Великорецкий сборник
Выпуск 1 – о гербах и датах основания вятских городов
1. Вятская печать
В советское время на гербе города Слободского (придуманного накануне празднования 450-летия) красовался хвостатый зверёк, перекочевавший с эмблемы Слободской меховой фабрики. Ныне, когда меховое производство выглядитне столь пушисто, о нем уже не поминают. Зато всячески приветствуется возвращение к истокам. Для чего был вытащен из забвения и поднят на щит герб времен Российской империи.
Этот вновь утвержденный герб города Слободского был присвоен по разнарядке сверху от царской канцелярии, действовавшей, по всей видимости, от балды: кому сабля, кому олень, кому какая иная древняя штуковина. Войску Донскому, к примеру, предписали стоять под гербом с изображением голого казака на коне. Казаки этот герб не любили, но терпели: выносили по прибытии важных особ из столицы, а для собственных нужд использовали другой.
(герб города)
Слобожанам, тоже не иначе как в насмешку, достались «рыбьи морды». Именно мордами у нас в народе зовут эти самые приспособления для ловли. Они представляют собой плетёные продолговатые ёмкости (корзины) с небольшим (по размеру рыбы) входным отверстием. Рыба туда достаточно свободно входит, но выйти ей мешают щипы вокруг отверстия с его внутренней стороны. (Кстати, на современном варианте герба ячейки ловушек очень мелки, изготовление подобного средства для ловли из ивовых прутьев вряд ли возможно, да и ненужно, так как интерес представляют только крупные экземпляры рыб).
Когда-то на Вятке наверно водилось много рыбы, когда-то её наверно ловили в большем количестве, чем сейчас. Но разве этим наш город отличается от всех прочих на Великой реке? Рыба везде есть, или, во всяком случае, была.
Искать отличительную особенность нашего города долго не надо. Слободской был и остаётся историческим духовным центром Вятской земли. Именно это, прежде всего, должно быть отражено в гербе нашего города. Наиболее подходит легко узнаваемый (эксклюзивный как теперь модно выражаться) силуэт Колокольни – подлинного символа нашего города.
Вопрос о древнем вятском гербе не прост. Нынешний его вид сложился постепенно и не без политических влияний. Главная деталь – натянутый лук со стрелой – трактуется как указание на языческое прошлое Вятского края. Рука, выглядывающая из облака, якобы придает всей картине вид божественного провидения. Крест олицетворяет окончательную победу над язычеством.
Все бы хорошо и правдоподобно, но выясняется, что в ранних вариантах герба облако отсутствовало, а рука была одета в перчатку-доспех. Уж не говорю о таких мелочах как цвета: фон был красный, а стрела черная. Когда на гербе появился крест, вообще не ясно. Кстати о самом кресте. Шары на концах его вызывают вопросы и поиски возможных объяснений. Автор хочет обратить внимание, что совершенно аналогичная форма креста как главного христианского символа издревле существует в Ирландии. Подобное совпадение не так уж удивительно, если вспомнить о связях первоначального древнерусского христианства с миссионерами из этой страны. (См. «Тайна Русской истории» 4 часть 3 глава).
Перед нами первое изображение Вятского герба на печати Ивана Грозного. Как уже говорилось, обычно его трактуют как натянутый лук со стрелой. Но даже беглый взгляд на этот оттиск вызывает немалые вопросы. Во-первых, форма «стрелы» очень необычна: корпус слишком толстый и напоминает бейсбольную биту, при этом полностью отсутствует непременная принадлежность любой стрелы, – заостренный железный наконечник. А вот хвостовая часть стрелы хорошо видна и имеет подобающую данному предмету небольшую толщину. Во-вторых, вызывает удивление неестественный для обычного лука изгиб: если отпустить тетиву, лук распрямится незначительно. Обычные деревянные луки в не боевом положении почти соприкасаются с тетивой. Обратим также внимание на шары, а скорее даже кольца на концах лука, предназначенные очевидно для крепления тетивы. Их можно выгнуть только в том случае, если сам лук выполнен из металла, но не из дерева. На изображении данной конструкции есть и другие интересные особенности.
Объяснить указанные нелепицы небрежностью гравера 16 века не представляется возможным: люди той поры разбирались в оружии не хуже нас. Кроме того, изображения гербов завоеванных Москвой территорий должны быть выполнены максимально точно и узнаваемо, так как от лица всех этих земель и царств (ранее самостоятельных) заключались договоры с соседними государствами. В частности, единственный сохранившийся оттиск этой печати хранится в Швеции.
У автора есть несколько неожиданное, но вполне естественное объяснение всем этим странным моментам. На Вятском гербе первоначально был изображен не примитивный деревянный лук, а высокотехнологичное оружие той поры – металлический арбалет! Об этом, прежде всего, свидетельствует характерный для некоторых видов арбалетов изгиб лука. «Стрела» же на деле является корпусом (цевьем) оружия. Настоящая стрела угадывается поверх корпуса: она небольшой длины, заостренная, арбалетного типа, вероятно цельнометаллическая.
В рамки данной гипотезы хорошо укладывается легенда о чудодейственных стрелах, существовавшая на Вятке вплоть до 20 века. Диковинный вид арбалетных стрел, рассказы об их боевых качествах, вызывали удивление далеких уже от войн потомков, переросшее со временем в почитание.
Таким образом, символом Вятской земли был взведенный арбалет – грозное предупреждение о мгновенном и точном ответном ударе. Относительно компактный арбалет мог быть весьма удобен для использования речными воинами-ушкуйниками в их дерзких и неожиданных налётах. По-видимому, на Вятке в то время существовало производство подобного оружия. Скорее всего, вятские самострелы были малогабаритны и просты по конструкции: на предварительно зажатую стрелу вручную натягивалась тетива, – привычные к гребле воины обладали достаточной для этого силой, а доспехи на руках снижали нагрузку на пальцы. Приклад, видимо, отсутствовал.
Подобный факт должен существенно дополнить наши представления об истории Вятки 14–15 веков. Арбалет – оружие средневековых европейских рыцарей, профессиональных воинов. По всей вероятности, именно они составляли основную часть населения вольных городов-слобод. В летописном повествовании, как известно, бытуют пространные описания набожности новгородских (вятских) воинов. С некоторыми оговорками можно даже говорить о существовании в ту пору на нашей земле христианского рыцарского ордена. Во всяком случае, символы характерные для подобных консорций (арбалет и крест) существуют.
