород Нижний; потом же пошли к устью Камы, на совет с Анфалом, и не спешили. Анфал же пошел верх по Каме; князья болгарские и жукотинские послали к Анфалу и заключили мир, и дали ему откуп; Анфал же после этого сплоховал, они же взяли его хитростью в Каме, дружину его иссекли, а некоторые разбежались».

Обратим внимание, что в первой части отрывка описан маршрут плавания Прокопа. Далее описан поход Анфала с верховий Камы в результате которого, он был разбит татарами и взят в плен. Заметим, что это был, вероятно, последний поход ушкуйников на Камских татар.

В Типографской летописи: «В лето 6917 ходи Анфал на Болгары Камою 100 насадов, а Волгою 100 и восмь насадов. И избиша их в Каме, и Татарове Анфала яша и веде его в Орду, а Волжьскые насады не поспели».

В Устюжской летописи несколько иначе. «Того же лета ходил Анфал Никитич с вятчаны на болгары, и там одолеша татарове и в Орду свели».

Вот как это описывает Булгарская летопись. «В 1409 году Анбал с 8 тысячами ушкуйников вплыл в Агидель с востока (с верхней Камы?), а сговорившиеся с ним 5 тысяч галиджийцев – со стороны Джун-Калы. Когда Анбал завидел 80 кораблей сына Кудаша Субаша, то велел своим выйти на берег у Яр Чалов (Набережные Челны), а затем, под видом вылазки, выбрался из разбойничьего лагеря и сдался внуку Алая, сыну Гали-Джуры Еникею и Субашу. Ушкуйники пришли в сильнейшее замешательство; а когда Субаш вытащил из кораблей пушки и сделал по разбойничьему стану несколько залпов, – в ужасе сдались. Сдав пленных подоспевшему Буртасу, Субаш стремительно поплыл навстречу галиджийцам. Те успели сжечь Сэбэрче, зато у Чыбык-сар и Биш-Балты не поживились ничем и подплыли к месту слияния Кара-Идели с Агиделью (устье Камы) одновременно с Субашем. Салчибашы отправил на дно с треть галиджийцев, а остальные в панике поплыли на Русь. У Сэбэрче они попали в засаду сына Марджана Малмыша и всей толпой отравились в ад.

Анбал принял ислам и поступил на службу Державе. Буртас зимой сходил с ним к Уч Кую и сжег все тамошние остроги. Людей там оставалось тысяч тридцать, и они все бежали из своих домов и перемерли в лесных чащобах. На следующий год сардар вновь сходил к Уч Кую, но увидел безжизненное пепелище. С разбойничьим гнездом было покончено, и галиджийцы, потеряв лучших своих воинов, также присмирели».*****

В 1417 году сторонники Москвы организовали поход на северные владения Новгорода. «Того же лета с Вятки из князя великого вотчины княжен боярин Юрьев (Юрия Дмитриевича Галицкого) Глеб Семионович с новгородскими беглецами Семеном Жадовским и Михаилом Россохиным и с устюжаны и с вятчаны изъехаша без вести в насадах Заволоцкую…». То есть, по приказу Московского правителя бояре его брата Юрия (Улу-Мухаммеда) с вятчанами (вероятно, из Котельнича, ставшего новым Колыном) и устюжанами делали набег на Двину, получили отпор, были пленены, но отпушены без всего награбленного: «…и с заволочаны идоша (за) разбойники в погоню и пограбиша Устюг». После такого разгрома и позора сторонники Москвы потеряли авторитет и были отстранены от власти на Вятке. Произошло это явно силовым путем.

В Вятском «Временнике» (вариант «Повести») сказано: «В лето 1421 Михайло Росохин убил на Вятке ратию Анфала и сына его Нестора с дружиною их». В Новгородской летописи это событие отнесено к 1418 году: «6926. Того же лета убьен на Вятке Анфал и сын его Нестер от Михаила Россохина». Ранее считалось, что на Вятке тогда произошли два сражения, одно – знаменитая братоубийственная «свистопляска в Раздерихинском овраге» на северной окраине Хлынова, а второе – где-то около Котельнича. Причем первое, когда в ночном бою погибло много устюжан, случилось, якобы, по ошибке – «своя своих не познаша»; а второе было кровавой разборкой двух вятских главарей. Разделение одного события надвое, – известный прием для сокрытия правды. Более вероятно, что кровопролитное сражение было одно, – где-то в районе Котельнича; здесь долго сохранялась память об убитых, проводились ежегодные панихиды, Никитин и другие погибшие были занесены в поминальные списки местной церкви. Хлыновцы заимствовали эту традицию, превратив поминки в «свистопляску». Добавлю к этому, что по многим причинам место этого сражения не может быть отнесено к окрестностям Хлынова.******

Начнём с того, что сообщение о смерти Анфала попало в летописи, а это говорит о значимости события. Вместе с Анфалом Никитиным на Вятку тогда пришел некто Сабуров (потомки этого татарского рода позже были воеводами Устюга и Слободскими наместниками). Поэтому можно утверждать, что в 1418 году Москва сделала первую попытку захватить Вятку силами подвластных ей устюжан. Неудавшийся переворот и гибель тысяч воинов официальные историки позже цинично объяснили ошибкой в ночное время, а потомков вятчан надолго заклеймили слепородами.

Каким боком попал в эту заваруху Анфал Никитин? Во-первых, он был опытным человеком, не раз в качестве проводника наводил чужие войска на северные территории. Возможно, за свои услуги старый авантюрист расчитывал стать Вятским наместником…

Промосковская группировка на Вятке потерпела крах. Отныне с точки зрения Москвы, на Вятке обитали одни разбойники и двоеверцы. Результатом этой ситуации стало дальнейшее обособление Вятской земли, ее независимость с вечевой демократией по образцу новгородской и активной внешней политикой. Сюда собирались оппозиционеры и сорвиголовы, а частенько и беглые преступники со всей Руси. Множество еретиков и схимников, – Вятка тогда отличалась веротерпимостью: крест одел – и ладно. Здесь возник уникальный для России вариант построения будущего государства. Если бы кроме Новгородской, Псковской и Вятской земель, появились независимые от княжеской и татарской власти Тверская, Рязанская, Владимирская, то будущее объединение страны пошло по типу Соединенных Штатов, минуя мучительный период абсолютной монархии с ее крепостническим рабством, попранием прав и свобод. А предпосылки к этому были. Уже в конце 12 века власть князей во многих крупных городах «Низовской земли» (Владимир, Ростов, Суздаль, Киев и др.), не говоря о Новгороде и Смоленске, была сильно ограничена в пользу народного собрания Веча. Князей приглашали, неугодных отстраняли, а «самовластцев» даже убивали. Помешала этому пришедшая из глубин Азии сильная власть нового типа. Однако без поддержки русских князей вроде Ярослава Всеволодовича (Батыя) и его сына Александра Невского (Олексы Неврюя) малочисленным монголам никогда бы не удалось утвердиться на Русской земле.

Между тем, в Москве (и параллельно в Орде) произошёл раскол: братья неподелили власть и стали враждавать друг с другом.

С 1432 года Вятка вступила в 20-летнюю войну с Москвой на стороне князей Юрьевичей (сын Дмитрия Донского Юрий после смерти брата Василия стал законным претендентом на московский престол). Юрьевичи в случае победы обещали своим союзникам независимость. Относительно немногочисленные, но мобильные вятчане выполняли в ходе военных действий роль средневекового спецназа. В 1434 году с их участием был взят практически неприступный Московский Кремль.*******

В год 1433, месяца апреля в двадцать пятый день, был бой у князя Юрия Московского с племянником своим великим князем Василием Московским на реке Клязьме; и помог Бог князю Юрию, и сел на великом княжении в Москве; а князь великий Василий приехал в Тверь со своей матерью Софиею и с княгинею.

В год 1434. Князь Юрий Дмитриевич выехал из Москвы в Галич со своими детьми, Василием, Шемякою и Дмитрием, а княжение великое уступил великому князю Василию Васильевичу Московскому.

В тот же год убили Семена Морозова в Москве дети князя Юрия. (Этот боярин, помог Василию Тёмному избежать смерти, в результате тот собрал силы и вернул себе Московский стол.) Князь же великий Василий Московский Ивана Дмитриевича поймал и велел ослепить (московский боярин Иван Дмитриевич Всеволожский, очень интересная фигура, перешёл на сторону Юрия), а сам, собрав войско, пошел на Галич и Галич взял, много зла сотворив городу; князь же Юрий уехал в Белоозеро, а князь великий Василий вернулся в Москву.