С учетом всего сказанного, герб города Слободского должен иметь примерно такой вид:
Автор не станет возражать, если все желающие будут использовать его в качестве неофициальной, но легко узнаваемой эмблемы нашего города. Хочется верить, что время и мыслящие люди расставят всё на свои места. Бездумно копировать то, что было 100 и более лет назад. Давайте тогда закроем последние бани, кинотеатры и детские сады (производить людей теперь тоже экономически невыгодно). Зато откроем публичный дом, а в гимназию и лицей будем допускать исключительно детей купцов и чиновников. Нет, от каждой эпохи должно брать и сохранять всё лучшее. Относится это и к геральдике.
Замечание. Советую внимательно рассмотреть приведенную выше печать 16 века, – на ней можно увидеть много интересного. В частности, на гербе Москвы (нагрудник орла в центре) всадник на коне – голый! По общепринятым легендам это Григорий Победоносец, поражающий змея. Тогда как данное изображение более походит на голого казака поражающего Дракона, который в свою очередь смахивает на грифона с герба Казанского царства. А вот эмблемой Черниговского княжества является … татарская сабля.
Е. Харин
2. Град хлынов
Весьма запутана и часто намеренно искажена древняя история нынешнего города Кирова – Хлынова – Вятки. Заметим, что название «Вятка» было ему присвоено в конце 18 века по указу императрицы. Уже одна эта чехарда наименований вызывает некоторую настороженность. Ситуация затуманивается ещё и тем, что большинство вятских историков и краеведов проживают в областном центре и естественно ангажированы местной властью, всячески в угоду ей поощряют ни на чём не основанные около исторические выдумки. В частности в солидном, почти академическом и только что вышедшем учебнике «Вятский край» под редакцией профессора Бердинских В. А. основанию Хлынова посвящена большая многословная глава, а всем остальным вятским городам – гораздо меньшая по размеру главка. (Замечу, что город Слободской вообще упоминается сквозь зубы, мол, был и такой в общем ряду.) Но даже если рассматривать исключительно документальные материалы, приводимые в данной книге, то и тогда картина вырисовывается совсем не такая однозначная.
Что же объективно имеется на сей счёт?
С 1374 года до середины 15 века в русских летописях упоминается лишь один вятский город – Вятка. Словосочетание «Хлынов град» появляется впервые в связи с походом на Вятку московского войска в 1457 году. Через пару лет в связи с другим походом становится известно ещё о двух вятских городах, – Котельниче и Орлове. То, что до того главную базу ушкуйников по старой памяти называли Вяткой, а их самих – вятчане, понятно. А то, что не упоминаются города выше Хлынова по реке, совсем не значит, что их не было, – просто войско туда не добралось.
Считается, что слово «хлын» неизвестного происхождения. В некоторых центральных русских областях им называли бродяг и разбойников. Возможно, здесь скрывается какая-то «тайна», то есть неудобная по каким-то причинам историческая правда. Можно только подметить, что это понятие связано с неожиданной водой: нахлынула волна, хлынул ливень. С другой стороны у нас существуют близкие по звучанию гидронимы притоков Вятки: Холуница, Белая Холуница, Черная Холуница. (Всё это левобережные притоки, а значит, их берега заселялись русскими уже после 15 века.) По всей видимости, названия этих рек происходят от слова «холуй» – песчаная коса, отмель, пляж (на одной такой косе даже стоит деревня Холуй). Таким образом, правильней было бы говорить «река Холуйница». Встречаются у нас и названия сёл типа «Холуновское» (севернее Слободского). Все указанные топонимы находятся за пределами ареала обитания вятчан-ушкуйников 14–15 века.
Предположим, что интересующее нас слово «хлын» происходит от гидронима «Холуница». Корни слов «холун» и «хлын» имеют диалектные различия. Не будучи лингвистом, могу только предположить, что вариант «холун» ближе к полногласному славянскому, то есть простонародному говору. Тогда как вариант «хлын» скорее всего неславянский. То есть хлыном первоначально звали человека, живущего на реке Холуница. Так как деятельность этих людей для кого-то была неприятна, слово приобрело отрицательную окраску. Из приведённых размышлений можно сделать два вывода: или в 16 веке часть хлынов уцелевших после похода 1489 года скрывалась на севере и левобережье Вятки; или в 15 веке сама река Вятка за обилие песчаных пляжей и перекатов некоторыми плавающими по ней людьми звалась Хлыновицей.
Итак, смысл слова «хлын» – неожиданно появляющийся со стороны реки (Хлыновицы?) налётчик. После того, как эти налётчики, обосновавшиеся на Вятке, получили (первоначально нейтральное, а затем ругательное) прозвище «хлыны», их главную крепость стали звать «град хлынов». (Чей? – хлынов, ударение на последнем слоге!) Если учесть, что в летописях того времени в середине предложения не писали заглавных букв, то становится вполне понятно превращение нарицательного прилагательного в имя собственное «Хлынов».рвоначального места основания слободы Хлыновицы у летописцев и у краеведов шли затяжные споры, не умолкшие и поныне. В реальности не обнаружено никаких веских археологических свидетельств её существования в районе Кирова в 14–15 веках. В частности, совершенно отсутствуют следы земляных оборонительных укреплений. Такое возможно только в случае использования естественного рельефа, да и то лишь при незначительности самого поселения. Кировским краеведам пришлось сделать неутешительный вывод, что по крайней мере до 30-х годов 15 века городовых укреплений хлыновской слободы вообще не существовало. Остается верить в летописный рассказ об основании Хлыновицы в 1399 году (разумеется, сделав 200-летнюю поправку, см. ниже). Отождествлять изначальную слободу с известным Хлыновским кремлем 16–17 веков нельзя по многим причинам. Прежде всего, в виду полного отсутствия здесь археологических находок славянского и русского типа свидетельствующих о городской жизни в 13–15 веках. (В Никульчино, к примеру, кроме разнообразного оружия, производства металлов и прочего, найдены детские игрушки, музыкальные инструменты, шахматные фигурки.) Да и в «Повести о стране Вятской» упоминается перенос поселения на другое место ниже по реке. Само слово «слобода» (в те времена синоним слова «свобода») подразумевает поселение свободных от чьих либо поборов, то есть, прежде всего, равных в правах людей. Тогда как выделение Кремля как центра власти и зависимого от него Посада населённого подневольными податными людьми и обнесённого обычно всего лишь частоколом из бревен, говорит о совсем другом типе отношений. Слободы новгородцев-ушкуйников представляли собой небольшие стандартные (рассчитанные примерно на тысячу воинов) городки-крепости со стенами в виде срубов. Подобные различия вызваны различиями систем власти: военно-демократической и чиновно-феодальной. Исходя из этого, можно даже положить, что каждая слобода являлась самостоятельным поселением, то есть старшего города на Вятке в те времена вообще не существовало.