В 1435 году коалиция Василия II и Дмитрия Шемяки боролась против князя Василия Юрьевича Галицкого. После пленения на Вологде великокняжеских воевод князь Василий Юрьевич попытался прорваться через Заозерье в Новгород, однако князь Дмитрий Васильевич ему в этом воспрепятствовал. Был тяжелый бой в районе села Устья, в результате которого, как говорится в Типографской летописи, «много же людей заозерян ... избьено бысть». В этой обстановке князь Василий Косой взял в плен на Волочке Славенском жену князя Дмитрия Заозерского с дочерью и снохами, а также «имение его все взял, а князь Федор (старший сын Заозерского князя) утекл». В Ермолинской летописи находим рассказ о противодействии князя Федора (тоже названного Заозерским) Василию Косому: «...прииде на него изгоном князь Федор Дмитриевич Заозерскы со многими людми», но Косой «поби и посече многых».

В год 1435 . Князь Юрий Дмитриевич собрался со своими детьми, и вятчане с ним, и пошел к Москве; князь великий Василий Московский пошел против него со всем войском, и был бой между ними и битва жестокая, месяца марта в двадцатый день, и помог Бог князю Юрию; князь же великий Василий отступил, а княгиня великая София затворилась в городе Москве. Князь же Юрий, придя, город взял, а княгиню Софию захватил и сел на великом княжении в Москве.

В тот же год, месяца июля в четвертый день, преставился в Москве благоверный князь Юрий Дмитриевич; и сел в Москве на великом княжении князь великий Василий Васильевич.

Дмитрий Юрьевич Шемяка, в отличие от старшего брата, не враждовал с князем Дмитрием Заозерским, а вступил с ним в союз, женившись на его дочери Софье. В договоре Василия II и Дмитрия Шемяки от 13 июня 1436 года упоминалась «грамота душевная» князя Дмитрия Заозерского. В докончании (дополнении) 1436 года Василий II обещал Шемяке помощь в возврате каких-то владений, отобранных князем В. Ю. Косым: «...что будет поймал наш недруг князь Василей Юрьевич твое приданое, что писано по душевной грамоте твоего тестя, и отколе чего достану, и мне, князю великому, то тебе отдати».

Под 1436 годом в Устюжской летописи описаны события с участием вятчан. Вкратце история такова. С 1 января Василий Косой осаждал Устюг, позвал вятчан и ждал их 9 недель, грабил окрестности, но крепости Гледена взять не смог. Город взял на целованье и много людей добрых казнил. Весной Косой с вятчанами и двором Шемяки пошёл на Вологду и далее на Москву, на великого князя. Тот собрал силы и встретил его на Скоротине в Ростовской одласти. Косой проиграл сражение, был пойман и увезён в Москву. Вятчане же 400 человек в судах были посланы вверх по Волге для войны с судовой ратью Московского князя Василия, но узнав, что под Ярославлем стоит судовая сила в 7000 человек, спрятали свои суда в устье речки Тунешмы в 15 верстах от них. А сами пеши поскочили за князем Василием Косым, да не поспели к бою, встретили беглых с боя, а сказывают, что поимали на бою князя Василия. И Вятчане побегли взад подле Которосль рку вниз, а уж нощь. И прибегли близ Ярославля на светлой заре. Здесь они допросили встреченного чернеца и тот рассказал, где стоят войска угличские и ярославские во главе с князем Александром Федоровичем Брюхатым Ярославским: Близко, на устье Которосли шатром стоит на Волзе со всею силою, а иные в Которосли, а княгиня с князем спят в шатре. А того утра была мгла велика. Вятчане же здумавше и кинувся, скоро князя Александра со княгинею поимавше и вметалися в княжие же суды и от берега отпехнулися на Воглу. А всех вятчан 40 человек (вероятно, остальные 360 вятчан вернулись к своим оставленным судам). Рать же князя Александра вся спала. И вскакали начаша хватать доспех, а хотят вятчан стреляти. Вятчане же пловущи вниз по Волге стояли над князем и княгинею с копем и топоры и реша: Один на нас стрелу стрелит и мы князя и княгиню погубим. Князь же начаша кликати ярославцем и углечаном: Не стреляйте! Далее Вятчане стали на другом берегу, князь посулил дать за себя выкуп 400 рублей, был позван княжев казнечей из Ярославля, который и привёз казну. Но Вятчане взямше казну князя с княгинею не отпустили, а побегли к Вятке мимо Казани в судех. Когда в Москву пришла весть об этом, князь великий велел Василию Косому очи вынути мая в 21 день. Последнее обстоятельство сомнительно, так как Вятчане взяли знатных заложников как раз для того, чтобы вызволить из плена Василия Косого.

Как видим, ожесточение сторон характерное для гражданской войны: брали заложников, пленных иногда ослепляли и убивали. Юрьевичи трижды захватывали Москву и делили на части Великое Московское княжество, но всякий раз вспыхивало восстание недовольных москвичей. В результате по «ТРИ» князь Юрий с сыновьями оставили попытки вернуть себе Москву, и в 1439 году захватили Казань, сделав её своей столицей. Отсюда стали они совершать свои набеги на Московские земли.

В год 1445. Был бой великого князя Василия Московского с царем у Суздаля (с сыном Улу-Мухаммеда Махмутеком), и бились жестоко, и побежали наши перед иноплеменниками; а князя великого Василия схватили и с ним князя Михаила Можайского, а иных князей посекли, бояр же некоторых руками взяли. Это зло случилось месяца июля в седьмой день.

В том же месяце в четырнадцатый день, погорел город Москва, Кремль весь, и камень развалился; а княгиня великая София поехала в Тверь, князь же Дмитрий Юрьевич Шемяка от Дубны великую княгиню Софию вернул в Москву; а князь Дмитрий в бою не был с великим князем.

Той же осенью, месяца ноября в шестнадцатый день, приехал из Орды в Москву князь великий Василий Васильевич давать за себя откуп, а с ним татары брать великую дань. Князь Дмитрий Юрьевич Шемяка, а с ним князь Иван Андреевич Можайский, князя великого Василия прогнав, поймали его в монастыре в Маковцс, месяца февраля в тринадцатый день; держали его три дня, глаза ему выкололи и отослали его в Углич.

Той же осенью князь Дмитрий Шемяка дал великому князю Василию Васильевичу Вологду, а бояре князя Василия все отъехали от князя Дмитрия к великому князю Борису Александровичу.

В год 1446. Князь великий Василий приехал из Вологды в Тверь к великому князю Борису Александровичу; князь же великий Борис Александрович принял его с любовью, и за сына его князя Ивана Васильевича дочь свою обручил, и сам ее сватал. А князь Дмитрий Шемяка да князь Иван Можайский пошли было ратью к Твери, но остановились в Волоке, и бояре от них все отъехали к князю великому Василию в Тверь; и видя свое бессилие и неправду, князь Дмитрий Шемяка уехал в Галич, и князь Иван Можайский с ним. Князь же великий Василий пошел Волгою к Угличу, и с ним войско тверское, а угличане закрылись в городе; князь великий Василий стоял у города неделю, а князь великий Борис Александрович Тверской послал ему пушки бить город, и угличане, видя это, сдались; князь же великий Василий оттуда пошел в свою отчину, в Москву, а князю великому Борису Александровичу дал Ржев. И князь великий Борис Александрович послал ко Ржеву, но ржевичи в городе закрылись. Тогда князь великий Борис Александрович сам пришел ратью ко Ржеву, и стоял под городом три недели, и город пушками бил. И сдались ему, и били челом, князь же великий Борис Александрович Тверской помиловал их, и город Ржев взял, и посадил своих наместников Василия Константиновича да Льва Измайлова; а взял Ржев тогда в канун Великого поста.

Ради возвращения власти ослепленный и сосланный московский князь Василий Темный призвал татар и они окончательно «хлынули на Русь, чтобы служить за скромное жалование, а ведь это были лучшие в мире специалисты по конному строю и маневренной войне» (Л. Гумилев). Против десятков тысяч татар «вятский спецназ» был бессилен.

После нескольких поражений Шемяка бежал в Новгород, где в 1453 году его отравил подкупленный повар.Перед тем в 1550 году он, войдя в Устюг, стал принуждать добрых людей давать крестное целование (присягу верности). Тех, кто отказался – метал в Сухону вяжучи камение великое на шею им. Един же из них Ежевина Еуфимий на дне сидя изрешись, и выплове вниз жив, и утече на Вятку. И жил (Дмитрий Шемяка) на Устюзе два годы неполны. (Обратим внимание, что Вятка беглых не выдавала, то есть никому не подчинялась.)

Остатки войска Шемяки во главе с его сыном ушли по рекам на южную окраину Руси, где на Днепре появилась Слободская Украина. Очень возможно, что среди них были и вятские хлыны.

1457 году на Вятку пришел с войском Московский наместник Устюга Сабуров, но от него откупились. Впервые в русских летописях появляется «город Хлынов».

1459 год. Новый поход, взяты Котельнич и Орлов. Хлынов после осады, переговоров и торга подписал унизительную грамоту, где были пункты о невступлении в сношения с врагами Москвы, – Новгородом и Казанью. Это отсрочило окончательное падение Вятской республики, но Москва постепенно сжимала объятия. Республика, отрезанная от основного торгового и военного пути, оказалась в частичной изоляции. Ее собственная экономика, основанная на вывозе мехов и военной добыче, сильно пострадала. Оставалось только одно: грабить потихоньку северные владения Новгорода и Москвы (Казанцы оставались старшими союзниками, а потому налётов на города и селения бывшей Булгарии уже не совершали).

На Вятке вновь началась внутренняя борьба. Но вятчане хитрили, продолжали своевольничать и совершать набеги на московские владения (на Устюге, Северной Двине и Вычегде), уводя к себе людей. Давление на Вятку продолжалось. Возобновились угрозы.

После смерти Махмутека (точная дата неизвестна) Москва попыталась посадить на Казанский стол своего ставленника Касимовского хана Касима, его брата. В 1468 году московские воеводы собрались на Вятке под Котельничем (пытались взять город?). Воевали черемис, затем «выплыли в Каму» и воевали здесь татар и вернулись в Москву через Пермь и Устюг. А в это время казанцы пришли к Вятке и, по словам историка Соловьева, заставили ее жителей предаться хану Ибрагиму. Мы же видим в этом демонстрацию силы Москвы и союзные отношения Вятки с Казанью, в которой, напомню, сидели потомки Шемяки-Махмутека.

В следующем 1469 году новый поход на Казань и Вятку. С Устюга приплыл отряд войск, но вятчане (у них в это время находился казанский посол) отказались воевать против Ибрагима. Под 1469 годом в некоторых русских летописях (Московский летописный свод конца 15 века) упоминается в качестве составной части Казанского ханства Вотятская земля. Из этого иногда делается вывод о зависимости Вятки от татар в указанный период. Но, во-первых, это название могло относиться к южной части Вятской (Арской) земли заселённой исключительно вотяками. Во-вторых, союзные отношения Вятчан с Казанью со стороны могли рассматриваться как форма зависимости.

Вятчан соблазнили участвовать в большом грабительском походе 1471 года на Новгород, когда при Шелони было разбито новгородское войско. Вятчане нанесли отвлекающий удар, – напали на двинские владения Новгорода. Новгород и Псков, потеряв часть своих вольностей, заключили мир с Москвой на ее условиях. В этом же году вятчане во главе с Костей Юрьевым явно по заданию Москвы совершили удачный налет на Сарай. Надо сказать, старая столица Золотой Орды после погромов Тимура и предыдущих налетов ушкуйников влачила жалкое существование, правда здесь появился новый амбициозный хан Ахмат.********

1472 год. Поход Москвы с северными сателлитами на Чердынь и взятие главного города Урола.

В 1479 году умер Ибрагим, сын Махмутека.

В начале 1478 года, когда Иван Московский очередной раз осаждал (добивал) Новгород, войско Ибрагима прошло через Вятку на Устюг (возможно на помощь новгородцам), но, узнав о падении Новгорода, повернуло назад.

В 80-е годы вятчане продолжали участвовать в походах, иногда на стороне москвичей и устюжан, иногда против них (вероятно на Вятке произошёл раскол). Удачливый ватаман Костя Юрьев в одном из сражений бросил свой отряд, перешел на сторону Москвы и вскоре перебрался туда.

Московский царь Иван III (Грозный №1) тем временем с помощью итальянцев отстроил новый Кремль, отбился от хана Ахмата, приструнил своевольную Казань, еще крепче придушил Новгород и других своих соседей, и собрал таким путем под свою руку огромную территорию и огромное разноплеменное войско. Борьба Русского Севера за средневековую демократию была проиграна. Но Вятская земля, проявляя ослушание, продолжала сохранять остатки вольности. Из Москвы грозили отлучением и закрытием церквей, правда, вятские попы не спешили выполнять приказы.

В 1485 году в Хлынове произошел бунт против присланного из Москвы наместника, которому пришлось бежать. Одновременно Вятчане заключили новый мир с Казанью. После этого на Вятку пришел отряд некого Юрия Шестока, но взять Хлынов он не смог, и повернул назад.

В 1487 году после осады и штурма города, над Казанью был установлен протекторат, лишивший её собственной внешней политики. Иван Московский стал именоваться «князем Болгарским».

Примечание*. Локализация крупнейших городов Золотой орды, их отождествление с известными городищами, до сих пор остаётся спорной. В нижнем Поволжье известны два крупнейших поселения 14 века: Селитренное и Царёвское городища. Первое достигло расцвета в 1330-х годах и существовало в достаточно развитом виде до 1390-х. Второе существовало в качестве крупного города более короткий срок – в 1350–60-х годах. Оба города сильно пострадали от Тимура, второй так и не оправился.

Монеты ордынского типа печатались в разных городах, о чём свидетельствуют надписи на них. Наиболее распространены такие: Сарай, Сарай-аль-Джедида (Новый Сарай), Сарай-аль-Махруса, Гюлистан. Обычно Сарай отождествляют с Селитренным городищем, а Новый Сарай – с Царёвым. Остальные два города вообще неопределены. Но судя по упадку Царёва городища во времена Тохтамыша, здесь не существовало крупного города, тогда как монет (в том числе медных разменных) этого времени с надписью «Сарай-аль-Джедида» в других местах найдено предостаточно. Где был этот Новый Сарай? Современные историки склонны относить Царевское городище к Гюлистану, а вот Сарай-аль-Махруса – висит в воздухе. Некоторые считают его вторым названием города Сарая на Селитренном городище, а третье название – Новый Сарай. Там, мол, всё ищите…

В «ТРИ» была отмечена схожесть событий монгольского завоевания Китая и Руси. В частности, монголы долгое время противились оседлой жизни в китайских городах, даже новопостроенных ими. Но в конце 13 века тяга к комфорту победила прелести кочевой жизни (часть монголов осталась верна традициям). Нечто подобное происходило и у нас. Первоначально в течение 13 века Орда (ставка хана) обременённая тысячами людей и животных кочевала в поисках пропитания и удовольствий по завоеванной территории. В хороших весенне-летних погодных условиях их могли дать Степные просторы, но суровая зима вынуждала Орду заходить в оседлые местности, пользуясь заготовленными запасами продуктов и кормов. Грабительский характер этого явления постепенно перешёл в систему законных поборов. Для этой же цели были построены Ордынские города вдоль низовий Волги. Сюда и в их окрестности пригнали десятки тысяч людей с севера и юга: ремесленников, крестьян, строителей и т. д. Однако своего расцвета и численного роста эти города достигли не сразу, а лишь в 14 веке.

По современным исследованиям в начале 14 века наступил так называемый «малый ледниковый период», зимы посуровели, а летом зерновые поля заливали холодные дожди. Похолодание охватило всё северное полушарие, прекратились плавания скандинавов в Гренландию и Америку, повсеместно наблюдалось учащение неурожайных голодных лет, жить зимой в степях стало трудно. Именно с этим климатическим явлением можно связать политические события на русских просторах отмечаемые в 14 веке.

Московская крепость была северным опорным пунктом Орды расположенным в глубине русских земель. Сюда стекалась дань, продукты и корма, сюда наезжали ханы-цари начиная с Узбека-Калиты. Собственное сельское производство в Московском ханском домене не практиковалось, но здесь за счёт других русских княжеств пережидали голодную зиму сотни тысяч татар и их коней. Вероятно со времени смерти Узбека здесь в Кремле стали хоронить ханов-царей, а отделившийся со своей Донской ордой Мамай построил каменную крепость. Московское княжество становиться одной из временных стоянок Орды. Здесь татарское войско кормилось часть календарного года за счёт подвозимых в качестве дани и различных повинностей продуктов и кормов, хан и его окружение принимали от подданных всевозможные подношения, решали междуусобные вопросы и споры.

Одновременно с этим наблюдается концентрация населения Орды в южных городах Поволжья и Крыма. Движение ушкуйников принявшее в 14 веке массовый характер отчасти можно объяснить теми же климатическими причинами. В Новгородских северных землях возник избыток населения при недостатке пропитания, что побуждало активных молодых мужчин подаваться в дальные южные края для грабежей и поисков мест более пригодных для жизни. Об этом свидетельствует Булгарская летопись. Часто оголодавшие ушкуйники тут же пропивали и проедали свою добычу.