В популярной литературе происхождение названий многих городов объясняют заимствованием названия у речки, протекающей вблизи него. В частности в «Повести»: «… и град устроиша и нарекоша его хлынов град речки ради Хлыновицы». Это заблуждение. Скорее наоборот, речка получает имя от названия города или села. Например, если верить той же «Повести», первый городок ушкуйники нарекли Никулицыным. Протекающая поблизости речка называется Никуличанка (Никульчинка, Никулинка). Сомнительно, что в данном случае сначала в честь особо почитаемого на Руси святого назвали небольшую речку, а потом город по ней. Тем более, что эта речка протекает на достаточном расстоянии от Никульчино (около 4-х км). Е. Х. высказал даже предположение о позднем происхождении гидронима «Никулинка» от названия села Никульчино, появившегося в 16 веке рядом с развалинами слободы Никулицы. По его мнению, во времена Вятской республики эта речка, являясь естественным рубежом обороны, называлась «Рубежница», как ныне зовётся её верховье. Таким образом, при основании нового поселения на берегу небольшой реки или речки обычно неведомого для только что прибывших названия, река со временем получала однотипное название: Никулица, Хлыновица, Котельница, Юрья и т. п. Со временем при постепенной смене населения и говоров эти названия видоизменялись. Есть, однако, «досадные» исключения из этого правила: селения Белая и Чёрная Холуницы на берегах одноименных притоков Вятки. («Цветные» прилагательные в двухсловных топонимах более характерны для гидронимов.) Но в данном случае имеется логическое объяснение этому факту. Указанные поселения появились относительно поздно (в 18 веке), вдали от устьев левобережных притоков Вятки, безусловно, известных задолго до освоения восточного берега реки.
Разумеется, как вы уже наверно заметили, есть и другой вариант лучше соответствующий летописной истории. Хлынов действительно нарекли по названию реки … Вятки известной в то время среди какой-то влиятельной группы лиц под названием Хлыновица. Понятно, что произошло это уже после 1489 года.
Реконструкция деревянной церкви на Никулицком городище.
Поломники Борисоглебского крестного хода.
Своё название Никулич мог получить от часовни, в которой хранилась реликвия вятских ушкуйников икона Никулы Великорецкого. По версии Харина, у Никулича первоначально было две слободы, верхняя и нижняя. Административно это был один город, при этом общее вече могло проходить в Никуличе. Возможно, в последние десятилетия существования республики (после 1459 года) священная реликвия вятчан, а вместе с ней и центр власти, были перенесены в более безопасное место. В таком случае становиться понятным появление церкви Николая Чудотворца в Слободе и исчезновение церкви с таким названием в Никульчино.
Оборонительный ров слободы Никулицы.
Археологические данные по Никуличу говорят, что этот город существовал до конца 15 века. Кроме того, на данном городище обнаружено больше, чем где бы то ни было на Вятке предметов вооружения и прочего инвентаря того периода. Ничего подобного в районе Кирова не найдено, сколько ни копали. Скорее всего, именно Никулич подразумевали в летописях второй половины 15 века под словосочетанием «город хлынов».
Есть еще одно обстоятельство косвенно говорящее в пользу сказанного. О хлыновском наместнике впервые становится известно по документу 1555 года. Тогда как, например, о слободском – на полвека раньше, – с 1505-го! Кроме того, в последнем случае из Москвы был прислан чиновник на замену прежнего. Итак, или документы по Хлынову затерялись, или хлыновского наместничества до середины 16 века не существовало.
Далее. Предполагается, что где-то в середине 16 века слободское наместничество в связи с реформой начатой Иваном Грозным было упразднено в пользу земского самоуправления. Не была ли при этом резиденция наместника перенесена из Слободского в Хлынов? При этом последний (до того второстепенный городок, бывшая слобода) был построен заново (в 1555 году) на новом месте, став со временем крупнейшим городом на Вятке. В летописных сказаниях и мечтах «выпрямителей истории» это событие переместили на сто лет в прошлое, заполнив фактическую пустоту в истории города в 15 веке.
Разберёмся с этим чуть подробнее.
Выбор Слободского в качестве резиденции наместника (напомню, еще один наместник сидел в Котельниче) в первые десятилетия после завоевания Вятки, объясним следующими причинами.
Во-первых, какая-то часть прежних жителей слобод могла бежать от преследования новой власти, укрыться в северных лесах, совершая оттуда разбойные нападения. Подобные факты встречаются в документах того времени. Это неспокойное положение требовало держать в Слободском городе достаточный военный отряд, который одновременно служил охраной самого наместника. Не случайно именно здесь существовал тогда тюремный острог. Он служил для размещения войска, временного содержания отловленных разбойников и других неблагонадежных лиц до их отправки в другие местности, а также, вероятно, для заключения присылаемых из Москвы и других городов преступников и политических ссыльных, производства пыток, казней и прочих экзекуций.
Во-вторых, в 14–16 веках левобережье средней Вятки и её низовья входили в сферу интересов Казанского ханства, здесь находились татарские и марийские поселения. Вообще, можно сказать, что по средней Вятке до середины 16 века проходила граница России и Казани. Ушкуйникам далеко не сразу удалось добить племя «ватка» и поставить на левом берегу свою слободу Хлыновицу. Если верить устным преданиям вятских удмуртов, произошло это за 52 года до утверждения на Вятке власти белого царя, то есть в 1437 году. Вряд ли эта слобода называлась бранным для ушкуйников словом, – Хлыновица. Впрочем, этого нельзя исключить. Здесь могли найти прибежище отъявленные разбойники и бродяги, устроившие погром вятских аборигенов на левом берегу Вятки. Только отчаянные головы могли устроить своё житьё «за границей» на опасном «вражеском» берегу.