Примечание**. Московское войско с вассалами из других русских земель вторглось во владения Великого Новгорода и грабило окружающие город селения, при этом было сожжено 24 монастыря и 6 церквей, что говорит о церковных (конфессиональных) разногласиях и различиях. Чтобы прекратить разбой Новгород заплатил 3000 рублей, а остальные затребованные Москвой 5000 предложил взыскать с виновников. К ним (куда – не сказано) были посланы приставы с войсками, но дальнейшее неизвестно. (Напомню, что 5000 рублей в то время были баснословной суммой, по некоторым оценкам ежегодный сбор со всей Руси на татар составлял 7000 рублей, а пленный-раб продавался за 2 рубля.)

По Новгородской летописи поход Москвы был вызван нападением неких «заволочан» на Кострому и Нижний. Этот эпизод можно отождествить с плаванием Прокопа по Волге в 1375 году и поселении ушкуйников на Вятке. Возможно, именно этот инцидент отражен в «Повести».

«Оставшияся ж в Новегороде людие вознегодовавше на них Вятчан зело и водяще на них князем Российским оболгующе всяко и нарицающе их из Новаграда беглецами и разорителями Российских князей вотчин их дабы себе Новуграду от Российских князей примирение и милость получити наипаче же называху их Вятчан разбойниками и отказныя на них Вятчан великим князем подающее, пишуще их самоволниками».

Примечание***. После набегов ушкуйников и чуть позже москвичей (поход Юрия Дмитриевича в 1395 году) города Жукотин и Кашан на Каме и Великий Булгар на Волге перестали существовать, но расширилась Казань, расположенная в удалении от Волги на небольшой речке Казанке. Вероятно, уже в этот период вятчане сотрудничали с князем Юрием (Улу-Мухаммедом), и, таким образом, помогли отвоевать для него место под будущую вотчину – Казанское ханство.

Примечание****. Вероятно, этот политический раскол начала 15 века был оформлен географически: в Котельниче осела промосковская партия, а их противники – в Никуличе. Раздел Вятской земли надвое существовал еще до появления ушкуйников и сохранялся в последствии в виде двух отдельных наместничеств, Котельнического и Слободского.

Примечание*****. Об Анфале Никитине (варианты имени в летописях: «Анбал» и «Айфал») можно сказать следующее. Происходил из знатного рода, его отец Никита был посадником в Пскове во времена правления Дмитрия Донского. Кроме Анфала у Никиты было ещё два сына Герасим и Спиридон. От внука Спиридона – Луки Козмича Спиридонова – вели свой род Строгановы. С именем Анфала связывают появление где-то на Каме первого русского городка.

В Коране есть Сура Аль-Анфаль (Добыча). Слово «анфаль» является формой множественного числа от «нафл», означающего «что-то, что дается или делается сверх положенной меры». В мусульманском правовом лексиконе слово «анфаль» имеет следующие значения: природные ресурсы; общественное богатство; военные трофеи; имущество, владелец которого неизвестен (например, земельный участок, заброшенный своим владельцем); имущество, оставшееся после смерти человека, не имевшего наследников.

Имя Анбал было у асов, один из которых прибыл к Андрею Боголюбскому в свите булгарской невесты. В летописях описывается, что он разговаривал с ней по-булгарски. В Булгарии же имя Анбал было распространено среди асов – первой волны булгар, суасов (чувашей) и буртасов – предков татар Мордовии и Пензенской обл.

Возможна связь с Анфалом Никитиным поселения Фалёнки на средней Чепце. Это название происходит от множественного числа слова, обозначающего потомков человека по имени Фаля. Это сокращённая форма таких мужских православных имён, как Айфал, Фал, Фалалёй и женского Евфалия. Внук человека с таким именем зовётся Фалёнок, а несколько внуков собирательно – Фалёнки.

После этого сообщений об ушкуйниках действующих против Булгар или Казани нет. Возможно это объясняется неким договором, по которому они получили право на проживание на Вятке и верхней Каме за отказ от нападений на своих южных соседей.

Примечание******. Обратимся вновь к Алабину. «В самом городе Вятке существует овраг по имени Раздерихинский, спускающийся к реке Вятке. По этому оврагу, во времена перваго поселения вятскаго шли на помощь ночью к осажденным туземцами вятчанам устюжане, но по несчастию вятчане, неузнав своихъ союзников, и предполагая в них неприятеля, бросились на них; в кровавой свалке погибло много устюжан, к величайшему, впоследствии, горю вятчан. На утро объяснилось кровавое несчастие, вятчане с честию похоронили своих погибших союзников на самом месте побоища, тут же поставили часовню, доселе существующую, хотя вероятно в обновленном, но все-таки полуразрушенном виде и установили ежегодно в день побоища совершать по убиенным устюжанам панихиду. В последствии, вероятно при значительном стечении народа на эту панихиду, дети, воспоминая произшедшую на этом месте битву, стали играть у этой часовни в войну, при чем одна партия детей обыкновенно подымалась по крутым берегам оврага, а другая партия не допускала их взойти на высоту и бросала в наступающих комками земли. Со временем оружие это было заменено глиняными шариками, расписанными разными красками.

Производством и продажею этих шариков, так называемых шарышей, стала заниматься лежащая напротив оврага, по ту сторону реки Вятки, слобода Дымково, жители которой более и более развивая свою торговлю шариками, начали делать глиняныя игрушки, продажа которых в день панихиды у сказанной часовни образовала целую ярмарку, известную под именем свистопляски, так как детская война, на этом месте обыкновенно происходившая, сопровождалась свистом в берестяныя свистульки, продажа которых, также как и глиняных петушков-свистунов, продолжается в день праздника в обширных размерах и ныне. На месте часовни и в стенах близьлежащаго оврага, видно много человеческих костей. Интересно было бы собрать черепа здесь погребенных людей для определения к какому именно племени они принадлежат.

Подобнаго рода обычай существует и в г. Котельниче, где обыкновенно в семик при совершении поминовения по усопшим, на кладбище служится всеми, нарочито собирающимся со всего города, священниками так называемая всемирная панихида, по новгородцам, убитым при завоевании этой местности и здесь погребенным, после чего начинается между взрослыми бросание друг в друга печеными яйцами, а между детьми катание шариков, шарышей».

Из приведённого текста ясно следует, что традиция поминания новгородцев погибших в сражении под Котельничем изначальная в сравнении с поминанием устюжан. В Хлынов она была перенесена много позже времени реального события (1417 или 1421 год), и была по-своему интерпретирована поселившимися здесь к тому времени устюжанами, превратившими траурную церемонию в ярмарочную свистопляску. Древние захоронения, вымываемые в стенках оврага, были приписаны к погибшим в легендарном сражении. Однако видно, что даже Алабин сомневается в этом. В северной стороне оврага примыкающего к Слободскому городищу вследствие размывания грунта в месте древнего могильника также находили части скелетов людей. В Хлынове-Вятке в этом месте была скудельница, – захоронения в общих ямах для убитых и умерших бродяг.

Примечание*******. Московский Кремль – не тот, что сейчас, а немного меньший, белокаменный 1367 года постройки из «мамайского» кирпича. (Считается. что камни для него вытёсывали в Подмосковных каменноломнях, но, насколько мне известно, хим. анализ обнаруженной археологами кладки не производился.) Это была серьезная крепость, во всяком случае, никто до того не мог ее взять. В 1408 году крепость осаждал мурза Едигей, но без пушек взять не смог. Лишь войскам Тохтамыша в 1382 году обманом удалось ворваться внутрь. Вероятно, и в нашем случае не обошлось без хитрости и сноровки. Скорее всего, по своему обыкновению вятский «спецназ», незаметно перемахнув через восьмиметровую стену в ночное время, проник в город, устроил панику и открыл ворота для основных сил. Подробностей этих событий нет.

Примечание********. Вот что пишет о событиях тех лет Булгарская летопись. «В Нукрате пришлось ставить улугбеками потомков Султан-Мамета и его сына Бек-Дауда, ибо местные тарханы – потомки Садыка, Анбала и Мер-Чуры не желали подчиняться друг другу. А первым улугбеком был сын Бек-Дауда Даиш-Султан, затем – его сын Тахта, и последним – сын Тахты Кул-Мамет. (Вероятно, под «улугбеком» в данном случае можно понимать казанского посла, постоянно жившего в Карино-Нукрате, но имевшего резиденцию в главном городе. Из этого замечания можно предположить, что все Вятские города имели на тот момент самостоятельное управление.)

Новый кыргызский хан Ахмад вознамерился восстановить Кыпчак, и русские, опасаясь нашествия татар на Москву, согласились платить ему дань и ездить за назначениями. Махмудтек, минуя эмира, вознамерился, было также признать свою зависимость от Ахмада, что Габдель-Мумин расценил как мятеж, и сместил хана с поста казанского улугбека. Новым улугбеком Казанского иля стал сын Махмудтека Халиль, а сам Махмудтек, которого в народе звали Мамадышем, был отправлен в ссылку в балик Нукрат-Кама или Керменчук-Кабак и скончался там. После этого в память о нем эту пристань переименовали в Мамадыш. (Приведена булгарская версия исчезновения из Казани хана Махмутека, – по «ТРИ» Махмутек-Шемяка умер в Новгороде.)

В 1470 году кан решил разгромом Сарая рассчитаться с Ахмад-ханом за его набеги на Булгар. Пользуясь тем, что ногайцы были обозлены на узбеков (убеками звали ордынцев-мусульман) по причине усиления их господства над ними, Габдель-Мумин направил на столицу Кыпчака Аули и Алиша с 3 тысячами ярчаллынских казаков прямо через ногайские кочевья. Быть их проводником вызвался Сундык-бий, который за этот труд получил в Симбире освобождение и небольшой надел. Кроме этого, кан велел своему Нукратскому улугбеку Тахте направить на Сарай по воде колынский флот с хорошими нукратскими стрелками. Флот, в котором была тысяча колынцев и две тысячи стрелков, возглавили потомок Садыка Битька и потомок Анбала Ганикей, а стрелков – потомок Мер-Чуры Бака-Даиш. Они двигались к Сараю рядом, причем до Бел-Имэна конница скакала по правому берегу Идели, а потом переправилась на левый. Салчии первыми ворвались в Сарай, отвлекли на себя главные силы татар и позволили коннице войти в город с другой стороны и занять его. Не ожидавших ничего подобного татар, обуяла страшная паника, и они бежали в степь. При этом наши потеряли 200 салчиев (моряков), 500 стрелков и 300 всадников, но зато положили 5 тысяч врагов и захватили невиданное количество товара.

Все это было погружено в корабли, и так как их не хватало, то людей с них пересадили на захваченных татарских лошадей. На обратном пути узбеки и ногайцы сообща попытались у Камыша (город Камышин) преградить булгарам путь, но наши пробились. При этом погибло еще 500 наших всадников, 100 салчиев и 400 стрелков, но зато ни один корабль с захваченными товарами не достался татарам. Когда кану сообщили величину добычи, он не поверил и сам вышел к кораблям в Биш-Балте. Сарай же после этого не возрождался. Его ярмарку пытались возродить в новой столице Ахмад-хана, но безуспешно, и все купцы должны были теперь ездить в Казань.

В 1473 году 40-тысячная толпа ак-монгытов по приказу Ахмад-хана напала на Булгар. Им удалось взять балик Бак-Арслан, но у Бугульмы они встретились с войском трех булгарских улугбеков – Мал-Бирде, Мустафы и Мамли и были разгромлены. Наши потеряли 2 тысячи всадников, кытаи же – 13 тысяч. Пленные рассказали, что обезумевший Ахмад-хан силой отобрал у кыргызов лучших мастеров и 120 тысяч прекрасных лошадей и отправил их балынскому беку. Тогда кан велел колынцам и Ике-Имэну разгромить ставку Ахмад-хана, и они это сделали. Тот готовился со своими узбеками к походу на Булгар, но после набега Ике-Имэна не решился оставлять свои владения.

Благодаря ханской помощи московский бек через несколько лет возродил 60-тысячную конницу и флот, напал на Колын и осадил город. В случае успеха Нукратской войны Балынец хотел освободиться от джирской дани.

Весть об этом доставили очень быстро – гонцы скакали день и ночь, и кан сумел своевременно направить в Нукрат хана Ибрагима с сыном бека Хаджи-Баба Байрашем. Сардары появились у Колына неожиданно для осаждавших, готовившихся к обеду. Увидев полумесяцы на древках зеленых и красных знамен булгар, балынцы в ужасе бросились бежать. Их котлы с готовой пищей остались на месте, и наши воины, уставшие от почти непрерывной скачки, с удовольствием перекусили. Но оставлять это нападение безнаказанным было нельзя, и Байраш сходил еще к Джукетуну (Устюгу) и погромил его округу».

 

7. Конец вольности

Жарким августом 1489 года 64-тысячное московское войско во главе с известным воеводой Данилой Щеня пришло на Вятку. Исходя из аналогичных походов того периода на Новгород и Казань, можно предположить, что в нем кроме московских и северорусских полков участвовали уланы (отборные отряды татар), казаки (обрусевшие степняки), служивые царевичи (татарская знать на службе у московского царя). Известно также о семи сотнях татар, присланных новым Казанским правителем, ставленником Москвы. Кроме того, в походе наверняка задействовали осадную артиллерию и судовую рать, с помощью которой происходила блокада городов с реки и переправа войска. Известно также о засаде князя Бориса Горбатого, устроенной в устье Вятки для пресечения попытки бегства по реке. (Отдаленность такого места выбрана в связи с опасением ухода вятчан обходным путем через Чепцу и Каму.)

Вероятно, сначала взяли Котельнич и Орлов, а недели через две (16 августа) приступили к Хлынову. Наступление огромного московского войска шло по суше вдоль берега реки Вятки. Так как путь этот через болотистые леса довольно труден, то для его преодоления и потребовалось две недели. В виду значительного перевеса сил Москвы большого сражения в поле не произошло, но попытки приостановить продвижение войска устройством лесных завалов могли иметь место.

Из письменных источников известны имена трех воевод, находившихся в Хлынове во время его осады в 1489 году, позже казненных в Москве. Можно положить, что каждый город избирал своего воеводу, который руководил своим отрядом воинов-ополченцев. Кроме того, вряд ли Орловские и Котельнические отряды находились в Хлынове. Эти города были взяты в первую очередь, и если судить по остаткам пожарища в Орлове, оказали сопротивление своими силами. О Никуличе в 1489 году вообще ничего не говорится. Или как заметный город-крепость он к тому времени уже не значился, или оказал сопротивление и был полностью разрушен.

По преданиям Хлынов огородили тыном и, обложив горючим материалом, дали время на раздумье, обещав жизнь после выдачи главных противников Москвы. После двухдневных вечевых споров, горожане отказались выполнить условия. Однако в последний момент перед штурмом настроение в Хлынове изменилось, и условия ультиматума были выполнены.* После выдачи указанных лиц в город вошли войска, а всех горожан принудили дать присягу Московскому правителю.1 сентября часть населения города (в основном известных противников Москвы из числа знатных людей, воинов и купцов) через Устюг вывели в Московию. Троих вятских воевод как злодеев и смутьянов казнили в Москве на Красной площади. Опустевшие наполовину Вятские города заселяли устюжанами, двинцами и московскими воинскими людьми.

«Повесть» описывает это событие очень кратко и даже как-то оптимистично.

«В лето 6997 великий князь Иван Васильевич послал на Вятку воевод своих князя Данила Щеня да Григорья Морозова с великою силою они же грады их поимаша а Вятчан ко крестному целованию приведоша а болших и лутших людей с женами и с детми выведоша к Москве, да и Вятских князей. И великий князь Иван Васильевич Вятчан болших людей пожаловал в Боровске а иных в Кременске разсадил и земли им подавал а торговых людей в Дмитров послал, а князей Татарских пожаловал, – к Вятке отпустил, а крамолников смертию казнил».

Сравним это описание с Типографской летописью: «Тое же весны, июля 11, послал князь великый Иванъ Васильевичь всея Руси рать свою на Вяткоу за их неисправление, князя Данила Васильевича да Григорья Васильевича Морозова и иных воевод с многою силою. Они же, шедше, городы поимаша, а самих Вятчан к целованию приведоша, а Арян к роте приведоша, а Вятчан болших людей и з женами и з детми изведоша, да Арьских князей, и тако возвратишяся. И князь великий Вятчан земских людей в Боровъсце да в Крименце посади, а Арских князей пожаловал князь великый, отпоустил в свою землю, а коромолников смертию казнил».

Судя по многим странностям и недомолвкам, полностью доверять данному описанию событий нельзя. В очень любопытном эпосе удмуртов говорится более откровенно: Белый царь пришел и покарал разбойников-хлынов, – кого саблей посек, кого повесил, кого в плен угнал, а вместо них прислал на Вятку хороших русских людей.