В середине 16 века ситуация в корне изменилась. Казань была окончательно разгромлена, а с разбойниками на Вятке удалось в основном справиться. Поэтому наместник перебрался в Хлынов: он ближе к Москве и к новым южным вятским территориям. Слобожанам в порядке царского эксперимента дали местное (земское) самоуправление. Под гнётом власти царских наместников, Вятка (как и Новгород и Псков) испытала в полной мере ордынское иго! Всё население стало государевыми холопами, обременёнными десятками налогов, даней и поборов. Территорию поделили на станы, воеводства и уезды во главе с присланным издалека чиновником. Народ беднел и разбегался, города пустели, налоги не собирались. Некоторое оживление началось лишь с концом царствования Ивана Грозного. В Смутное время гражданской войны и переворотов Вятка поддержала Лжедмитрия. По некоторым сообщениям этот самозванец имел отношение к нашему краю.
В 17 веке вместо наместников из Москвы стали присылать воевод. Жалованье им давало правительство, (что не мешало, однако, заниматься незаконными поборами), а потому их проживание было не столь обременительно для местного населения. Примечательно, что воевод, как ранее наместников, было двое: хлыновской и слободской. Это и понятно. Расширение Вятской провинции в конце 16-го – начале 17 века шло в основном в двух направлениях: на северо-восток и на юг. Причем южное направление стало приоритетным, здесь строятся небольшие городки-крепости: Малмыж (1580), Яранск, Царевосанчурск и Уржум (1584), Кукарка (1594). Вятские поляны с обширными землями в 1595 году по указу царя переданы от Казани во владение вятского (Трифонова) монастыря. Хлынов в 17 веке вдвое превосходил Слободской по числу жителей, и эта пропорция сохранялась до 20 века. Другие города были невелики. Котельнич и Орлов – в 2-3 раза меньше Слободского, остальные – в 5-10 раз.
Подведём некоторый итог в вопросе «о невидимом граде Хлынове». Вслед за Е. Х. можно принять, что после разгрома Никулича пренебрежительное прозвище «град хлынов» перешло на одну из его слобод. Другая слобода, ставшая местом пребывания наместника, не могла иметь бранного имени «Хлынов». Спустя шесть десятков лет многое забылось, и когда наместничество перевели на другой берег Вятки, новый кремль (крепость) получил своё название по имевшейся поблизости старой хлыновской (разбойничьей) слободе.
Таким образом, события 14–15 веков связанные с Никуличем не имеют отношения к городу Хлынову, ставшему заметным лишь с середины 16-го века. Именно к этому времени нужно относить известия о строительстве новых укреплений Хлынова, а не к 50-м годам 15 века, как это обычно делается без всяких оснований.
* * *
Город с названием Хлынов был известен около трехсот лет. Примерно вдвое меньше его звали Вятка, а последние 70 лет – Киров. И вот ныне спустя 15 лет после очередных революционных перемен пошли разговоры о новом переименовании. Скорее всего, через пару лет тихо и мирно к всеобщему удовольствию возвратят безобидное «историческое название Вятка». И заживём мы тогда мирно и дремотно.
Вот только наши коты учёные – краеведы – всё никак не могут решить, откуда пошло название реки и города на ней?! Готовы от чего угодно вывести, но в упор не признают очевидного как дважды два факта: пришли несколько сотен крутых вятских мужиков с Оки, и стали править краем. Реку и главный город на ней назвали в честь своего священного обожествляемого пращура по имени Вятко. Город Вятка, и река Вятка. (Ударение на последнем слоге.) Точно так же новые язычники-коммунисты давали названия в честь своих богов: город Ленина, город Сталина. Своих женщин не хватало, – переженились на местных удмуртках. Отсюда легко понять, почему русские называли славяно-удмуртских метисов вотяками, а их хмельной напиток – «вотка», позже ставшая известной под более понятным названием «водка».
3. В поисках Великого юбилея
Вопрос о дате основания города Слободского обсуждался в работах «Вятская республика» и «Древними путями». Повторим основные моменты.
Как уже стало общеизвестно, по разысканию историка Низова, в феврале (или марте) 1396 года, на пути из Перми в Москву епископ Стефан освятил часовню в Верхней слободе. Однако вопрос о местонахождении этого поселения и его отношении к городу Слободскому остается открытым. Исходя из предположений Е. Харина и других краеведов, Верхняя Слобода (поселение с мощными земляными укреплениями) находилась в районе нынешней деревни Верхние Кропачи, кстати, не относящейся к территории города Слободского. Кроме того, этот городок, по всей видимости, существовал ещё в начале 16 века одновременно со Слободским городом, известным со времени перехода Вятской земли под власть Москвы (в частности по царской грамоте 1505 года). По мнению Е. Х., упоминаемый в документах «Слободской городок верхний» (отождествляемый им с Верхней слободой) в 1542 году был перенесён на новое место и назван там «Шестаков» (по-видимому, по фамилии местного управителя).
Южная окраина д. Верхние Кропачи. Откос с террасами.
Таковы в двух словах некоторые аргументы и факты, касающиеся самой ранней истории города Слободского, приводимые в работах Е. Харина. По существу вопроса позволю себе дополнить нарисованную картину некоторыми данными и высказать своё мнение.
Лишь отчасти изученное на сегодня Чуршинское городище (п. Первомайский, ныне микрорайон г. Слободского) даёт основание говорить о существовании здесь в 13–14 веках города-крепости. На округлой вершине примерно 60-ти метров в поперечнике частично рукотворного холма доминирующего над окружающей местностью на многие десятки километров, стоял опоясанный валом-уступом городок, с мощными стенами и тремя башнями. Здесь обнаружены предметы вооружения и ремесла, а также группа валунов (около метра каждый) – остаток древнего языческого капища. Ничего подобного на Вятке более не существует! Нет никаких сомнений, что это была упоминаемая в русских летописях древняя языческая крепость Вятка. Она же есть и «Болванский городок» захваченный ушкуйниками в 1374 (или 1381) году.
«… и егда исплывше тое реку чепцу внидоша в великую реку вятку и плывуще по ней мало боле пяти вёрст и узревше на правой стране на высокой прекрасной горе устроен град чудской и высоким валом окружен… называемый чудью болванский городок…»
Вид на п. Первомайский и Чуршинское городище.
Валуны на вершине Чуршинского городища.