Наиболее подробно походы на Вятку описаны в Архангелогородском летописце, который входит в группу Устюжских летописных памятников. Составлялись эти своды в 16 – 17 веках на основе общерусских летописей с включением в них местных известий, главным образом, о городе Устюге Великом. При этом некоторые русские события, связанные с устюжанами и вятчанами, оказались описаны более подробно. К ним относится запись 1489 года о походе на Вятку. При анализе этих сообщений будем помнить, что историю пишут победители. Кроме того, всё русское летописание явно подвергалось цензурной правке с позиций Москвы. Известно, что местное летописание Великого Новгорода, Пскова, Твери и других городов прекратилось с окончательной ликвидацией остатков их самостоятельности в начале 16 века. Летописи в качестве трофеев свозили в Москву, где на их основе составлялись промосковские своды, изобилующие выдумками, пространными красочными «повестями», а на деле, замалчиваниями важнейших моментов нашей истории. По таким «эталонам» была позже составлена Устюжская летопись. Поэтому рассчитывать на полную достоверность никак не приходится. В целом устюжские летописи в описании вятчан достаточно отстранённы и вроде бы беспристрастны, хотя те не раз доставляли им неприятности. Будем также помнить, что в 15–16 веках на Вятку переселилось много устюжан и их северных соседей. Судя по топонимам, расселялись они в основном в Слободском уезде. Вероятно, некоторые из участников похода 1489 года остались жить на Вятке. Поэтому в период составления Устюжских летописей Вятка для устюжан была отчасти уже своей, а воспоминания о стычках с вятчанами в 15 веке отошли в область преданий.

1457. Того же лета князь великий Василий Васильевич посылал рать на Вятку, князя Ивана Ряповолского со многими силами. И стояли под городом под Хлыновым долго, а город не взял. Занеже Григореи Перхушков у вятчан посулы имал, а им наровил.

1459. Князь великий Иван Васильевич посылал рать на Вятку, князя Ивана Юрьевича, а с ними двор свой великого князя, князей и бояр и детей боярских и устюжан. Они же шедше городки поимали Котельнич да Орлов. А под Хлынов пришед долго стоял, и Вятчане добиша челом великому князю как надобе государю на всеи его воле.

«Двор великого князя» представлял собой постоянно находящееся при нём и расформированное в Москве и вокруг неё ближайшее военно-чиновное окружение с семьями, слугами, охраной и военными дружинами. Большую часть двора составляли элитные конные воинские формирования. По замечанию некоторых историков понятие «двор» (особенно в походных условиях) по своему смыслу равноценно понятию «Орда».

Итак, из Москвы пришло конное войско. Устюжан взяли в качестве судовой рати, из летописей они известны как лихие речные воины, не хуже вятчан. В дальнейшем Устюжане и Вятчане по указу Москвы участвовали в совместных акциях против Казанцев и Новгородцев.

Из текста видно, что Хлынов значительно превосходил другие Вятские города по величине и укреплениям. «Долго стоял» – это, по крайней мере, месяца два. Очевидно, была осада без попыток штурма: угрозы, переговоры и подкуп. Присяга государю означала уплату дани и участие в военных походах на стороне Москвы. Подразумевалось также открытие великокняжеского представительства в Хлынове для наблюдения и контроля.

1466. Того же лета на зиме в Великое говенье на пятой неделе в среду вечер в первое стояние вятчаня ратью прошли мимо Устюг на Кокшенгу, а сторожи не слыхали на городе. А шли по Сухоне реце вверх, а воиваша Кокшенгу, а назад шли Вагою вниз, а по Двине вверх до Устюга. А в то время наместник на Устюзе Василеи Сабуров послал гонца к великому князю Ивану, и князь великий велел вятчан переимати. И Василей Сабуров с устюжаны переем успел вятчаном под городком под Гледеном. И Вятчане дали наместнику посул, стояв три дни и к Вятке пошли.

Конец Великого поста приходится примерно апрель. Маловероятно, что в это время года Вятчане шли по воде в судах, скорее по льду рек. Заметим, что в 14–16 веках климат был холоднее нынешнего, ледоход в наших широтах начинался позже, примерно 5–9 мая, то есть с окончанием Великого поста.

1471. Того же лета ходили Вятчане ратью на Волгу. Воевода у них был Костя Юрьев. Да взяли Сарай и полону бесчисленное множество, и княгинь сарайских.

1488. Великого князя воеводы стояли на Устюге, стерегли земли устюжския от вятчан. Князь Иван Володимерович Лыко Оболенский, Юрье Иванович Шостак болярин, а силы с ними были двиняне, важане, каргопольцы, а стояли до осени и проч пошли.

1489. В лето 6997. Князь великий Иван Васильевич послал рать на Вятку воевод своих Данила Васильевича Щеня да Григорья Поплеву а с ними силы москвичи и володимерцы и тверичи и иных городов. А у тверичей воевода Ондрей Коробов да князь Осип Дорогобужский, а у устюжан князь Иван Иванович Звенец, а у двинян князь Иван Лыко, а у важан и у каргопольцов Юрье Иванович Шестак (1). А царь Казанской Махмед Амин по приказу великого князя послал свою рать 700 татар. А воевода Урак князь Казанской.

А москвичи иные шли коньми, а устюжане и двиняне и важане и каргопольцы и белозерцы и вологжане и вычегжане и вымичи и сысоличи шли в судех. Месяца июля в 24 день пришли на память Бориса и Глеба, а московская конная пришла под Котельнич того же месяца в 30 день, а тотарская – месяца августа во 2 день. А стояла вся сила под Котельничем до Преображеньева дни. А было на Вятке великого князя силы 60 тысяч и 4 тысячи. (2)

А в Преображеньев день (6 августа) пошли к Хлынову, а под Хлынов пришли августа в 16 день, в неделю, в 3 часа дни (3). Вятчане же в городе затворишась, а к воеводам великого князя послаша с поминки (с дарами) Исупа Есипова сына Глазатого. И воеводы дали вятчанам опас (безопасность парламентёрам).

А на завтра вятчаня сами (самые) люди болшие вышли своими головами бить челом воеводам чтоб рать земли Вяцкие не воевала: А мы великому князю челом бьем и покоряемся всеи воле великого князя, а дань даём и службу служим.

И воеводы великого князя вятчанам отвечали: Целуете же вы за великого князя от мала и до велика, а изменников и коромольников выдаите головами – Ивана Оникиива, да Пахомья Лазарева, да Палку Багадайщикова.

А Вятчане тако рекли: Дайте нам господине сроку до завтрея, а мы то ваше слово скажем всей земли Вяцкой. И срока им дали и Вятчане думали 2 дни, да отказали что им тех 3 человек не выдати. И воеводы всеи силе велели приступ готовити и примёт к городу: всякому человеку по беремяни смол да берест, да на 50 человек по 2 сажени плетеня и к городу плетени приставляли.

Вятчане же видячи свою погибель, сами вышли болшие люди своими головами и добили челом воеводам на всеи воле великого князя. А Ивана Оникиива, да Пахомья Лазарева, да Палку Багадайщикова вывели и воеводам великого князя выдали. (4) И воеводы поковав дали их на руки устюжанам Федору Есипову, Левонтью Манушкину, да Федору Жугунову да Ивоилу Опалипсову, а велели их поставити великому князю на Москве, а подводы им всеи земли Устюжские (5).

А на Семен день летопроводца 6998 (1 сентября 1489 года) воеводы великого князя Вятку всю розвели, и отпустили их к Москве мимо Устюг и з женами и з детми, а приставами у них были князь Иван Волк Ухтомской с товарыщи.

И князь великий велел Ивана Аникиива и Пахомья и Палку Богодайщикова кнутом бить и повесити, а иных вятчан пожалова издавал поместья в Боровску, Олексине и в Кременце. И писалися вятчаня слугами великому князю.

1. Этот Шестак (или его родственник с такой фамилией), вероятно, стал владельцем земли в районе будущего городка Шестакова и (или) какое-то время жил на этом месте.

2.По другому списку 72 тысячи.

3. В воскресенье до полудня.

4. Вариант: Того ради воеводы крепко приказали своему воинству приступати ко граду и всякими хитростьми ратоборствовать. Вятчане, яко настоит уже конечная погибель, весьма убояшася, град свой отворили и изменников предали и все покорилися.

5. Вариант: и подводы им дали.

Для сравнения приведу полный текст из Новгородской летописи.

«Июля в 11 день посла князь великий Иван Васильевич рать свою на Вятку за их неисправления, князя Даниила Васильевича Щеня да Григория Васильевича Морозова и иных воевод со многою силою, они же шедше городы вяцкие поимаша, а вятчан всех к цолованию приведоша, а болших людей вятчан з женами и з детьми изведоша, да и тако возвратишася. И князь великий вятчан и земских людей в Боровске да в Кременце посади и поместья им подава, и торговых людей вятчан же и иных во Дмитрове посади, а Арскых князей пожалова отпусти их во свою землю, а крамольников вятчан и иных смертью казнил».