Прежде всего, заметим, что от устья Чепцы до Никульчино и до п. Первомайский примерно одинаково 5 вёрст. Так как обнаруживается некоторая характерная особенность укреплений Чуршинского поселения сходная с городками ушкуйников, такими как Никулич и Слобода, (нижняя часть срубов ограждения города заглублена в землю и использовалась под хозяйственные нужды) то, вполне вероятно, некоторое время новгородцы перестроив древнюю вятскую крепость по своему вкусу, жили здесь, и лишь спустя некоторое время перенесли город в более удобное место. Произошло это после того, как опасность нападений со стороны аборигенов снизилась, да и русское население к тому времени увеличилось, старое поселение на горе стало тесно. Естественно, что эти первые годы сторонние наблюдатели продолжали называть этот город Вяткой. Кстати и новый городок – Никулич – был поставлен на месте уже существовавшего небольшого славянского городка 12–14 веков, который они полностью перестроили: увеличили и лучше укрепили, поставили более добротные жилища, перепланировали улицы-проходы. По всей видимости, в это же время (в конце 14 века) аналогично была оборудована и наша Слобода, – полный близнец Никулицы.
До 1489 года на месте Слободского кремля (центр власти, где проживал наместник, располагались храмы), существовала «Слобода», упомянутая в летописи среди городов занятых московским войском. В пользу этого достаточно бесспорного факта говорит топографическая и геоморфологическая схожесть местности в районе расположения Слободского кремля 16 века и хорошо изученного городища 14–15 веков в Никульчино. Имеются в виду следующие детали: схожий берег реки Вятки, характерный искусственный ров, остатки валов, близость размеров земляных сооружений, находки инструментов и оружия новгородского типа (правда, немногочисленные) в Слободском. (К сожалению, объёмные археологические работы на территории Слободского городища не производились. По слухам, они были негласно запрещены в виду массовых захоронений репрессированных в 30-х годах прошлого века. Отдел НКВД располагался в здании закрытой, а в последствии снесённой, Афанасьевской церкви, в подвалах которой держали арестованных. Расстрелы производились рядом, – в древнем крепостном рву, через который тут есть небольшой мостик. Сейчас на месте предполагаемых захоронений горит вечный огонь по погибшим в Отечественной войне. Надо только добавить, что эта территория в 17–18 веках, вероятно, использовалась как прицерковное кладбище).
Оба городка имеют идентичную форму (неправильный четырёхугольник с вытянутым северным углом), происхождение которой объясняется следующим образом. Славянские городки 12–13 веков на Вятке, как в случае Никульчино и Слободы, часто устраивались на местах древних финно-угорских селищ. Под углом примерно 60 градусов к высокому берегу реки прокапывался ров длиной около 70 метров. Вблизи берега он был широкий и глубокий, а в удалении постепенно сужался; его дно одновременно служило спуском к воде. Напольная сторона прикрывалась насыпным валом (3–4 метра высотой) с относительно неглубоким (3 метра) рвом-канавой. Городок треугольной формы обносился бревенчатым частоколом, и имел три сторожевых башни. Ушкуйники перестроили его по своему вкусу: увеличили территорию за счёт напольной части, при этом город приобрёл вид четырёхугольника с четырьмя башнями по его углам (две с воротами и подъёмными мостиками через ров). Стены и башни были сделаны в виде двухэтажных деревянных срубов, при этом первые «этажи» (использовавшиеся под хозяйственные нужды) южной и западной стороны снаружи присыпались землёй вынутой изо рва. Внутри города жилища располагались несколькими рядами (4–5 улиц), параллельными южной стороне ограждения. В северном наиболее недоступном углу в древнерусских городках обычно находились жилища военно-торговой знати и местного (в нашем случае слободского) правления. Церковь могла находиться в центре на небольшой площади. Впрочем, учитывая ограниченность территории и достаточную свободу нравов на Вятке, в качестве часовни могли использовать одну из башен. Здесь хранили христианские святыни. Общие службы совершались под открытым небом. Кстати, употребляемое ныне слово «башня» происходит от тюркского баш, – голова (башка). Русские звали эти крепостные сооружения кострами.
Подобное весьма специфическое, но вместе с тем повторяющееся устройство города (своего рода древнерусский «архетип») ценно для нас в виду особой исторической важности. Здесь накоплен многовековой культурный слой, а потому легко прослеживается историческая эволюция поселения, смена власти, культур и этносов заселявших данную территорию.
Примерно такого же рода городище у деревни Ковровы в 5 км к северу от Котельнича вблизи устья Моломы. Только там высота берега Вятки гораздо меньше, зато дополнительной защитой с севера служит протяжённый овражистый ручей, а 130-ти метровый вал с напольной части хорошо сохранился. В 14 веке это поселение было перестроено и лучше укреплёно. Вероятно, первоначально здесь был славянский или русский (в смысле христианский) городок, построенный на важном речном и сухопутном пути, связывающим русский север с поволжским югом, – своеобразный местный путь «из варяг в греки». Ушкуйники, по всей видимости, захватили этот город, но через какое-то время бросили, основав новый Котельнич в другом, более защищенном берегом Вятки и оврагом речки Котлянки месте. Произойти это могло после 1391-го, 1421-го или даже 1459-го годов.
Попутно замечу, Черемисский Кокшаров находился, судя по всему, неподалеку от Советска, где имеется соответствующее городище марийцев, и где местные предания повествуют о сражениях с русскими. Старое название Советска – Кукарка. Оно могло произойти от древнего «Кок-шара»: Кок-сара, Кук-ара, Кукарка. Вокруг этого поселения обнаружены славянские селища 12–15 веков.
В самом Котельниче финно-угорские находки почти отсутствуют, а славянские появляются с начала 14 века. Об Орлове точных сведений нет. Как город он возник примерно в 14 веке. Предполагаемое Е. Х. «городище Юрьево» в древнем устье Моломы в настоящее время, насколько мне известно, не исследовано.
Но вернёмся к нашему Слободскому. О существовании нескольких древних поселений в границах города говорили многие. В частности, ещё одним из них являлась слобода Демьянка. Это название микрорайона г. Слободского сохранилось до сих пор. Находилась она между улицей Обороны (западная сторона) и не очень высоким в этом месте, но каменистым (что у нас довольно редко) берегом Вятки. С юга (вдоль пер. Фабричный) её прикрывал искусственный ров (в нижней части у берега реки хорошо сохранился и имеет довольно крутые склоны), а с севера – речка Пятериха и её материковый берег, тянущийся вдоль улицы Октябрьской. С запада, очевидно, существовал какой-то вал (и ров), ныне отсутствующий. Площадь квадратного в плане поселения получается типичная для вятских городков той поры, – примерно полтора гектара.
Пешеходный мостик через ров слободы Демьянки.