Прежде всего, заметим, что от Котельнича до Хлынова войска двигались 10 дней (даты указаны точно). Вдоль берега реки Вятки от Котельнича до Орлова 40 км. О взятии этого города ничего не говорится. В районе Орлова возможна удобная переправа через Вятку, но об этом также нет упоминания. (Из энциклопедии 1914 г. Против Орлова р. Вятка широко раскинулась, и в этом месте находится самый опасный на всем протяжении реки перекат, на котором в летнее мелководье бывает менее 12 вершков воды, – коровы переходят здесь реку вброд, а самые мелководные пароходы садятся на мель.) После переправы под Орловым – до Кирова-Вятки всего 40 км, правда, левый берег в этом месте неудобен для пердвижения.

Другое удобное место, – Загарский перевоз в 10 верстах ниже Кирова (в районе Гирсово), но тогда путь от Орлова до Кирова составит не менее 60 км. Даже если положить очень медленную скорость продвижения войска, 25 км в день (известно, что скорость войска Ивана Грозного во время похода на Казань в 1552 г. была 25–30 км в сутки), плюс, день на переправу (по преданиям войску Дмитрия Донского в 1380 г. потребовалось не более того), то весь путь занял бы 5 дней. Заметим, что последняя ночёвка войска была совсем недалеко от Хлынова, примерно в полудне пути.

По Разрядным записям наместник Устюга Злоба не дошед умер. Случилось это наверняка на отрезке пути между Котельничем и Хлыновым, так как от Устюга до Котельнича он плыл по реке с судовой ратью, а это относительно лёгкая часть пути: трястись верхом по бездорожью и ночевать в поле гораздо хлопотнее. Косвенно это свидетельствует о сложности маршрута.

Вятчане люди большие, получив заверение о своей безопасности, вышли из города и попытались откупиться обещанием выплаты дани и прочего по прежнему уговору, но с них потребовали выдачи главарей и поголовной присяги Московскому правителю (целование креста стоя на коленях и признание себя холопами).

Жители Хлынова также просят, чтоб рать земли Вяцкие не воевала, – не разоряла их землю. Это означает, что разорения уже начались, но летописец о них молчит. Заметим, что это обычная практика тех времён: перед осадой главного города для устрашения его жителей брали и разоряли в его округе более мелкие городки и селения. Если так и произошло, то недосчитанные нами дни были затрачены на это. Об Орлове из археологических данных известно, что в конце 15 века в нём случился пожар. Однако всё это вряд ли задержало войско более чем на пару дней.

19 августа Вятчане отказались выполнить условия ультиматума, то есть посчитали, что город сможет выдержать осаду и приступ. Началась подготовка к штурму. Москвичи по свидетельству летописей и сообщениям иностранцев города приступом брали редко, предпочитая длительную осаду и переговоры. Однако на сей раз разговор был короткий, Московское войско пришло явно с целью окончательного решения «Вятского вопроса».

При взятии деревянных городов сначала для проделывания проходов (при отсутствии пороков) поджигали в одном или нескольких местах укрепления (башню или часть стены). Для этого к стене приваливали горючий материал, примёт. Иногда по примёту взбирались на стены как по лестницам. «И воеводы всеи силе велели приступ готовити и примёт к городу: всякому человеку по беремяни смол да берест, да на 50 человек по 2 сажени плетеня и к городу плетени приставляли». Как видим, примёт здесь имеет двоякую функцию: горючего материала и плетня. Плетень в данном случае это 5-метровые плетёные из достаточно толстых веток прясла. Известно, что при осаде города часто ограждали острогом или плетнём по всему периметру для защиты от стрел и пресечения атак со стороны осаждённых. В данном случае примёт более похож на штурмовые лестницы, которые можно приставлять к стенам. Заметим, что ничего не говорится о рвах окружавших город, а ведь они могли бы помешать подходу к его стенам. Похоже, что рвы в некоторых местах могли быть завалены теми же плетенями. Всего их было изготовлено около тысячи.

Что произошло дальше, не вполне ясно, но похоже, приступ, всё-таки, начался, и город загорелся (настаёт конечная погибель), в нём произошёл переворот, в ходе которого названные лица были схвачены и выданы Московским воеводам. После того как большие люди города вышли из него и были приведены к присяге царю, их тут же поковали (связали, заковали в железо) и отправили в Москву для окончательного решения судьбы. Из текста не вполне ясно, относилось ли это только к трём главным «изменникам» или к большему кругу лиц, но упоминание о данных для арестованных подводах говорит о заметном их числе.

Упоминание об устюжских подводах говорит также о том, что в войсковом обозе были телеги, что несколько странно, так как сначала говорится, что устюжане прибыли на Вятку в судах. Остаётся предположить, что эти суда (или плоты) были достаточно вместительны. Везти с собой телеги от Котельнича до Хлынова по бездорожью затруднительно, а подниматься вверх по Моломе на гружёных пленными людьми и военной добычей судах трудно. Для объяснения записи о подводах можно предположить пересадку с лодок на подводы где-нибудь возле Хлынова или Орлова, или то, что подводы были даны уже в самом Устюге и потому этот факт попал в летопись. Но если сообщение о подводах понимать буквально, то нужно принять, что от Хлынова до Устюга и Москвы шёл сухой путь без переправы через крупную реку (Молому летом в некоторых местах можно легко переехать вброд.)

Вероятно, одновременно с отправкой пленных в город вошли войска, у всех, от мала до велика, взяли присягу верности Московскому правителю, а затем объявили его указ о выводе жителей в Московию.

Выражение Вятку всю розвели (по другим летописям вывели только часть населения) возможно, подразумевает вывод населения не одного главного города, а нескольких поселений. Заметим, что название Хлынов упоминается только в том месте рассказа, где описан подход войска к городу. Далее его так не называют, а жителей осаждённого города именуют вятчанами.

«Дайте нам господине сроку до завтрея, а мы то ваше слово скажем всей земле Вяцкой». Но в виду осады города, вряд ли было разрешено рассылать гонцов. Поэтому эту фразу можно трактовать так: вся Вяцкая земля находилась в это время в самом Хлынове на городском Вече. И таким образом, Хлынов был главной крепостью, в которой укрылось всё основное население Вятки. По крайней мере, так сделали те, кто чувствовал за собой грешки перед Москвой. Однако, данную фразу можно понимать иначе, – помимо города Хлынова где-то был ещё один крупный город, мнение которого хотели знать осаждённые.

В городе во время осады могло быть значительное число людей из округи (крестьян, возможно и вотяков) укрывшихся за его стенами. Их, скорее всего, пересчитав, отпустили по домам. Таким образом, от прежних жителей Вятки уцелело в основном лишь сельское население. Возможно, здесь же находились Арские князья, под горячую руку их вывели в Москву, но помилованные царём, они были отпущенны на Вятку. После всего, по-видимому, Вятские города были частично заселёны пришедшими с Московским войском устюжанами и другими северянами.

Перечислим обнаруженные в описании событий 1489 года важные для нас моменты:

– хронометраж не соответствует ожидаемому, пропало как минимум 3 дня,

– нет упоминаний о переправе через Вятку,

– нет описания местоположения города Хлынова и его укреплений,

– приступ города и пожар, а значит, и погибшие, наверняка были,

– нет упоминаний о взятии других городов (Орлова, Котельнича, Никулича, Слободского).

Разница примерно в 10 дней между штурмом Хлынова и окончательным розводом Вятки явно свидетельствует о каких-то пропущенных в летописи событиях произошедших за это время. На это же указывает факт двух разновременных этапов и уже привычная для нас двойственность названий: Хлынов и Вятка. Вообще, можно подметить, что мы имеем дело с описанием взятия двух городов: первый был подожжён, после чего в нём произошёл переворот, и условия ультиматума были выполнены. Второй же был взят спустя 10 дней, судя по тому, что вывод людей был продолжен, и там не обошлось без насилия.

Из сказанного можно заключить, что свидетельств существования в 15 веке города Хлынова-Вятки на месте нынешнего Кирова мы не нашли. Более того, изходя из указанных особенностей данного текста, есть некоторые основания видеть в нём описание взятия двух реально существоваших в то время городов, Никулича и Слободского. Первый в данном случае выступает под именем Хлынов.**

В 1499 году вместе с устюжанами и прочими под предводительством Симеона Курбского и Василия Заболоцкого-Бражника, вятчане совершили поход для покорения земель самоедских, остяцких, вогульских, обдорских и югорских (с этого похода наши Московские князья стали именоваться князьями югорскими).

В 1502 году Крымский хан добил ослабевшую от голодных лет Большую орду, центральный Сарайский домен ханов улуса Джучи. Часть ордынцев перешла на сторону Крыма, часть образовала Астраханское ханство, часть (узбековцы) ушла на восток.

Приведу последнее сообщение «Повести» о вятчанах.

«В лето 7048 (1542) ходила рать Казанская Татарская чрез Вятку на Устюг 4000, и повоевали много все городы около Устюга и власти и многа зла твориша и в полон поведоша, и пошла та сила Моломою рекою на плотах и собрашась все Вятские жители всех городов под Котелнич город и ту силу Тотарскую на Моломе реке побили на голову толко ушли лесом Черемиса луговая на Пижму реку». Как видим, воинов из числа жителей Вятских городов осталось еще достаточно для успешного сражения со значительным врагом, их ещё не раз будут привлекать к военным действиям. Это был последний самостоятельный подвиг вятчан; в последующее время, участвуя в походах против татар (в 1545, 1551, 1552 и 1553 г.г.), вятчане входили в состав московской рати.

Центром новой власти в регионе после 1489 года стал Слободской город. Скорее всего, он меньше пострадала во время осады, тогда как Никулич был, вероятно, совершенно разрушен, а его жители выведены в Московию. Одновременно с этим можно заметить, что название «Хлынов» на несколько десятилетий исчезает из летописей и документов. В Слободском городе появился наместник с администрацией, при церквах жили, вероятно, присланные со стороны священники. В городском посаде поселили людей лояльных Москве, возможно, сохранив кое-кого из прежних жителей и окрестных селян.

Вполне вероятно, что часть населения Хлынова и других Вятских городов сумела в 1489 году (или ранее) покинуть регион и скрыться от преследования. Некоторые современные историки Донского казачества выводят свой казачий род именно от этих новгородских (вятских) ушкуйников-хлынов. В пользу этого они приводят некоторые косвенные аргументы: схожесть характера жизни и быта ушкуйников и казаков прошлого (их тяга к вольной жизни, привязанность к речным походам), а также то, что первые упоминания о Волжских казаках появляются сразу после взятия Хлынова в 1459 году. Кроме того, Волга и ее берега были хорошо известны ушкуйникам-вятчанам. В конце 15 века ордынская власть здесь значительно ослабела, татарское население поубавилось и группировалось в основном вокруг Казани и Крыма. В этот достаточно свободный на тот момент регион и могли бежать вятские хлыны, поселения которых стали центрами кристаллизации вольного казачества. Как обычно в таких ситуациях, в жены они брали дочерей местных степняков и кавказцев, отчего их потомки заметно почернели, но сохранили христианскую веру и привычку к передвижению по воде.

Есть один существенный аргумент. Предводителей вятских ушкуйников звали ватаманами, что явно совпадает по названию с казачьими атаманами. В английском языке есть слово Waterman (вотэмэн); что буквально означает «водный человек», а по словарю переводится как лодочник, гребец, человек, живущий у воды или работающий на воде. Интересно было бы уточнить смысл этого слова в древности, особенно в скандинавских языках, но и современного его значения вполне достаточно для проведения аналогий. (Отметим, что ряд слов с «мерцающим» корнем «ват–вят–вот» пополнился еще одним: Вятка, Ватка, вотяки, вятчане, вятичи, Вотская (волость), вятшие (лучшие люди), ватаман или вотман.)

Но оставим хлеб разбирательства данного вопроса историкам казачества. Флаг им в руки, а наша Вятская история на этом заканчивается. Она была коротка, но прекрасна! Впрочем, скрытое сопротивление вятчан, как мы увидим, продолжалось ещё несколько десятилетий. Кое-какие права им до поры оставили. В следующей части мы рассмотрим процесс медленного вживления Вятки в Московскую империю.

Примечание*. Города часто горели во время боёв и погромов внутри их. Не имело смысла намеренно сжигать далеко не бедный город хотя бы раз перед тем, не попробовав его штурмовать. Угроза поджога была последним аргументом после неудачных попыток. Добавлю, что острог вокруг города и примёт, для снижения потерь от стрельбы делали в ночное время под защитой больших (на несколько человек) щитов, вероятно, тех же плетней, но более плотных.

Примечание**. Для сравнения приведу трактовку событий 1489 года взятую из энциклопедии «Россия» 1914 года. «…Вятчане послали категорический отказ. Тогда воины принялись, по указу воевод, за дело. Деревянные жилища вятчан легко было сокрушить огнем. Орудия для взятия города были уже наготове: в этом особенно поусердствовали раздраженные соседи вятчан. Каждые пятьдесят ратников тащили уже по двухсаженному плетню, другие несли смолу и бересту. Взобравшись на высокие плетни, они начали через стены города бросать огненные предметы. Вятка загорелась. Поневоле пришлось уступить. Вятчане отворили ворота, ударили челом и выдали трех требуемых крамольников, отстаивавших вольность вятскую. Воеводы приказали их заковать в цепи и отдать под наблюдение устюжан. С Вяткой было поступлено, как раньше с Новгородом: большая часть ее жителей была выселена в московские города, а вместо них поселены жители московских городов; главные крамольники казнены. 1 сентября повезли пленное население Вятки в московские пределы. Великий князь велел их расселить в Боровске, Алексине и Кременце, где им были даны усадьбы и земли, торговых же людей поселили в Дмитрове. Часть вятчан была поселена даже в подмосковной слободе. Нынешнее московское урочище Хлыново свидетельствует об этом поселении. (Автор не осведомлен о времени появления московского Хлыново.) Вятских коноводов привезли в Москву и расправились с ними жестоко: их было приказано высечь сначала кнутом, а потом повесить. Вместе с пленными воеводы захватили и Арских, т.е. Вятских князей. Но Иван III, взяв от них обещание хранить верность ему, отпустил их домой с миром. Так пала Вятка, как самостоятельная область. Новое население Вятки, сменившее прежнее, писалось верными слугами великому князю московскому. Оно следовало иному уже строю и положило начало прочной гражданственности. Ближайшее управление Вятской областью принадлежало воеводам, присылаемым из Москвы».

А вот последние отрывки о Вятке в Булгарской хронике. «В том же 1487 году Мохаммед-Амин привел к Казани 120-тысячное московское войско, которое Балынец дал в обмен на согласие Бураша уступить Москве Колынский округ Нукрата (заметим, что разделение Вятки на два округа сохранялось, из дальнешего видно, что Казанцам отходил юг Вятского региона), прекратить взимание джирской дани и отменить право беспошлинной торговли булгарских купцов в Балыне.

Мохаммед-Амин был вновь поставлен улугбеком. Будучи с детства воспитан отцом Ибрагимом в духе беззаветной преданности Булгару и поддерживающему Державу исламу, он скоро вступил в конфликт с Бурашем из-за передачи эчке-казанским сеидом Колына русским в качестве платы за гибель 40 тысяч неверных при осаде Казани в 1487 году. Когда русские подошли к Колыну, то обнаружили среди защитников города Урака с пятью сотнями его казаков и грамотой Мохаммед-Амина на защиту этой булгарской крепости.

К сожалению, колынцы быстро изнемогли, перессорились и, поверив лживым обещаниям русских не трогать города в случае высылки Урака, заставили его покинуть крепость. Урак выехал из города со снохой Ганикея Марьям и 200 жителей, пожелавших остаться под властью Булгара. Когда русский воевода попытался преградить ему путь с требованием отдать колынцев, Урак плюнул ему прямо на бороду. Балынец молча утерся и убрался с дороги. Бек беспрепятственно вернулся в свой Шаймардан, а большинство колынцев поселил в Урджуме и Малмыше. Они строили ему отличные корабли и отливали небольшие пушки. Через них же он выправил нарушенную было тайную торговлю железом и порохом с Джукетуном через Колын, московские воеводы которого были куплены очень легко и дешево. Марьям же с сыном Паном приютил сын пушечного мастера Мамли-Булата Биктимер. У него и Марьям были и общие дети: сын Будиш и дочь Нафиса. А от старшей жены мастер имел сына Байгару, а Байгара имел сына Джоху. Биктимер обучил Байгару, Джоху и Будиша пушечному делу, и они втроем сделали для Казани три огромные пушки. Одну из них установили у Арских ворот, другую – в Сеидовом Дворе, а третью – у ворот Мир-Гали».

Из отрывка можно понять, что под Колыном имеется в виду Котельнич: только через него проходит прямая дорога от Устюга на Уржумом, Малмыш и Казань. Стояние под Котельничем 13 дней (с 24 июля до 6 августа) говорит об осаде и переговорах. Вполне возможно, что в результате их татары и некоторая часть жителей города смогли покинуть его. Будем помнить, что Колын-Котельнич представлял собой конгломерат из трёх крепостей, расположенных на протяжении 6 км вдоль берегов Моломы и Вятки. К концу 15 века старый Колын (Ковровское и Шабалинское городища) возможно потерял значение крепости, но оставался заселён.

Конец 3 части


Copyright © Евгений Харин
Hosted by uCoz