Таким образом, мы наблюдаем на достаточно небольшом расстоянии (около 5 км) скопление из трёх укрепленных поселений предположительно 15 века. И хотя без детальных археологических исследований делать важные выводы никак нельзя, сам факт говорит о многом. В частности о том, что восточная часть Вятской республики в последние годы её существования, играла важную роль. Вполне вероятно, что сюда, выше по реке, в поисках более безопасного места, переселилась часть населения вятских городков. Можно предположить, что Верхняя слобода, исходя из величины её земляных укреплений, имела тогда особо важное стратегическое значение. И вот по какой причине.
В 80-ых годах 15 века московское войско стало применять полевую артиллерию. Крупные пушки перемещались на сотни километров, в результате чего они стали играть важную роль при обороне пограничных рубежей и осаде крепостей. Относительно небольшие с деревянными стенами вятские городки были практически беззащитны для вооружённого такой артиллерией войска. Болотистые леса и многочисленные речные овраги, ранее надёжно закрывавшие пути к сердцу Вятки, к концу 15 века также перестали быть непроходимыми для многотысячного воинства. Леса постепенно вырубились, и обжитая селянами территория покрылась многочисленными тропами. В этих изменившихся условиях единственным способом сохранения независимости стала концентрация поселений и устройство на дальних подступах от них мощных укреплений. Для этого на пути вероятного проникновения противника по русской традиции устраивались (с использованием рельефа) довольно протяжённые земляные валы-уступы, представляющие препятствие для конницы и тяжёлой артиллерии. Именно такой Уступ мы наблюдаем примерно в 200–300-х метрах (расстояние тогдашнего пушечного выстрела) к югу от Верхних Кропачей.
После всего сказанного можно несколько по новому подойти к вопросу о происхождении названия «Слободской город». По всем признакам (прежде всего по причине схожести с городищем Никульчино), первоначальным русским поселением в этом районе была слобода находящаяся ныне в историческом центре г. Слободского. Демьянка и Верхняя появились несколько позже. Все они имели свои местные названия, но для внешнего наблюдателя сливались в одно поселение, получившее общее наименование «Слобода», а позже – «Слободской городок». При этом отдельные его части какое-то время сохраняли свои названия: «Слободской городок верхний» (после переселения на 20 км вверх по реке в середине 16 века – «Шестаков»), и Демьянка. Так как видимо даже после событий 1489 года здесь сохранилось значительное количество населения, то становится логически обосновано устройство в Слободе резиденции наместника и прочих атрибутов новой власти (например, острога). С этой поры население вятских городов заметно изменилось: вместо вольных ушкуйников в них стали жить присланные издалека чиновники и другие служилые люди, духовенство, купечество, а в посаде – мелкие ремесленники и крестьяне. При этом, однако, сохранялись прежние культовые предпочтения. Особенно важно в этом плане наименование древнейшего слободского храма – Никольский. Это говорит о преемственности номенклатуры древних северорусских святых, а, следовательно, и основ культуры народа. Характерное для московского варианта православия наречение храмов в честь Спаса и Богородицы, Иоанна и Василия появились у нас несколько позже. Кроме того, Слободской посад, по всем данным, заселили окрестные селяне. Напомню, по исследованию топонимов средней Вятки (см. работу Е. Х. «Древними путями»), в 15 веке в окрестностях с. Волково и Слободы проживали в основном переселенцы с Устюга и Двины.
Выскажу свои сомнения в отношении мелькающей сейчас даты «1181-ый год» и других близких к ней. Большинство историков и краеведов считают ошибочным перенос на 200 лет в прошлое событий 14 века связанных с заселением Вятки новгородцами, как это сделано в «Повести о стране Вятской». Скорее всего, это не случайная ошибка, а преднамеренная фальсификация позднейших переписчиков истории для принижения роли ушкуйников (представляемых врагами Московского царства) в освоении и христианизации Вятского края.
Можно также предположить, что летописец создававший свой труд через много веков после происходивших событий ошибочно совместил исторические предания о заселении Вятки новгородцами и прибывшими сюда на 200 лет ранее с той же целью славянами-вятичами. В эту версию укладывается и начальное семилетнее проживание будущих колонистов где-то на Каме, откуда медленно продвигались вятичи в поисках места для жизни.
Харин называл возможную (чисто предположительно) дату основания Верхней слободы (или Слободы) – 1392 год, когда после погрома татарами Тохтамыша ушкуйники могли переместиться с устья Моломы вверх по реке Вятке в более труднодоступное для сухопутного войска место. Спустя 4 года Стефан проездом побывал в Слободе и осветил в ней часовню. На сегодняшний день это самая ранняя из возможных дат основания слободского (русского) поселения.
Вполне понятное желание увеличить возраст нашего города до восьми веков при некоторых условиях все-таки можно удовлетворить. Следует поискать следы пребывания на нашей слободской земле славян-вятичей, собственно и давших имя всему региону. Появились они на Вятке примерно в середине 12 века. Но было ли их поселение на территории города Слободского или где-то поблизости? Можно ли относить к территории города Чуршинское (Первомайское) городище? А главное, можем ли мы считать их, язычников, своими предками?
Уж если кировчане без тени сомнения ведут начало своего города от погрома чудского городка, находящегося за десятки километров от них на другом берегу Вятки, то слобожанам, за 15 минут легко добирающимся к самому подножию Чуршинского городища на городском автобусе, сам Бог велел взять за начало отсчета своей истории построение этого славяно-вятского города-крепости. Только вот праздновать 800-летие основания славянского города на Вятке придётся на Прекрасной горе, а там аура соответствующая, языческая, что плохо сочетается с современными веяниями в духовной сфере.
Вообще говоря, вопрос о дате основания любого города упирается в некую презумпцию: в нашем случае готовы ли мы считать своими предками (не столь генетическими, сколь культурными и духовными), по всей видимости, почти полностью исчезнувшее население слобод ушкуйников 14–15 веков? Даже более широко: как соотносятся нынешние русские с русскими людьми, жившими до основания Московского царства? А также, какое отношение имеем мы к древним славянам-вятичам появившимся на Вятке еще в 12 веке? Уж не говорю о предках удмуртов и других финно-угорских народов, живших в наших краях более 1000 лет назад. А ведь во многих слобожанах, считающих себя русскими, течет, отчасти, кровь аборигенов этих мест. Нужно к тому же помнить, что вполне вероятно, вятские (слободские) удмурты являются хотя бы в небольшой степени носителями генов древних вятичей. Очень показательна в этой связи близость звучания русского наименования удмуртов «вотяки» – с племенем «ватка» из удмуртских преданий, являвшимся по многим признакам, славяно-удмуртским.
Вот свежий пример, – недавнее «1000-летии Казани».
Письменные упоминания о городе Казани относятся к рубежу 14–15 веков. Речь идет о Новой Казани, Старая Казань находилась выше по реке Казанке в 50 км. Не стоит также путать нынешнюю Казань с городом Кашан на Каме, – именно его не раз громили ушкуйники. Историки ранее склонялись больше к дате «1401 год». 600-летие города отмечалось именно в 2001 году. Но вот неугомонные казанские краеведы в историческом центре города буквально откопали остатки древних крепостных укреплений и собрали среди них кое-какие археологические находки, в том числе редкую золотую чешскую монету конца 10 века. Все это наши соседи посчитали достаточным поводом для пышного празднования 1000-летия города в 2005 году. При этом совершенно неизвестно как тогда назывался город. И уж конечно жили в нём не татары и не татарки, а, скорее всего, волжские булгары. (Кстати, среди казанских историков и этнографов идут вечные споры о том, кто является предками нынешних казанских татар: волжские булгары или монголо-татары?) Словом, было бы желание и средства, а повод попраздновать, всегда найдется.
Такова вкратце несколько запутанная поколениями вятских краеведов историческая картина. Ввиду всего сказанного можно заключить, что празднование 500-летия города в прошлом (2005) году было достаточно оправдано, если учесть коренное переустройство всей жизни, произошедшее на Вятке после 1489 года. По-существу, это было несколько запоздалое празднование присоединения Вятской земли к Московскому царству. Кроме того, надо помнить, что абсолютно достоверных сведений о дате основания вятских городков 12–15 веков пока нет. Одних архивных разысканий тут не достаточно. Ответы на многие обсуждаемые вопросы могут дать только современные научные и археологические исследования, проводимые в комплексе с переосмыслением всей истории России. А до той поры основополагающие даты истории отдельных городов будут диктоваться сиюминутными политическими запросами. Если нынешняя власть в отличие от всех прежних согласится принять 1396-ой год за дату основания нашего города, – слава Богу! Только вот следующего юбилея придётся подождать лет пятнадцать.
Более того, если считать, что первый городок ушкуйников был на «прекрасной первомайской горе» (находящейся ныне в черте г. Слободского), и если принять, что случилось это в 1374 году, то с полным правом, наступив на любимую мозоль, можно отнять символическое первородство у кировчан. Предчувствую, им это жутко не понравится.
4. Рублёв из Слободы
Что касается обсуждаемой сейчас слободскими краеведами гипотезы о вятских корнях иконописца Андрея Рублёва, то она мне кажется, хотя и правдоподобной, но трудно доказуемой. Личность художника давно привлекает к себе внимание исследователей, а потому вряд ли удастся отыскать что-то новое о его биографии. Кроме того, источники той поры существуют лишь в поздних списках, многократно исправленных и даже фальсифицированных. Более или менее подлинные документы, если они вообще существуют, хранятся за семью печатями и выдаются «проверенным» историкам в час по чайной ложке.
От себя могу добавить следующее.
Миссионерская деятельность Стефана держалась в Перми исключительно на его личном авторитете, который со временем, в силу неизбежного дряхления непримиримого борца с язычеством, падал. Поэтому поспешный, среди зимы 1396-го года, переезд его в Москву более походил на бегство от своей неверной паствы. Следует также помнить о грозном походе Тамерлана на Сарай и Москву летом 1395-го года. К зиме весть об этом весьма значимом для государства и русской церкви событии (возможно, что помимо крупного выкупа эмир принудил Москву сделать серьезные уступки в пользу Ислама, смотрите работу «Тайна русской истории») могла дойти до Перми и каким-то образом подвигнуть епископа к спешному (среди зимы) отъезду в столицу.
Посещение Верхней слободы пермским епископом летом 1391 года менее вероятно. В июне этого года произошло кровопролитное и проигрышное для татар сражение на р. Кондурче (приток Волги к югу от низовий Камы) с Тамерланом, впервые тогда напавшего на владения Тохтамышевой Орды. Русско-татарские войска под водительством Василия Дмитриевича Московского (по моей гипотезе он являлся названным или даже настоящим сыном Тохтамыша) по зову ордынского хана прибыли в район сражения, но от участия в битве уклонились и вернулись обратно. По всей видимости, шли они из Москвы северным путем (в обход полноводной в среднем течении Волги) через Устюг, а далее вдоль Моломы и Вятки, по обычаю той поры добывая пропитание у местного населения. Эти «эксы» и погромы запомнились вятчанам как двойной набег татар царевича Бектута (басурманское имя ханского, царского сына Василия). Таким образом, первый раз московские войска проходили через Вятку в мае, а второй раз примерно в июле или августе. Стефан мог присоединиться к отступающим отрядам Василия, и прибыть в Москву вместе с ними. По предположению Е. Х. именно эти погромы 1391 года вынудили новгородских ушкуйников переселиться подальше от беспокойного пути, выше по реке, и поставить здесь новые поселения, сначала Верхнюю слободу, а чуть позже на другом берегу Вятки – Хлыновицу. При этом Чурша (наиболее значительное поселение аборигенов-язычников в этом районе) скорее всего, была разгромлена до того – в 1381-ом (или даже 1374) году. Из этих рассуждений видно, что если во время первого визита епископа на Вятку в 1391 году Верхняя слобода уже существовала, то мало вероятно, что в ней мог находиться уже достаточно зарекомендовавший себя иконописец из числа только-только замиренных и приученных к христианской вере местных вотяков (славяно-удмуртов). Тогда как за дополнительные 5 лет существования нового поселения (к 1396 году) это уже вполне могло произойти. (Оговорюсь, все эти логические построения очень шатки и условны, и могут быть опрокинуты новыми разысканиями.)
Что касается возможного существования на Слободской земле ранних ученических работ Рублёва, то они если и были, то сохраниться могли только лишь в Никольской церкви Верхней слободы (или Слободы). Достаточно бурные и трагические события 1489 года (не говоря уж о большевицком погроме прошлого века) внесли неизбежную сумятицу, и отыскать ныне «на чердаках» что-либо похожее на 14-ый век совершенно невероятно. Впрочем, что-то от крупных росписей иконостаса той поры новгородско-вятской школы все-таки могло уцелеть. Лет 20 назад в левом приделе Екатерининской церкви автор видел две иконы (размером примерно 70 на 50 см) напоминающие лучшие известные нам образцы 15-го века. Где они сейчас?
5. Вятский Дух
С точки зрения теории Гумилёва, на Вятке той поры, как и на любой окраине этноса в период агонии старого и зарождения нового государства (речь идет о Руси и России), в среде скопившихся противников новой власти и новых порядков появилось альтернативное московскому вятское ядро этногенеза. Их называли ушкуйники, хлыны, вятчане. Они противопоставляли себя всем остальным окружающим народам, в том числе москвичам, устюжанам, владимирцам, что давало основания не стесняться в средствах борьбы вплоть до геноцида. Пленённых язычников по традиции тех лет продавали в Поволжье на рынках рабов. Христианский полон с Двины и Устюга переселяли на Вятку. Это способствовало вытеснению удмуртов и других аборигенов с территорий примыкающих к слободам, а также обеспечивало их жителей (профессиональных воинов и торговцев) продуктами питания. Замирённых аборигенов крестили, а знать задабривали выгодным товарообменом, скупая меха, добытые рядовыми охотниками. В общем, на лицо все признаки появления нового государства и нового этноса.
В качестве примера, подтверждающего заявленный тезис, рассмотрим появление гидронима «Великая» (Вятка). У разных народов реки назывались в древности, а часто и поныне, различно. Например, Волга у тюрков звалась Итиль. Причем верхним её течением считалась нынешняя река Кама. (Русское название притока Камы – река Белая – произошло от тюркского «Ак-Итиль», что значит «Белая Итиль».) Верхняя Волга с такой точки зрения – приток Итиля.
Так как для северных русских людей основной водный путь на юг шёл через Вятку (этакий местный путь «из варяг в греки»), то нет ничего удивительного в том, что когда для ушкуйников река стала родной, они назвали её Великой, возможно включая в это понятие и нижнюю Волгу (Итиль). Заметим, что топоним «Великая» легко для нас понятен, то есть, он чисто русского происхождения, в отличие от тюркского «Итиль» (большая вода) и совершенно не ясного происхождения топонима «Волга».
В трёхстороннем противостоянии – московиты-великороссы, северорусские, татары – верх одержали первые. Они «завернули» исток главной реки региона к себе, и дали всей реке своё название.
Возможно, в 15–16 веках некоторые звали Вятку Хлыновицей. В народной памяти сохранилось славянское имя Вятка. После исчезновения «хлынов» и их противников оно снова стало основным.
Что касается притока реки Вятки ныне называемого «р. Великая», то без сомнений это относительно недавнее переименование. Можно даже догадаться, что ранее эта речка называлась Юрья. Сейчас так называется приток р. Великой, на его берегу стоит одноимённое поселение. Протяжённые, но маловодные верховья нынешней р. Великой петляющей в северных лесах в прошлые времена были не известны. Село Великорецкое не столь древнее (на карте 18 века его нет) и было основано уже после исправления пути крестного хода прибывшим на Вятку епископом Александром. Следующий вятский владыка архиепископ Иона, в конце 17 века ещё более потрудился на ниве искоренения старых вятских обычаев, преданий и традиций. Согласно введённой в оборот ходячей легенде о чудесном обретении иконы Николая Великорецкого, её якобы случайно нашёл в кустах местный крестьянин. В действительности икона эта была принесена ушкуйниками из Великого Новгорода. Она, являясь полковой иконой, сопровождала их в военных и торговых походах по реке Великой. Скорее всего, эту икону в середине 16 века (как и ещё одну) оставили в Москве, а на Вятку прислали копию в дорогом окладе. Известно, что в честь иконы Николая Великорецкого был назван один из приделов собора Василия Блаженного, а в честь вятской иконы Спаса Всеблагого Флоровские ворота Московского Кремля были переименованы в Спасские. Позже ворота достроили до одноимённой башни с часами.
Процесс становления обновлённого русского этноса был оборван распадом антимосковской оппозиции последовавшим за вероломным убийством Галицкого князя Шемяки, – её знамени. После этого Москве удалось поодиночке придавить Новгород, Казань и Вятку.
Казань и Новгород «опускали» постепенно. Окончательному разгрому они подверглись уже в 16 веке. Уцелело только сельское население и то отчасти. Казанские татары оказались рассеяны по всей России. Еще в 19 веке татары жили на окраине Казани в небольшой Татарской слободе. (Это наводит на мысль, что слобода Хлыновка получила своё название аналогично: когда был построен новый город, прежнее население старой слободы, – потомки «хлынов», – по всей видимости, продолжало проживать здесь ещё какое-то время.) Сохранить народ удалось лишь благодаря мусульманской вере, препятствовавшей смешению с титульной нацией – великороссами, имевшими, кстати, определенные преимущества перед нацменами. В советское время казанские татары нежданно-негаданно получили (пусть чисто формально) территориальную автономию. Большевики, в заметном числе не русские, в первые годы своей власти чувствовали себя неуверенно, а потому вербовали сторонников из числа национальных меньшинств. Слабая Ельцинская власть в конце прошлого века разрешила то, что было на бумаге, и ныне мы видим достаточно экономически независимую и процветающую республику Татарстан.
На Вятке так же сохранилось главным образом лишь сельское население. Царская власть много поработала, чтобы извести народную память. Возникшую как демонстрацию протеста в память о победоносных походах ушкуйников традицию крестных водных ходов по реке Великой (Вятке), разбили на местные пешие ходы в разное время года, а то, что осталось покрупнее, – завели в глухомань одного из притоков. Священную икону припрятали в Москве, где-то там же сгноили подлинные вятские летописи, а самой реке и «нехорошему» городу на ней «вернули историческое название». В угоду этому искажался вятский герб, писались лукавые исторические повести, распространялись всяческие басни и прибаутки, в которых вятских людей выставляли этакими недоумками. Сюда на Вятку с целью «улучшения породы» присылались всевозможные племена, а коренных вятских людей гнали на войны и освоение Сибири. Замалчивание и фальсификация нашей истории продолжается до сих пор.
В наше время от прежнего духа вятской вольности мало что осталось. Редко встретишь тот особый вятский характер. Но он есть. Купец Анфилатов не случайно снаряжал корабли в Америку, а «полукровка» Грин не случайно всю жизнь мечтал о морских странствиях. И хотя гены первых русских поселенцев на Вятке рассеяны и присутствуют у нынешних вятчан в гомеопатическом проценте, настоящий вятский человек всегда чувствует свою особость и моральное превосходство, свою принадлежность к Земле предков, – осевших на Великой реке Вятке русских викингов.
Евг. Слободской,
сентябрь, 2006
